– Элен поступила к нам секретаршей примерно лет десять назад, – медленно начал Горинг. – Оказалась очень способной, и два года спустя Марджори Френч предложила перевести ее в редакторы, а впоследствии сделала своим заместителем. Будь Элен жива, она вскоре стала бы главным редактором. Теперь, наверное, Тереза Мастере займет этот пост, когда Марджори уйдет на покой. Не думайте, я ничего не имею против Терезы. Наоборот, я к ней прекрасно отношусь. Но как бы ни рекомендовала ее Марджори, я не считаю, что Тереза сможет возглавлять журнал. Но, – спохватился вдруг он, – извините, инспектор. Вам, наверное, неинтересно слушать о редакционных делах.

– Нет, нет, – ответил Генри, – все это очень интересно. Значит, мисс Френч собирается вскоре уйти на покой?

– Очень прошу вас сохранить это в строжайшей тайне, Тиббет. Марджори тяжело больна. Она не хочет в этом признаваться, но врачи велели ей бросить работу. Вопрос о том, кто заменит ее, очень меня беспокоит. Успех журнала почти полностью зависит от редактора. Я не хотел бы приглашать кого–нибудь со стороны. А среди сотрудников было две кандидатуры – Тереза и Элен. Я, как вы знаете, был за Элен, и ее смерть для меня.» – он запнулся, – большая личная трагедия.

– Мне рассказывали, – осторожно подбирая слова, начал Генри, – что последнее время у нее были какие–то переживания, связанные с одним из сотрудников журнала.

Лицо Гориига стало жестким.

– Меня это не касается. Меня интересовали только ее деловые качества.

– Но все же, собираясь назначить кого–то на столь ответственный пост…

– Да, Марджори мне об этом говорила, – отозвался Горинг. – Она считала, что неурядицы в личной жизни могут отразиться на редакционных делах. Но мне удалось убедить ее, что это те так важно. Увы, я видно, был не прав. Хотя…

Тут разговор был прерван из–за появления невысокого, но стройного молодого человека. Костюм его был сшит чуть–чуть слишком шикарно, а волосы были чуть–чуть слишком длинны. Он торопливо приближался к ним странной подпрыгивающей походкой и кричал высоким голосом:

– Годфри, дорогой! Что это значит? Я только что… – увидев Генри, он осекся.

– Здравствуйте, Николас, – произнес Горинг не очень приветливым тоном.

– Я только что раскрыл газету, милый мой, и потрясен! Буквально потрясен!

– Инспектор, – Горинг выговорил это слово негромко, но очень отчетливо, – могу я представить вам мистера Найта? Николас, это старший инспектор Тиббет из Скотланд–Ярда.

Молодой человек, как подкошенный, рухнул на стул.

– О!.. – сказал он, побледнев. – О да, конечно… Рад познакомиться с вами.

– Мистер Найт, – сказал Горинг, – один из самых наших талантливых молодых художников–модельеров.

– Я о вас слышал, мистер Найт, – сказал Генри.

– Обо мне?.. Как это?.. То есть.., правда? Я надеюсь, слышали что–то хорошее? – добавил он с жалобной нервной улыбкой.

– Вы вчера были у мистера Горинга, верно? – спросил Генри.

– Я?.. То есть.., ну да, конечно. Очень, очень мило вы все это устроили, Годфри. И подумать только, что.., мм–да. Должен с вами попрощаться… Работы сейчас по горло… Всего хорошего, инспектор. – Найт вскочил и стал пробираться к выходу.

– Мистер Найт, – громко окликнул его Генри. Тот, вздрогнув, обернулся. – Могли бы вы сегодня зайти в редакцию «Стиля»?

Бедняга художник был пуглив, как кролик. Он оглянулся, словно опасаясь, что их подслушивают, и тихо, почти шепотом, сказал:

– Не смогу. Лучше приходите ко мне в салон. Работаю, понимаете ли, не разгибая спины. В этом же здании, первый этаж. Любой вам покажет. – Он поклонился и исчез за бархатными занавесками в конце зала.

– Очень талантливый молодой человек, – заметил Горинг, когда тот скрылся. – Не обращайте внимания на его.., гм.., причудливые манеры. Люди его профессии стараются держаться экстравагантно. Но он серьезный деловой юноша, хотя и пытается это скрыть.

Вспомнив о том, что он услышал от Патрика Уэлша, Генри рискнул сыграть втемную и сказал:

– А разве он не был недавно замешан в какой–то скандальной истории? Горинг внимательно взглянул на Генри.

– Найт? Никогда не слышал. Нет.

– Ну, значит, я его с кем–то спутал, – сказал Генри. – Я ведь мало знаком с вашим миром.

Они помолчали. Генри терпеливо ждал, не добавит ли чего–нибудь Горинг. Пока они еще не коснулись того, ради чего он был приглашен на завтрак. Наконец Горинг произнес:

– Ох уж этот мир моды! Удивительный мир, инспектор. Думаю, пока вы будете заниматься этим делом, он еще не раз поставит вас в тупик. Мы все в общем–то довольно необычные субъекты.

Генри обратил внимание, что чуть ли не каждый сотрудник «Стиля» старался внушить ему: их мир – особый мир. Но, если не считать тех эскапад, какие устраивал Патрик, все эти люди ничем не отличались от прочих смертных. Может быть, это особая форма тщеславия – воображать себя оригиналами? А может, странности–то есть, но посерьезней тех, на которые ему все время намекают? Вскоре это, очевидно, выяснится.

А Горинг продолжал:

– Трудно найти подходящих людей. Не только с деловой, но и с творческой точки зрения. Ведь все эти художественные редакторы и фотографы, во–первых, должны быть людьми по–настоящему талантливыми, и к тому же им предстоит творить для женщин и под руководством женщин. В то же время в этом эфемерном мире мужчина должен быть носителем здравого смысла, всегда уравновешенным и спокойным.

Вспомнив Патрика, Генри улыбнулся.

– Я понимаю ваши трудности.

– Единственный, кого я считал образцом, – это Майкл Хили, – продолжал Горинг. – Пригласив Майкла к себе в журнал, я нарушил одно из самых своих главных правил – никогда не брать на службу мужа и жену. Майкл в то время был уже женат на Терезе Мастере, которая была тогда заместителем редактора отдела мод. Но я сделал исключение, приняв во внимание не только талант, но и характер Майкла. И лишь недавние события заставили меня подумать: не совершил ли я ошибку?

«Вот мы и добрались до сути», – отметил Генри.

Пока официант разливал кофе, Горинг закурил.

– Я даже рад, инспектор, – продолжал он, – что вы упомянули об этом злополучном романе Майкла и Элен, Мой долг предупредить вас: Майкл вовсе не такой уж рассудительный и уравновешенный субъект, каким он кажется. У него наступил какой–то кризис и в жизни и в творчестве. Несколько лет назад о романе между Элен и Майклом даже и подумать было невозможно. А сейчас он потерял всякое чувство ответственности. То ли с Терезой у него что–то не ладится, то ли в творческой жизни наступил перелом. Не знаю. Но я хочу предупредить вас: то, что он делает и говорит сейчас, часто.., как бы это сказать.., не совпадает с реальностью.

– Вы хотите предупредить, чтобы я не очень ему верил? – напрямик спросил Генри.

– Нет, я не то имел в виду, – поспешно сказал Горинг. – Ради бога, не думайте, что я его обвиняю во лжи. Я лишь советую вам относиться к его словам с осторожностью.

– Возможно, вы и правы, – согласился Генри, вспомнив, как огорошило его после разговора с Майклом сообщение врача. Горинг откинулся на спинку стула и помешал кофе.

– Элен не заметила происшедшей с Майклом перемены. Она видела одно – многолетняя дружба вдруг превратилась в роман. Как свойственно всякой женщине, она решила, что Майкл переменился из–за любви к ней, а не наоборот: полюбил ее из–за того, что переменился. Обнаружив же свою ошибку, она впала в отчаяние. Сейчас поздно что–нибудь исправить, но я был виноват. Если бы мы вовремя отослали куда–нибудь Майкла, а Элен сделали бы редактором, увлечение работой и новые обязанности помешали бы ей… Вы понимаете, к чему я это говорю, инспектор?

– Пытаетесь уверить меня, что Элен покончила с собой?

– Я убежден, что она это сделала, – сказал Горинг. – Это единственное, что можно предположить. Врагов у нее не было. Ни одна душа на свете не желала ей смерти.

– Кроме разве что Майкла Хили или его жены?

– Нет, нет! Мой дорогой инспектор, это абсолютно…