– Он получал много денег, – заметил Оберте. – К тому же он был не из тех людей, которые продаются.
– Я тоже так думаю, – сказал Марей, – но таково уж мое ремесло – рассмотреть все возможные гипотезы, даже самые нелепые.
В дверь постучали. Это Кассан принес ключ. Оберте представил своего секретаря.
– Подождите нас внизу, – сказал он. – Вы покажете комиссару завод.
Оберте закрыл дверцу сейфа, сбросил набор шифра.
– Можно начинать? – спросил он.
Марей взглянул на свой хронометр и опустил руку. Небо постепенно светлело, с крыши стекали последние капли. В листве каштана чирикали птицы. Оберте не торопясь, орудовал над замком.
– Девятнадцать секунд, – сказал Марей. – Больше, чем понадобилось Бельяру и Ренардо, чтобы добежать сюда. Дело ясное. Сейф был уже открыт.
– Значит, мы все–таки кое в чем разобрались, – сказал Оберте.
Марей кивнул.
– Подведем итоги. Человек пробрался во флигель, либо когда Леживр отправился за корзинкой в столовую, и ждал, где–нибудь спрятавшись, скорее всего в чертежном зале, либо он пришел, уже когда Леживр унес корзинку. И в том и в другом случае ему это было нетрудно сделать.
– Это и правда единственно возможное объяснение.
– Подождите!.. Можно еще допустить, что было два Человека. Один из них держит Сорбье под прицелом, другой берет цилиндр и убегает. Сорбье не в состоянии был оказать им ни малейшего сопротивления, но вдруг он слышит во дворе голоса, зовет на помощь, и преступник убивает его.
– Но куда же делся этот сообщник? Остается все та же проблема.
– Не спорю, – сказал Марей. – Но я выдвигаю и такую гипотезу, чтобы ничего не упустить.
Он подошел к двери, жестом подозвал Бельяра и Ренардо.
– Выстрел наделал много шума?
– Нет. 6.35 – калибр не слишком шумный, – заметил Бельяр. – Тебе приходилось это слышать чаще, чем мне.
– Если бы вас во дворе не было, а Леживр сидел бы у себя в сторожке?
– Думаю, он ничего бы не услышал, – сказал Ренардо. – А что это меняет?
Марей пожал плечами и стал изучать окно, выходившее в сад.
– Видите, – сказал он, – шпингалет закрыт до отказа. Отсюда выбраться было невозможно.
Он прошел в кабинет Бельяра. Окно там тоже было закрыто наглухо.
– Остается двор, – прошептал он. – Прыжок с двух метровой высоты… и при этом с грузом в двадцать килограммов… Этого–то Леживр не смог бы не заметить. Ведь человек упал бы прямо к его ногам!
Марей повернулся к Оберте.
– У этого цилиндра есть какая–нибудь ручка?… Вообще что–нибудь, что облегчало бы его переноску?
– Он совершенно гладкий, – ответил Оберте. – Представьте себе еще раз термос или небольшой снаряд. Его надо брать обеими руками. Одной рукой не удержишь. Но может быть, преступник захватил с собой сумку или ящик.
– Должен вам сказать, – признался Марей, – что загадка эта не дает мне покоя… Когда вы приехали, в переулке вам никто не повстречался?
– Нет, – ответил Ренардо.
– А перед тем, как свернуть в переулок? Там не стояло никакой машины?
– Нет. От жары все попрятались. Да и потом, не забывайте, сейчас время отпусков. Курбвуа напоминает пустыню.
– Не хотите ли вы осмотреть завод? – предложил Оберте.
– Вряд ли я узнаю что–либо новое, – сказал Марей. – Роже и вас, мсье Ренардо, я попрошу не уходить отсюда. Впрочем, мои люди вернутся через несколько минут.
– Я прикажу охранять флигель, – сказал Оберте.
Он посторонился, пропуская комиссара вперед.
Внизу стояли два охранника в синей форме с тяжелым пистолетом у пояса. Щелкнув каблуками, они отдали честь.
– Сколько у вас охранников? – спросил Марей, когда они шли по двору.
– Двенадцать, – ответил Оберте. – Этого недостаточно. Доказательство налицо! Но средств выделяют мало. Хотя, говоря откровенно, красть здесь совершенно нечего. По крайней мере, мы так думали! Ночью несут усиленную охрану, чтобы избежать возможного вредительства.
– Посетители обязаны при входе оставлять свои удостоверения личности, – заметил Кассан. – За три года у нас ни разу не случалось никаких происшествий.
Они дошли до угла здания, и Марей вздрогнул от удивления. Перед ним лежал маленький ультрасовременный городок, скрытый до тех пор высокими стенами цехов. Он увидел здания с широкими окнами, которые были отделены друг от друга красными цементными дорожками, водонапорную башню, столовые, лаборатории, металлические ангары… Внешне все это напоминало какой–то университетский городок, больницу или аэропорт. Взад и вперед сновали джипы, грузовики, доносились звонки, стучали пишущие машинки.
– Любопытно, – произнес Марей. – Я ожидал увидеть… сам не знаю что… в общем, завод, большие машины, дымящиеся трубы, моторы.
– Здесь все приводится в движение электричеством, – сказал Оберте. – За спиной у нас старое здание, полностью переоборудованное, где мы снабжаем проперголь, предназначенный для ракет, обогащенным ураном, который нам поставляет Комиссариат по атомной энергии. Сейчас мы входим на новую территорию центра, специально отведенную для исследований. Кассан даст вам все необходимые объяснения. Всего хорошего, комиссар. Держите меня в курсе.
Он протянул Марею руку и заспешил к двухэтажному белому зданию из стекла и цемента.
– Сюда, – показал Кассан. Марей остановил его.
– Я не турист и не представитель миссии, – сказал Он улыбаясь. – Я просто хочу взглянуть на лабораторию, где работал Сорбье.
– Боюсь, что у вас слишком… классическое представление о лаборатории, – ответил Кассан. – В действительности весь центр и представляет собой лабораторию. Вообразите себе некий физический кабинет, где вот это все – аппаратура для опытов…
Он обвел рукой высокие электрические мачты с проводами, увешанными разноцветными шариками, подъемные краны, казавшиеся хрупкими под грозовым небом, каркасы строящихся зданий, плоские крыши.
– Понимаю, – сказал Марей. – Но был же у него свой уголок?
Кассан усмехнулся и постучал пальцем по лбу.
– Его уголок, – прошептал он, – это здесь.
Они поднялись по ступенькам, и Кассан открыл высокую застекленную дверь.
– Это отдел металлургии и прикладной химии…
Они пересекли вестибюль. За столом, уставленным телефонами, охранник ставил штампы на пропуска. Марей замер на пороге первой лаборатории.
– Проходите, – сказал Кассан. – Тут еще много других.
– Понимаю, – проворчал Марей. – Метрополис.
Зал, вероятно, был огромным, но казался маленьким, так как его загромождали гигантские аппараты. Трубы, пучки проводов, лампы, стеклянные трубки цеплялись за рамы, подобно вьющимся растениям, карабкающимся по сводам туннеля. Молчаливые люди в белых халатах ходили взад и вперед среди этого необычайного цветения, склонялись над циферблатами, передвигали какие–то ручки. Казалось, от самих стен и пола исходило жужжание, словно слетелся рой пчел. Марей шагал осторожно, с опаской.
– Здесь, – вполголоса рассказывал Кассан, – доводят до кондиции вещества, замедляющие реакцию нейтронов…
– А Сорбье?…
– Он все контролировал. Его работа начиналась после того, как кончалась работа других. Он, если хотите, суммировал результаты.
Лаборатории следовали одна за другой, и Марей почувствовал растерянность. Слишком быстро сменялись картины, и такие разные. Они покинули высокий, напоминающий собор зал, под куполом которого двигался мостовой кран, и вошли в огромную комнату с низким потолком, похожую на блокгауз, где, склонившись над пультом в форме подковы, сидел всего один инженер: он следил, как перед ним, вдоль стены вспыхивали светящиеся сигналы, скользили непрерывной чередой синие, красные, зеленые огоньки, фосфоресцирующим светом мерцали экраны, дрожали на серебряных циферблатах тонкие, как волоски, стрелки. И всюду тяжелые двойные двери из стали, передвигающиеся на роликах и снабженные непроницаемой прокладкой. Всюду сигналы: «Не входить»… «Входите»… А были залы, похожие на внутренность радиоприемника, только несравненно большего размера, и еще такие, что напоминали музеи: реакторный зал, циклотронный…