Комната рядом служила чуланом: старая печурка, матрас, сломанный шезлонг, комод без ящиков. На окне никаких занавесок. Марей уткнулся лбом в стекло и снова отыскал взглядом заводской каштан…

– Он великолепен, – заявил Марей.

– Правда?

Склонившись над колыбелью, Бельяр вытирал рот сына кончиком тонкого батистового платка.

– Ученый, – сказал Марей. – Сразу видно.

– Бедняжечка! Надеюсь, что это не так, – воскликнула мадам Бельяр.

Инженер выпрямился, задумчиво посмотрел на спящего младенца.

– Пусть будет, кем хочет, – прошептал он, – только бы был счастливее нас!

– Неблагодарный! – сказал Марей. – Тебе ли жаловаться…

И, повернувшись к его жене, продолжал:

– Ну и ненасытный у вас муж. Я бы не отказался поменяться с ним.

Улыбнувшись, он взял Бельяра за руку.

– Не обращай внимания, старина. Я заговариваюсь.

– У вас усталый вид, – заметила мадам Бельяр. – Идемте… ужин готов. Если слушаться Роже, так весь день и проведешь в этой комнате.

– Правда, – сказал инженер, – ты что–то совсем расклеился. Что–нибудь не ладится?

– Да нет. Все идет прекрасно.

– Как следствие?

– Двигается потихоньку.

Они перешли в столовую, и Марей забыл о своих заботах. Он любил Роже и Андре, эту нежную скромную молодую женщину, обожавшую своего мужа. Через несколько лет после окончания войны Андре бросила учебу, вышла замуж за Бельяра и с тех пор довольствовалась тем, что жила подле него.

– Думаешь, это так весело – женщина, которой ты внушаешь робость, – пожаловался как–то Бельяр, совсем заскучав. – Во время войны было хорошо.

– Может, еще скажешь, что жалеешь о жизни в подполье, о секретных заданиях, обо всяких передрягах, выпавших на нашу долю, – вздохнул Марей.

Нет, Бельяр, конечно, ни о чем не жалел. Но он не был, подобно Сорбье, одержим страстью научных открытий. У него оставалось время на то, чтобы читать, бывать в гостях, слоняться просто так, разъезжать. Порой он звонил Марею.

– Я тебя увожу.

– Куда?

– Куда пожелаешь. Хочется взглянуть на людей.

Они отправлялись в театр или молча ехали куда глаза глядят.

– Знаешь, чего тебе недостает? – говорил Марей.

– Знаю, знаю… сына… Но у Андре никогда не будет детей.

И вот чудо свершилось. Появился ребенок, он был тут, в соседней комнате, и взгляд у Бельяра стал совсем иным. Да и сам он, казалось, помолодел, но в то же время стал каким–то озабоченным. Он поглядывал на свою жену с удивлением, пожалуй, даже с недоверием.

– Извините, что я смотрю на часы, – сказал Марей, – но мне должны позвонить.

– Здесь ты у себя дома, старина. Не стесняйся. Кстати, как там с этим шофером?

– Пока на свободе, только ненадолго. У меня есть его адрес. Я даже осмотрел дом, где он живет.

Андре без конца вскакивала, чтобы присмотреть за новой служанкой, которая громыхала кастрюлями на кухне, и Бельяр стал нервничать.

– Почему же ты его не арестовал? – спросил он.

– А за что его можно арестовать?

– Если он украл, убил…

– Ну–ну… У меня нет никаких доказательств, а мы сейчас живем не в годы оккупации.

– Жаль!

Картошка подгорела. Салат… и в самом деле, забыли салат. Расстроенная Андре снова исчезла.

– Я выгоню эту девчонку, – проворчал инженер.

– Этим ты ничего не добьешься, – сказал Марей. – Ты свободен сегодня вечером?

– Конечно.

– Можешь ты расстаться со своим сыном… ну, скажем, часа на два?

– Болван.

– Ладно. Я тебя увожу… Мы сменим Фреда и будем наблюдать за Монжо. Вспомним молодость. Кто знает? Может быть, он наведет нас на крупную дичь.

Зазвонил телефон, и Марей вытер рот салфеткой.

– Скажи своей жене, что мы уходим.

Он кинулся в гостиную. Звонил Фред.

– Ничего нового?… Прекрасно. Сейчас я тебя освобожу… Ну скажем, в девять часов. Ты успеешь поужинать… Хорошо… Спасибо.

Вернувшись в столовую, Марей понял: Андре уже знает, что они уходят.

– Я похищаю вашего мужа, но ненадолго, – пошутил комиссар. – Он может мне помочь…

Помочь? Нет. Марей заранее знал, что ничего не случится, что слежка превратится в прогулку, но ему вдруг захотелось вновь пережить вместе с Бельяром забытые минуты. И он угадывал, что Бельяр со своей стороны тоже испытывал радостное возбуждение. Маленький заговор мужчин, который надо было скрыть от Андре. Конец ужина прошел довольно весело. Бельяр вдруг стал красноречивым. Он разгорячился, торопил Андре. Ему не терпелось поскорее уйти, и жена не могла сдержать улыбку. Пока Андре ходила за бутылкой коньяка, Бельяр спросил, наклонившись к другу:

– Ты по–прежнему думаешь, что речь идет о шпионаже?

– Ничего я не думаю. Ясно только одно: Монжо на кого–то работает.

– А если шпионаж тут ни при чем?

– Зачем же тогда Монжо понадобился этот цилиндр?

– Ты думаешь, цилиндр именно у него?

– Откуда я знаю? Пока что я чувствую какую–то связь между Монжо, цилиндром и неизвестным, которого надо найти. Вот и все. Какого рода эта связь, я не знаю. Но в том, что она существует, я не сомневаюсь, и это уже неплохо.

Бельяр наполнил рюмки.

– За малыша и его маму, – сказал комиссар.

– Я готов, – объявил Бельяр.

Спустилась ночь, душная ночь большого города, изнемогающего от жары.

– Помнишь… – начал Бельяр.

Да стоило ли об этом говорить? Они втиснулись в малолитражку с еще не остывшей крышей. Хорошо было ехать вот так, плечом к плечу. Исчезло вдруг все: семья, работа. А то, прежнее, вернулось. Недоставало, быть может, лишь ощущения опасности. Да и то, как сказать. Вдруг запылает небо на горизонте? Или, попросту говоря, вдруг Монжо заупрямится? Вдруг он предпримет что–нибудь невероятное? Ведь они так мало, так плохо его знают! Но все это неважно. Марей вкушал сладость этой минуты, отданной дружбе и воспоминаниям. Он похлопал ладонью Бельяра по колену, Бельяр улыбнулся, зажег сигарету и сунул ее в рот комиссару.

– Который час? – спросил Марей.

– Без двадцати девять.

– Прекрасно.

И Марей коротко, порой ненадолго умолкая, ввел Бельяра в курс дела. Домишко Монжо… грязная комната… бинокль… Зачем этот бинокль? Не иначе, как наблюдать за жизнью завода… Но кто пользовался этим биноклем? Шофер или тот, другой?

Другой? Марей начал говорить «другой» инстинктивно. «Другой» – существо таинственное, бежавшее через окно вместе с цилиндром, несмотря на Леживра. Другой, который, быть может, следит за ними без их ведома? Другой, точно так же, как прежде, когда улица могла обернуться западней, когда долго прислушивались у дверей, прежде чем постучаться к лучшим своим друзьям.

– Помнишь… – начал Бельяр.

Еще бы не помнить, всем своим существом Марей помнил.

Машин было мало, а когда они выехали из Парижа, их и вовсе не стало. На тротуарах мелькали редкие прохожие, в окнах виднелись застывшие фигуры.

– Здесь, – прошептал комиссар.

Они оставили машину в начале улицы Броссолет, в тени погруженной во мрак стройки. Перед ними неожиданно вырос Фред.

– Ну что?

– Ничего нового. Кончает ужинать… Сегодня, мне кажется, надеяться не на что.

– Кто знает? Ну ладно, не задерживайся дольше. Беги… До завтра.

Фред пожал им руки и быстро зашагал прочь.

– У тебя есть план? – спросил Бельяр.

– Нет. Будем следить за Монжо, вот и все. Я вылезу. Ты останешься в машине, немного поодаль, чтобы тебя не заметили. В случае чего поможешь мне.

Они медленно прошли мимо кафе «У Жюля». Крохотное бистро. Всего несколько столиков. Хозяин облокотился о стойку бара, а в углу – Монжо, в полном одиночестве раскуривающий короткую трубку. Марей с Бельяром беспечно прогуливались. Марей отчетливо помнил фотографию шофера. Теперь он постарел, отяжелел. В чертах лица появилось что–то более решительное, более ожесточенное, чем на фотографиях в картотеке… Сомнений не было. Он стал опасен.

– Тебе случалось иметь с ним дело, когда он служил у Сорбье?