Автор-демиург, идя к своей высшей цели, не осознаваемой персонажами, руководит цепями событий на уровне героев. Именно поэтому все связанные с героями события являются одновременно и авторскими: даже ничтожные события фоновых персонажей нужны автору для каких-либо целей. Безусловно, цели на уровне персонажей и на уровне автора интерпретируются по-разному, равно как и прогнозы, выбор программы достижения цели и т. д.

В "Фаусте" Гете, судьба главного героя, осуществляемая как цепь шагов самого Фауста, завершается его смертью; в цепи Мефистофеля она продолжается борьбою с небом за душу Фауста и заканчивается последним монологом Мефистофеля; для автора конечная цель - победа Фауста над силами зла (вознесение героя на небо).

Несовпадение истолкования автором и героем события (прогноза - исхода цели) и включение особых авторских событий, которые по-новому освещают пути персонажей1, создают напряженность между событиями двух уровней и порождают информативно ценные "события" межуровневого характера, образуя тем самым вариативные структуры, актуализируемые при восприятии произведения читателем.

Основываясь на телеологическом истолковании сюжета, можно сформулировать следующее определение: сюжет - это совокупность и взаимодействие рядов событий на авторском и героином уровнях.

Учитывая, что теоретиками литературы в понятие "фабула" вкладывается различное, порой противоположное содержание, условимся под фабулой понимать векторно-временную и логически детерминированную последовательность жизненных (17) фактов, избранных или вымышленных художником, но всегда мыслимых (в силу конвенции между автором и читателем) как совершающиеся вне произведения.

Фабулу можно рассматривать как начальный этап в движении авторской мысли от замысла к воплощению и как категорию, выявляющую связь произведения с действительностью и характер осмысления в нем этой связи. Обычно с понятием фабулы исследователи связывают мысль о возможности пересказа художественного произведения. Однако подробность в порядок пересказа, ракурсы и акцентировка эпизодов и т.д.- вещь субъективная, связанная с многими факторами, а историческая традиция небытового пересказа (критические статьи, литературоведческий анализ, не подчиненный специальной задаче выявления фабулы) ориентирована на следование при пересказе за логикой авторского повествования.

Очень непросто определить состав фабулы.

Если сюжет в динамическом срезе равен тексту, "равнопротяжен" по сравнению с ним, то выбор событий, которые исследователь считает центральными, и событий, не включенных им в фабулу, окажется произвольным.

Во многих случаях, когда мы имеем дело не с прототипической основой произведения, известной читателю, фабулу, то есть материал действительности, давший основание для художественных обобщений, мы не можем проверить действительностью, а извлекаем из произведения.

В этом смысле фабула - категория, гораздо более субъективная, чем сюжет. Кроме соотношения между действительностью и ее осмыслением в искусстве, категория фабулы отражает связь иного рода: феномен искусства и его восприятие. Именно с этим связана предельная трудность вычленения и объективации фабулы произведения, ибо для каждого читателя фабула предстает в неразрывной связи с его мировосприятием, историко-социальным и культурно-психологическим тезаурусом. С этим же связана кажимость того, что фабула - это категория, приспособленная для пересказа. Но если мы не можем объективно установить, какие именно действия, события, эпизоды должны быть определены как фабула, что может быть исключено по незначительности, то естественно предложить хотя бы несколько характеристик, определяющих общий подход к выявлению фабулы.

Фабульный событийный ряд организован, в отличие от сюжета, не по законам искусства, а по логике жизни. Поэтому в качестве свойственных фабуле черт можно предложить следующие: (18)

1) точка зрения на события принадлежит не автору и не героям, а излагающему фабулу;

2) события излагаются в их естественной временной последовательности (от прошлого к настоящему);

3) события в фабуле определяются прямой причинно-следственной логикой;

4) ценностная иерархия фабульных событий мыслится как общепринятая и общеизвестная в границах данного типа культуры. Ценностная иерархия в фабуле учитывает социальный, историко-культурный и бытовой опыт.

Реконструируя фабулу по сюжету, исследователь снимает субъективные опосредования в повествовании, выпрямляет композицию в порядке действия от прошлого к настоящему, вычленяет центральные, с его точки зрения, эпизоды. С помощью фабулы приоткрывается процесс пересоздания реальности жизненной в реальность художественную.

Как предмет анализа фабула интересна не сама по себе, а лишь в соотнесенности с иными уровнями произведения, прежде всего - с сюжетом и темой. Изучение композиции и компонентов фабулы представляет интерес для выявления специфических черт сюжета произведения.

Выше говорилось о сюжете и фабуле применительно к отдельному произведению, однако предметом теоретического анализа могут стать и закономерности бытования и взаимодействия тех же категорий в литературном процессе.

В. Я. Пропп в своей работе "Исторические корни волшебной сказки" говорит о принципах организации сюжетов в этом фольклорном жанре, о некотором наборе сюжетных схем и стереотипов, переходящих из одних сказок в другие, варьируемых и модифицируемых в различных сказочных текстах1. В фольклорной сказке - жанре, завершившем свое историческое развитие, выделить и даже классифицировать подобные сюжетные схемы (сюжеты-архетипы) довольно просто. Исходный набор их обозрим, а модификации сравнительно однотипны.

Однако в творчестве различных авторов аналитически можно обнаружить некоторые инвариантные типы сюжетов. О них, например, пишет Л. Пинский, говоря о магистральных сюжетах хроник и трагедий Шекспира: "Действительно, ...каков магистральный сюжет - сюжет всех сюжетов - шекспировских трагедий 600-х годов от "Гамлета" до "Тимона Афинского"? Это судьба человека в обществе, возможности человеческой личности при недостойном человека ("бесчеловечном") миропо(19)рядке. (...) В ходе действия герой осознает истинное лицо мира (природу общества) и реальные свои возможности в этом мире (собственную природу), в развязке погибает, своею гибелью,.. освобождаясь от роковых иллюзий, - и вместе с тем утверждает во всем действии и в финале величие человеческой личности как источник ее трагически "дерзновенной свободы"2.

В типологическом аспекте литературного процесса сюжет существует как архетип, переходя из одного произведения в другое. Литература оперирует некоторым набором сюжетных схем. Последние могут контаминировать и сращиваться друг с другом, причем новое образование, "окостенев", может, в свою очередь, стать сюжетом-архетипом. Сюжет-архетип предшествует конкретной фабуле произведения: жизненные явления отбираются и организуются художником под действием и с учетом сюжета-архетипа. Последний - необходимое звено замысла: он первичен в отношении к конкретной фабуле, подчиняя жизненный материал, оформляя, так сказать, его основные массивы, тогда как. актуальный сюжет, вторичный по отношению к ней, окончательно преобразует жизненную основу в явление искусства.

Сюжет-архетип. обладает собственной фабулой, но отнюдь не сводится к ней, так как он включает в себя и некий оценивающий взгляд по отношению к материалу, осмысляемому в нем. Можно предположить, что с утратой такой оценки сюжет-архетип превращается в голую фабулу и тем самым теряет в литературном процессе свою роль генератора все новых актуализованных сюжетов. В актуальном сюжете сюжет-архетип сохраняется как внутренняя форма, причем иногда он способен претерпевать вторичную актуализацию3. Именно поэтому исследователь, изучающий сюжеты в плане их соотнесенности с литературным процессом, постоянно имеет дело со структурами, принадлежащими одновременно и сюжету-архетипу, и актуальному сюжету.