Зная об этом, авторы, ищущие новые сюжеты, всегда будут наталкиваться на древние формы рассказа. Назовем их архетипами — формами повествования, которые так глубоко вросли в культуру, что возникают снова и снова. Плохо использованные архетипы становятся стереотипами — клише видения — искажение репортерского опыта ради внешней формы. Использованные уместно, эти формы превращают ежедневную рутину во влиятельные образы-символы в новостях и культуре. Многие лучшие перья Америки работают на Национальном Общественном Радио [National Public Radio]. Истории, которые они рассказывают, пользуясь преимуществами живого звука, открывают слушателям мир, новый и оригинальный, и, в то же время, навеянный архетипами. Марго Адлер [Margo Adler] признала это, когда сказала, что ее репортаж о бездомных, обитающих в подземке Нью-Йорка, родился из понимания мифа о герое, спускающемся в подземный мир.

Совсем недавно на этом же радио прозвучала история о мальчике-аутисте — Мэтте Саваже [Matt Savage] — который в возрасте девяти лет стал виртуозным джазовым музыкантом. Репортер Марго Мелникоув [Margo Melnicove] попала в канву мифа о молодом герое, побеждающем враждебные обстоятельства. Но эта история дает нам и нечто новое: «До недавнего времени Мэтт Саваж не выносил музыки и большинства других звуков». Интенсивный курс аудиотерапии превратил неврологическое расстройство в дар, высвободив страсть к музыке, переданную в джазе.

«Мы используем архетипы, — говорит лауреат Пулитцеровской премии Том Френч [Tom French], — Мы не можем позволить архетипам использовать нас».

Как предостережение он приводит репортаж об опасности имплантантов груди для здоровья женщин. Исследование за исследованием подтверждают безопасность этой процедуры. Тем не менее, культура отказывается принять этот факт. Почему? Френч рассуждает, что это следствие архетипа «тщеславие должно быть наказано», или «злонамеренные акулы-корпорации хотят нажиться на отравлении женщин».

Практикум

1. Прочтите «Герой с тысячей лиц» Джозефа Кемпбела [The Hero with a Thousand Faces, Joseph Campbell][12] как введение в архетипические формы повествования.

2. Когда читаете или слышите о военных действиях на Ближнем Востоке, ищите формы повествования, описанные выше в статье.

3. Проанализируйте написанное Вами за прошедший год. Можете ли Вы теперь вычленить соответствие или нарушение архетипических сюжетов? Переписали бы Вы их по-новому?

4. Порассуждайте на тему: Нужны ли символы? Какими они должны быть? Есть ли в Ваших материалах символы? Не выпирают ли они?

Когда новость или предмет очень серьезный — преуменьшайте. Когда тема наименее серьезная — преувеличивайте.

Джорж Оруэлл писал: «Хорошее письмо, как окно». Лучшая проза обращает внимание читателя на мир, который она описывает, а не на эрудицию автора ее создавшего. Когда мы созерцаем горизонт за окном, мы не замечаем раму. И все-таки, рама ограничивает то, что мы видим, как писатель ограничивает наше видение истории.

Большинство писателей имеют по крайней мере две позиции. Одна говорит: «Не обращайте внимания на автора за сценой. Смотрите только на созданный им мир». Другая заявляет без тени смущения: «Смотрите, как я вытанцовываюсь. Разве я не умница?» В риторике две эти позиции имеют название. Первая называется преуменьшение или умолчание [13]. Вторая — преувеличение или гипербола.

Вот простой прием, который я использую. Чем серьезнее и напряженнее тема, тем больше самоустраняется автор, создавая впечатление, будто история «рассказывает себя сама». Если тема игрива и незначительна, автор может показать себя. Итак, посторониться или покрасоваться.

Рассмотрим вступление к известной книге Джона Херси [John Hersey] «Хиросима»:

Эта книга, которую многие называют самой значительной работой в публицистике XX века, начинается с самых ординарных обстоятельств, указания времени и даты и описания двух женщин, собирающихся заговорить. Взрыв бомбы практически спрятан внутри предложения. Поскольку мы можем представить, какой ужас последовал, умаление Херси охлаждает.

В 1958 году Р. М. Маколл [R. M. Macoll], английский журналист, писал о казни мужчины и женщины в Саудовской Аравии. Мужчине быстро и четко отрубили голову, а женщину ожидала более жестокая участь:

Я легко могу представить вариант этого пассажа, написанный гневно и с отвращением, но я считаю простое описание происходящего живым и трогающим, оно оставляет место для моей собственной эмоциональной и интеллектуальной реакции, что это жестокое и нетипичное наказание придумано для того, чтобы женщины знали свое место.

Давайте противопоставим такое умолчание колкому стилю журналиста «Assosiated Press» Сола Петта [Saul Pett], который создал следующее описание колоритного мэра Нью-Йорка Эда Коха [Ed Koch]:

Проза Петта бьет через край, свежая струя, каким и был сам мэр. Хотя региональные политики и могут быть серьезной темой, данный контекст позволяет Петту дать феерический обзор.

Талантливый дока-автор, по словам Анны Квиндлен [Anna Quindlen], «может дописаться до первой полосы», как сделал репортер-расследователь Бил Нотингем [Bill Nottingham], когда редактор поставил его освещать местную телеигру для детей «Произнеси по буквам»[14]: «Тринадцатилетний Лэйн Бой [Lane Boy]в произнесении по буквам то же, что Малыш Билли [15] в криминальных разборках — стальные нервы и собранная точность».

Чтобы понять разницу между преуменьшением и преувеличением, вспомните разницу между двумя фильмами Стивена Спилберга [Steven Spielberg]. В «Списке Шиндлера» Спилберг скорее намекает на ужасы холокоста, чем показывает их в фильме. В черно-белой ленте он заставляет нас следить за жизнью и неизбежной смертью еврейской девочки в красном.

«Спасти рядового Райана» открывают жестокие и кровавые подробности военных действий на берегу Франции во время высадки в Нормандию, здесь есть изуродованные части тела и кровоточащие раны. Лично я предпочитаю более сдержанный подход, когда автор оставляет пространство для моего воображения.

Практикум

1. Ищите живые статьи, которые попали на первую полосу, хотя и не добирают с точки зрения «новостийности». Обсудите, как они написаны.