– Расслышал несколько фраз, которые – я ведь считал, что мистер Экройд разговаривает с доктором Шеппардом, – показались мне несколько странными. Мистер Экройд вроде бы сказал: «Обращения к моему кошельку были столь часты за последнее время, что эту просьбу я удовлетворить не смогу…» Тут я ушел и больше ничего не слышал, но очень удивился, потому что доктор Шеппард…

– …не имеет обыкновения просить взаймы ни для себя, ни для других, – докончил я.

– Требование денег… – задумчиво произнес инспектор. – Возможно, в этом разгадка. Вы говорите, Паркер, – обратился он к дворецкому, – что никого не впускали через парадный вход?

– Никого, сэр.

– Следовательно, сам мистер Экройд впустил этого незнакомца. Но я не понимаю… – Инспектор на минуту задумался. – Однако ясно одно, – продолжал он, – в половине десятого мистер Экройд был еще жив и здоров. Это последнее, что нам о нем известно.

Паркер смущенно кашлянул. Инспектор строго взглянул на него:

– Ну?

– Прошу прощения, сэр. Но мисс Флора видела его после.

– Мисс Флора?

– Да, сэр. Примерно без четверти десять. Она мне сказала, что мистер Экройд не хочет, чтобы его тревожили.

– По его поручению?

– Не совсем так, сэр. Я нес поднос с виски и содовой, а мисс Флора как раз вышла из кабинета и остановила меня.

Инспектор очень внимательно посмотрел на Паркера.

– Но вас же уже предупреждали, что мистер Экройд не желает, чтобы его тревожили?

Паркер начал запинаться. Руки у него дрожали.

– Да, сэр. Да, сэр. Именно так, сэр.

– Но вы все–таки собирались войти?

– Я позабыл, сэр. То есть я хочу сказать, что я всегда в это время приношу виски с содовой, сэр, и спрашиваю, не будет ли еще приказаний. И я полагал… в общем, я как–то не подумал…

Тут впервые до моего сознания дошло, что Паркер подозрительно взволнован. Его буквально трясло, как в лихорадке.

– Хм, – сказал инспектор. – Я должен немедленно поговорить с мисс Экройд. Когда я вернусь, осмотрю комнату. Пока тут ничего не трогать. На всякий случай запру окно и дверь.

После этого он направился в холл, а мы за ним. Вдруг он остановился, взглянул на лестницу в спальню и сказал через плечо:

– Джонс, останьтесь–ка тут. И никого в эту комнату не впускайте.

– С вашего позволения, сэр, – почтительно сказал Паркер. – Если вы запрете дверь в холл, то сюда никто войти не сможет. Лестница ведет только в спальню мистера Экройда и его ванную. Другого выхода оттуда нет. Прежде была дверь в верхний коридор, но мистер Экройд приказал ее заложить. Ему нравилось чувствовать, что его личные комнаты отгорожены от остального дома.

Для того чтобы было нагляднее, я набросал план правого крыла дома. Маленькая лестница ведет, как и сказал Паркер, в большую спальню (переделанную из двух смежных), к которой примыкают ванная и уборная.

Инспектор с одного взгляда убедился, что Паркер прав, и, едва мы вышли, запер дверь, а ключ сунул себе в карман. Потом вполголоса отдал какое–то распоряжение полицейскому, и тот удалился.

– Надо заняться этими следами, – объяснил инспектор. – Но прежде мне необходимо поговорить с мисс Экройд. Она последняя видела своего дядю живым. Она знает, что случилось?

Реймонд отрицательно покачал головой.

– Не будем пока ей ничего говорить, так ей будет легче отвечать на мои вопросы. Скажите только, что произошла кража и я прошу ее одеться и спуститься вниз.

Реймонд отправился выполнять распоряжение.

– Мисс Экройд сейчас спустится. Я передал ей все, что вы просили, – сказал он, вернувшись.

Минуты через три появилась Флора в розовом кимоно. Она казалась встревоженной.

– Добрый вечер, мисс Экройд, – сказал инспектор. – Мы подозреваем попытку ограбления, и я нуждаюсь в вашей помощи. Это бильярдная? Пойдемте туда.

Флора спокойно опустилась на широкий диван у стены и посмотрела на инспектора:

– Я не понимаю. Что украдено? Что вы от меня хотите?

– Дело вот какого рода, мисс Экройд. Паркер говорит, что видел, как вы вышли из кабинета вашего дяди примерно без четверти десять. Это так?

– Да. Я заходила пожелать ему доброй ночи.

– И время названо точно?

– Да, кажется. Но я не вполне уверена, могло быть и чуть позднее.

– Ваш дядя был один или нет?

Флора покачала головой:

– Один. Доктор Шеппард уже ушел.

– Вы не заметили, было ли открыто окно?

– Не знаю. Шторы были спущены.

– Так–так. Ваш дядя вел себя как обычно?

– По–моему, да.

– Вы не скажете, какой именно произошел между вами разговор?

Флора помолчала, видимо, припоминая.

– Я вошла и сказала: «Спокойной ночи, дядя. Я ложусь. Как–то я устала сегодня». Он что–то буркнул в ответ, а я… я подошла и поцеловала его. Он похвалил мое платье, сказал, что оно мне к лицу, и отослал меня, сославшись на занятость. И я ушла.

– А говорил он что–нибудь о том, чтобы его не беспокоили?

– Ах да! Я забыла. Он сказал: «Передай Паркеру, что мне ничего сегодня не потребуется, пусть он меня не беспокоит». Я встретила Паркера у дверей и передала ему приказание дяди.

– Так–так, – сказал инспектор.

– Но что же было украдено?

– Мы еще не вполне уверены, – с расстановкой сказал инспектор.

В глазах Флоры появилось испуганное выражение. Она вскочила с дивана.

– В чем дело? Вы что–то от меня скрываете?

Блент бесшумно встал между ней и инспектором. Она, как бы ища поддержки, протянула к нему руки. Он взял их и погладил, успокаивая ее, как ребенка, и тихо проговорил:

– У меня плохая весть для вас, Флора. Плохая для всех нас… Ваш дядя Роджер…

– Дядя? Что?

– Это будет для вас тяжелым ударом. Бедный Роджер умер.

Флора отшатнулась от него. Ее глаза расширились от ужаса. Она прошептала:

– Но когда? Когда?

– Боюсь, что вскоре после того, как вы ушли от него, – угрюмо сказал Блент.

Флора поднесла руку к горлу, вскрикнула и потеряла сознание. Я успел подхватить бедняжку, и мы с майором отнесли ее в спальню. Потом я попросил его разбудить миссис Экройд и сообщить печальную весть. Флора скоро пришла в себя, и, поручив ее заботам матери, я поспешил вниз.

Я встретил инспектора у двери кухни.

– Ну, как она, доктор? – спросил он.

– Уже пришла в себя. С ней ее мать.

– Отлично. А я допросил слуг. Все утверждают, что к черному входу никто не подходил. Не могли бы вы поточнее описать вашего незнакомца?

– Боюсь, что нет, – сказал я с сожалением. – Ведь уже стемнело, а у него был поднят воротник, шляпа нахлобучена на глаза.

– Хм, – сказал инспектор. – Похоже, хотел скрыть лицо. Вы уверены, что не видели его прежде?

Я ответил, что нет, но не очень уверенно. Я припомнил вдруг, что голос показался мне знакомым, и нерешительно сообщил об этом инспектору.

– Вы говорите, голос у него был грубый, простонародный?

Я подтвердил. Но тут мне стало казаться, что грубость была как бы преувеличенной. Может быть, он прятал не только лицо?

– Вы не откажетесь пойти со мной в кабинет, доктор? Мне надо задать вам один–два вопроса.

Я изъявил согласие.

– Теперь нас не побеспокоят, да и не подслушают тоже, – сказал он мрачно. – Объясните мне, что это за шантаж.

– Шантаж? – воскликнул я в крайней растерянности.

– Паркеру пригрезилось? Или в этом что–то есть?

– Если Паркер говорил о шантаже, – медленно промолвил я, – значит, он подслушивал у замочной скважины.

– Более чем вероятно, – кивнул Дейвис. – Я наводил справки о том, чем занимался Паркер в этот вечер. Дело в том, что его поведение мне не понравилось. Он что–то знает. Когда я начал расспрашивать, он перепугался и наплел мне о каком–то шантаже.

Я мгновенно принял решение.

– Я рад, что вы об этом заговорили, – сказал я. – Сначала я не знал, как мне лучше поступить, а потом решил открыть вам все и только искал удобного случая. – И тут я сообщил ему все, что произошло в этот вечер, – все, что описано здесь.