Но она не была готова критиковать его, так как с момента ее приезда принц делал все, чтобы девушка успокоилась и чувствовала себя уютно и в безопасности. Вскоре она уже стала улыбаться ему и с удивлением обнаружила, что говорить с ним легко, как с обычным человеком.

Часы на каминной полке пробили час, Мария вскрикнула.

— Вам пора идти, сир, — напомнила она. — Вы знаете, что у вас встреча с сэром Джеймсом Харрисом.

— Он может подождать, — легко ответил принц Уэльский.

— Нет, вам надо идти, — настаивала она. — Я бы не хотела, чтобы сэр Джеймс подумал, что я задерживаю вас в то время, как ему необходимо обсудить с вами важные вопросы.

— Я увижу вас вечером в Карлтон-Хаусе? — почти тревожно спросил он, словно ему было трудно расстаться с ней даже на несколько часов.

— Я буду там, сир, — заверила его Мария.

— И вы приведете с собой свою маленькую гостью? — спросил принц, показывая на Гретну.

— Не сегодня, сир. Если вы хотите, чтобы она произвела впечатление на общество, у нее должны быть красивые наряды. На их шитье потребуется время.

— Да, конечно, — согласился принц. — Хорошо.

Я совершенно уверен, что могу доверить вам решение подобных вопросов, Мария, но был бы рад спонсировать ее дебют.

— Это очень мило с вашей стороны, сир, — улыбнулась Мария, взглянув на Гретну, после чего та поклонилась.

— Я… я… благодарю вас, — пробормотала она.

Принц поцеловал руку Марии, поклонился Гретне и вышел из комнаты.

— Правда, он милый? — спросила Мария. — Ты видишь, он думает обо всех. И сейчас то, что он пообещал спонсировать твой дебют, так не соответствует тому, что принято в обществе, дорогая.

— Знаю, тетя Мария. Я… — начала Гретна, только чтобы что-то сказать.

— О, моя любовь! — воскликнула Мария. — Я прошу, не зови меня тетей. Знаю, ты делаешь это с детства, но это так старит меня, хотя я и так уже не молода. Мне, как ты помнишь, исполнилось в прошлом году двадцать девять лет.

— Нет, я понимаю, — сказала Гретна. — Но как мне вас называть?

— Просто Мария. Правда, по виду мы почти сестры, только ты, конечно, будешь очень маленькой сестренкой по сравнению со мной, учитывая мой рост.

Они обе засмеялись, но это было правдой. Сходство определенно имелось. Но если у Марии Фитцгерберт при всей ее привлекательности был орлиный нос, то у Гретны — маленький курносый носик, и это их отличало. Кроме того, Гретна была ниже ростом. У обеих были красивые волосы, бледно-золотые, которые у Марии вопреки моде были не напудрены, а украшены розами. Но они были похожи не только внешне, хотя и не осознавали это, а и своей живостью, естественностью, манерами, которые шли от доброты сердца, своей любовью к людям и к жизни вообще.

— А сейчас, дорогая, нам так много о чем есть поболтать, — сказала Мария, увлекая Гретну за собой на диван. — Сначала дай мне посмотреть на тебя. Я с трудом узнаю мою малышку — ты выросла такой красивой.

— Вы всегда были добры, — ответила Гретна. — Но кое в чем изменились.

— В чем? — спросила Мария.

— Вы кажетесь более яркой и более… изысканной, — ответила Гретна.

Мария поднялась с дивана и подошла к камину.

— Гретна, — произнесла она. — Я всегда любила тебя с тех пор, как ты была ребенком, и я думаю, ты тоже любила меня.

— Вы знаете, так и есть, — ответила Гретна. — Я всегда любила вас — больше, чем кого-либо в мире, за исключением мамы и папы.

— Поэтому я хочу кое-что сказать тебе, — продолжила Мария. — Ты приехала в Лондон. Я хочу, чтобы ты жила со мной. Но сначала я хочу убедиться, что ты достаточно любишь меня, чтобы доверять.

Внезапно она подошла и опустилась на колени рядом с Гретной.

— Послушай меня, Гретна, — сказала Мария. — Лондон — трудное место для жизни, ты увидишь. Ты услышишь вещи, которые шокируют и удивят тебя. Люди счастливы, только когда повторяют злые сплетни или обсуждают кого-то. Они будут говорить тебе обо мне. Могут сказать даже много жестоких и неприятных вещей.

— Я не стану им верить, — возразила Гретна.

— Тебе, возможно, будет очень трудно опровергнуть их, — перебила ее Мария, в глазах которой застыла боль. — Но раз мы любим друг друга, раз ты знаешь меня так долго, ты обещаешь доверять мне?

— Конечно, — выпалила Гретна.

— Нет, не говори так, — продолжила Мария. — Я не хочу, чтобы ты обещала то, чего не сможешь выполнить. Но я хочу, чтобы ты всем сердцем верила, что я никогда не сделаю ничего плохого, что навредило бы моей душе или шло бы вразрез моей надежде на вечную жизнь.

— Я знаю, что вы никогда не сделаете ничего подобного, — воскликнула Гретна.

— Тебе будет нелегко, — говорила Мария, словно не слыша ее слов. — Я должна отправить тебя куда-нибудь еще, но я эгоистка, поэтому хочу, чтобы ты осталась здесь, со мной. Так приятно иметь рядом друзей, которые верят в тебя и которым веришь ты.

— О, позвольте мне остаться, — взмолилась Гретна. — Я не вынесу, если уеду куда-нибудь, я так хочу жить с вами.

— Мы больше не будем говорить об этом, — ответила Мария. — Но запомни, что я просила тебя верить мне, верить всем сердцем и разумом.

— Я запомню, — пообещала Гретна, и это прозвучало почти как клятва.

Мария обняла ее и поцеловала, потом, все еще обнявшись, они пошли наверх по лестнице в спальню.

Весь небольшой багаж, который Гретна привезла с собой, уже распаковали, в камине горел огонь. Это была маленькая хорошенькая комната с окнами, выходящими на площадь.

— Надеюсь, ты будешь счастлива в этой комнате, — сказала Мария, оглядываясь вокруг, чтобы проверить, все ли на своих местах.

— Я как раз подумала, — начала Гретна, — понял ли принц, кто я, когда был так добр ко мне?

— Кто ты, дорогая? Что ты имеешь в виду?

— Я имею… знает ли он, что мама сбежала с папой? Я не хочу ничего сказать, но, возможно, когда он поймет это, то откажется от своего приглашения в Карлтон-Хаус и подумает, что мне было бы лучше вообще не появляться в обществе.

— Что заставило тебя так думать, дорогая? — спросила Мария.

— Но разве вы не понимаете? — сказала Гретна. — Мама так часто рассказывала, как сбежала накануне свадьбы, как разозлились король с королевой, как они поддерживали герцога Эйвонского, который, кроме всего прочего, имел важное положение в обществе и был осмеян.

— И по заслугам, по моему мнению, — рассмеялась Мария. — Он напыщенный, неприятный старик. И хотя, возможно, твоя мама заслужила порицание, ему досталось поделом, так скажет всякий, кто его знает.

— Но их величества?

Мария усмехнулась:

— Дорогая, я не намерена пытаться посвятить тебя во все эмоциональные переживания, которые ты увидишь при дворе, за несколько секунд. Но могу заверить, что принц сам себе закон, и если король придерживается одной стороны, то он почти всегда заступается за другую.

— Они не ладят? — удивилась Гретна.

— Боюсь, что да, — печально ответила Мария. — Я стараюсь сделать что-то, но дело это трудное, ибо я в особенности являюсь яблоком раздора для них.

— Принц очень сильно любит вас, разве нет? — спросила Гретна.

— Он замечательный человек, — с чувством согласилась Мария. — И я люблю его, Гретна! Может, это ошибка, но я люблю его всем сердцем. И отказаться от этого не представляется мне возможным.

В ее голосе прозвучала такая мука, что Гретна обняла ее.

— О, Мария, как, должно быть, это трудно для вас, но он тоже вас любит.

— Да, он любит меня, — нежно произнесла госпожа Фитцгерберт. — Любит больше, чем кто-либо знает или представляет. Любит меня достаточно, чтобы пожертвовать ради меня многим, что почти невероятно.

Минуту она помолчала, потом, словно прогоняя от себя некоторые сокровенные мысли, сказала совсем другим голосом:

— Я должна идти одеться для сегодняшнего приема. Почему бы тебе не переодеться, а потом не прийти ко мне поболтать? Я бы хотела этого больше всего.

— Конечно, приду, — с радостью отозвалась Гретна.