– Это я успел заметить, – кивнул Генри.

– Возьмем, к примеру. Тетушку, – продолжал Николас. – Вы, я думаю, уже знакомы с ним?

– Знаком! – с чувством ответил Генри.

– Так вот он – форменный мошенник, – злобно заявил Николас. – По сути дела, заурядный, тупоголовый ирландец. Очень заурядный, – чуть ли не с завистью добавил он. – Но положение обязывает его изображать из себя чудака. А вот Элен Пэнкхерст в этой игре не участвовала. Она просто оставалась сама собой. Так мне говорили… – Кто именно?

***

– Ну.., это общеизвестно, – отмахнулся Николас. – А возьмите Терезу и Майкла. Разве это брак? Это чистый фарс! – Николас засмеялся. – Тереза – дочь лорда Клэндона. Денег куры не клюют. Работать она пошла просто, чтобы развлечься. И лишь много позже вдруг обнаружилось, что у нее есть это мистическое чувство моды. Майкл выгодно женился, что говорить. Едва ли Клэндоны были в восторге. Но, что самое смешное, сейчас все наоборот. – То есть?

– Теперь Майкл знаменитость. Не будь он зятем Клэндонов, им сейчас не удалось бы залучить его даже на обед. Генри в этом усомнился, но ответил лишь:

– Это еще не означает, что их брак – фарс.

– Я не хочу казаться злым, – с ханжеским видом сказал Николас, – но Тереза не из тех, кого назовешь сложной натурой. Зато у Майкла столько самых разнообразных интересов, – ядовито произнес он. – О нем многое говорят.

– В том числе и об его отношениях с Элен Пэнкхерст? Николас удивился.

– Элен? Нет… Хотя… – Он замялся, затем, явно кривя душой, продолжал:

– Я не сплетник, инспектор. Вполне возможно, что ходят какие–то слухи относительно Майкла и Элен. До меня они не дошли, вот и все. – Казалось, это его огорчает.

Генри так и не удалось заставить Найта сказать что–нибудь более определенное. По его словам, у Майкла никогда не было ничего общего с Терезой. Майкл жил в совершенно ином мире: гораздо больше интересовался театром и балетом, чем модами. В конце концов Генри отступился и, решив при случае вернуться к этой теме, стал расспрашивать о событиях прошлой ночи.

– Я вчера работал допоздна, – начал Найт. – Примерно около полуночи решил зайти в этот кабак внизу, выпить рюмочку на сон грядущий.

– Кабак – это «Оранжери»?

– Да. Кошмарное заведение, верно? Но удобно, рядом. Генри взглянул в окно и увидел, что как раз напротив находится редакция «Стиля».

– А вы не заметили, был свет в окнах напротив? – спросил он. :

– Не то чтобы заметил, просто знал, что они просидят допоздна из–за парижского выпуска. Я бы уж скорей заметил, если бы света не было…

– Итак, – сказал Генри, – вы спустились в «Оранжери» и встретили там мистера Горинга и мистера Барри.

– Верно. Они как раз кончали ужинать. Оба были чуть навеселе. Горас сыпал бесчисленными анекдотами, как всегда на редкость несмешными. Годфри, как обычно, притворялся «свойским малым». А это трудно, когда пьешь один тоник. Я понял, что они с Горасом заключили какую–то сделку и этот ужин должен ее закрепить. Сам я до смерти устал, просто не знаю, как я все это выдержал…

– Почему же вы согласились поехать к мистеру Горингу?

Николас слегка смутился.

– Вообще–то я не люблю выгоды ради подмазываться к людям, которые мне не нравятся. Но все же мне надо как–то ладить со «Стилем». Вы понимаете?

– Да. Значит, вы и мистер Барри поехали на Бромптон–сквер, а мистер Горинг зашел в редакцию за остальными. Кстати, миссис Горинг была дома?

– Лорна? Нет, она почти все время за городом. У них и в городе есть дом, и в Суррее. – И добавил:

– Вот вам еще один ловкач, женившийся на деньгах.

– Скажите, вам не показалось, что кто–нибудь из сотрудников «Стиля» расстроен, нервничает – словом, не в своей тарелке? Николас фыркнул.

– Они вечно не в своей тарелке. Тетушка говорил грубости, прямо напрашивался на ссору. Майкл изводил беднягу Гораса, надо сказать, очень смешно. Тереза была спокойна, а Марджори показалась мне совсем больной.

– А мисс Филд?

– Мисс Филд? Кто это?

– Секретарша мисс Френч. Вы отвозили ее домой.

– А–а, сурбитонская сирена! Что вы хотели о ней знать?

– Она тоже выглядела как обычно?

– Понятия не имею. Я ее никогда прежде не видел. Впрочем, едва ли можно выглядеть обычнее.., бедняжка.

– Итак, вы отвезли домой мисс Филд и мистера Барри и снова вернулись сюда?

– Да. Я живу в мансарде, в живописной нищете. Хотите бросить взгляд на мое гнездышко?

– Нет, спасибо, – решительно отказался Генри. – Не заметили ли вы, который был час?

– Примерно около трех, не скажу вам точнее. Я помню, что уехал с Бромптон–сквер в половине третьего.

– И когда вы сюда вернулись, – продолжал Генри, – вы не заметили чего–нибудь необычного? Может быть, кто–нибудь входил в дом напротив или, наоборот, уходил?

– Кое–что заметил. Подойдя к окну, чтобы задернуть занавеси в спальне, я увидел, как из дверей выходила какая–то женщина. Очень странного вида особа в кошмарном оранжевом платье, белой накидке и в очках. Я еще подумал: наверняка не из отдела мод.

Генри кивнул.

– Это, вероятно, была мисс Пайпер, редактор отдела искусств. Что она сделала, выйдя из дому?

– Пошла пешком по улице.

– И больше вы никого не видели?

– Мельком видел Элен. Она печатала на машинке. Значит, была жива еще. Потом я задернул шторы, свалился в постель и уснул как убитый.

– Понятно. Большое спасибо, – Генри заглянул в свою записную книжку. – Мне хотелось бы еще поговорить с мистером Барри. Вы не скажете, как с ним связаться? Ведь вы его хорошо знаете?

– Я для него работаю, – коротко ответил Николас.

– Для него? – удивился Генри. – Я думал… Я хочу сказать, вы ведь художник высокого класса, а он…

– …выпускает стандартную продукцию? – весело спросил Николас. – Вы совершенно правы, инспектор. И в то же время глубоко ошибаетесь. Вы недооцениваете общий сдвиг во вкусах покупателя. Что плохого в стандартной одежде? Разумеется, Париж указывает путь, но фирмы, выпускающие массовую продукцию, буквально по пятам идут вслед за Парижем. А у работающих женщин водятся денежки, которые им хочется истратить. – Найт, сев на своего конька, утратил излишнюю манерность, и Генри вспомнилось, что говорил Горинг о его деловых способностях. – Люди, подобные мне, стали анахронизмом, – продолжал Николас. – Сейчас выгоднее заниматься готовым платьем. Именно в этой области и должны работать хорошие художники–модельеры. Они, к слову, так и делают. Любой художник с именем связан теперь с какой–нибудь фирмой готового платья. Прямой расчет. Пять тысяч платьев по десять гинеи приносят больше дохода, чем одно платье за сто. Ну а салон приходится держать, чтобы твое имя и модели приобретали известность, – это стоит жертв! – Он помолчал, как бы смутившись. – Мне повезло. Моя… Один приятель одолжил мне для начала денег. А теперь у меня есть имя. Я это понял еще полгода назад, когда Барри предложил мне, делать модели для его фирмы. У меня какой–то нюх… Я, так сказать, умею переводить парижские модели на язык «Барри–моды». В прошлом сезоне я сделал, для них почти четвертую часть всех моделей. А в следующий раз вообще подготовлю всю партию. Сам Барри нудный и вульгарный тип, но дело он знает до тонкостей.

– Так где же я смогу его найти? – снова спросил Генри.

– Поуп–стрит, 286. Чуть ли не все торговцы готовым платьем обосновались в тех краях, благослови их бог, – ответил Найт. Когда Генри собирался уходить, его вдруг осенило.

– Кстати, – спросил он, – вы не были в Париже на той неделе?

К его удивлению, Найт побледнел.

– Не был! – взвизгнул он. – Конечно, не был! Я никогда не езжу в Париж, и все это знают! Я просидел здесь всю неделю, вам это кто угодно подтвердит…

– Не стоит так волноваться, – успокоил его порядком заинтригованный Генри. – Вы сказали, что переводите парижские модели, вот я и подумал…

– У меня есть глаз! – срывающимся голосом вскрикнул Николас. – Я гляжу на фотографию и вижу, как скроено платье. Мне не нужны «toiles»! – Он вдруг осекся.