— Гад ты! — прошептал Антон и, размахнувшись, ткнул кулаком в нерезкую во мраке скулу Непейводы, и тот покачнулся, ноги его заскользили по жести.

Не ожидая такой выходки от дружка, Непейвода собрался что-то сказать, но вторым ударом Антон выбил у него ракетницу и толкнул к самому краю крыши.

— Говоришь, убить этой игрушкой можно? Пробовал уже? Так я сейчас тоже попробую! Дураком был, что тебя слушался и вовремя не прибил!

«Молодец!» — похвалил парня Николай Степанович.

Теперь можно было не спешить с арестом Непейводы. Обезоруженный и готовый свалиться с крыши во двор, он был не опасен. А Антон, выбрав верное решение, мог оказаться незаменимым в дальнейших поисках Хорька. Лишь бы только не сделал промашку, не отступил…

— Фашистом стал? — сквозь зубы проговорил Антон и поднял ракетницу на уровень глаз.

За спиной у Непейводы был край крыши. Один лишь шаг, и, потеряв под ногами опору, он бы полетел в черный провал.

— А-а! — взвыл Непейвода, упал животом на покатую крышу, дернул Антона за ногу и, не давая ему подняться, пополз за выступ печной трубы.

— Гад! — крикнул Антон. Он приподнялся и, не раздумывая, нажал спусковой курок ракетницы.

Прочертив свой жутковатый след, ракета ударилась о трубу. При ее вспышке Антон, а следом и Магура увидели, как Непейвода ловко перепрыгнул на крышу соседнего дома.

— Не уйдешь! — прошептал Антон, забыв, что уже выстрелил, а больше ракет нет.

А Непейвода уходил все дальше: в темноте было слышно, как под его ногами гулко гремит кровля.

Антон пополз по листам железа, достиг слухового окна и чуть не столкнулся с Магурой.

— Не уйдет, — успокоил парня Николай Степанович и повторил: — Далеко не уйдет.

Давно умолк радиодиктор, предупредив всех сталинградцев о воздушной тревоге, давно попрятались в бомбоубежище соседи по дому, а Хорек продолжал пристально смотреть с балкона в небо и зябко ежился на ночной прохладе.

Он ждал. И дождался. Когда к городу приблизилось первое звено немецких бомбардировщиков, в небе вспыхнула ракета.

Вспышки ракет, а они взрывались в разных частях Сталинграда, разбрасывая вокруг себя огненные брызги, несказанно радовали Хорька. Даже когда со стороны вокзала послышались глухие взрывы, резидент не ушел в квартиру, продолжая сжимать посиневшими от напряжения пальцами перила балкона.

Хорек смотрел на зловещие зарева, прислушивался к разрывам бомб и думал о том недалеком времени, когда ему придется встретиться с Гросскуртом и доложить полковнику об успешном выполнении задания. Произойдет это, если судить по бомбардировке, довольно скоро. Под звуки победного марша в поверженный город вступит армия великой Германии, и Волга ляжет у ног доблестных воинов, с честью прошедших по дорогам Европы! Тогда можно будет проститься с кличкой и страхом, незримо сопутствующим все минувшие годы. Наконец-то состоится долгожданная поездка в Германию, на землю предков. Поездка была обещана за два года до начала войны, когда атташе германского посольства торжественно поздравил со вступлением в ряды «Союза немцев, проживающих за границей» и приказал переехать из Энгельса Саратовской области в Сталинград.

«Вы будете нужны рейху в Сталинграде, — сказал Кестринг. — Со мной связи не ищите. Я сам найду возможность встретиться с вами. Живите тихо, незаметно, не привлекая к себе внимания, и знайте, что фатерлянд и наш фюрер надеются на вас!»

Кестринг не солгал. Все минувшие годы атташе не забывал о существовании в Сталинграде верного национал-социалистской идее человека, чьи предки еще в восемнадцатом веке покинули Германию и обосновались в России. О себе Кестринг напомнил в первый месяц войны в зашифрованном письме, где сообщал о волне, диапазоне и времени передач станции «Густав», адресованных Хорьку. Сейчас, в сорок втором, он напомнил о себе вновь, прислав со связником привет.

Совсем близко от дома взорвалась фугасная бомба. Взрывная волна ударила в окна, и стекла в них жалобно зазвенели.

«Жаль, — Хорек привстал на цыпочки и за громадами домов увидел пожарище, — слишком мало людей вышло сегодня с ракетницами. Если не считать этого уголовника, то подавать самолетам сигналы должны шестеро. Так, по крайней мере, утверждал Непейвода. Можно ли ему до конца верить? Но иного выхода у меня нет, опираться, к сожалению, приходится на всякое отребье. Неужели в абвере не могли подобрать людей с более или менее чистой репутацией? Отчего почти вся присланная группа состоит из подонков?..»

Хорек смотрел на пламя, которое виднелось за домами, смотрел жадно, не в силах наглядеться и отвести взгляда от пожарища. И думал, что среди самолетов люфтваффе обязательно имеется один с аэрофотосъемочной аппаратурой. К утру в штабе военно-воздушных сил Германии проявят отснятую над Сталинградом пленку, отпечатают снимки и увидят, каковы результаты ночной бомбардировки города. И, понятно, вновь вспомнят о резиденте абвера и его людях, оказавших рейху неоценимую услугу в наводке бомбардировщиков.

Хорьку было невдомек, что специальные команды ПВО создали в оврагах за городом ложные очаги пожаров, которые отвлекли внимание немецких асов, что сотрудниками управления НКВД в эти минуты схвачены ракетчики и с помощью их ракетниц и системы сигналов чекисты наводят вражеские бомбардировщики на пустырь и прорезавшие Сталинград балки. В результате всех своевременно принятых мер в городе не пострадал ни один промышленный объект. Но всего этого германский резидент не знал и даже не подозревал…

На балконе Хорек простоял чуть ли не до утра, радуясь успехам своих ракетчиков, и лишь стук в дверь заставил его вернуться в квартиру и семенящей походкой пройти в прихожую…

Непейвода задыхался, но не позволял себе остановиться и хоть на короткий миг перевести дыхание. Он спешил, торопился подальше уйти от Антона, ругал себя на чем свет стоит за неосмотрительность, потерю ракетницы и со страхом думал о встрече с Хорьком. Как сознаться резиденту, что Антон, за которого он ручался головой, не только отказался выполнить приказ и стрелять, но еще чуть не угробил его — Непейводу? Разговор явно предстоит не из приятных. Остается одно: бежать подальше из города от мстительного, не прощающего малейшей ошибки Хорька…

Непейвода остановился, потер ушибленное колено:

«Домой сейчас нельзя — туда Антон мог рвануть. Хорошо, что деньжата и золотишко хранятся там, где никто не подозревает. Ни Антон, ни Хорек…»

Бросать в городе накопленные ценности и деньги Непейвода не собирался и направился скверами и проходными дворами к центру города.

«Интересно, как другие отстрелялись?» — еще подумал он и еле удержался на ногах, так как земля под ним дрогнула: за линией железной дороги взорвалась фугасная бомба, следом, где-то совсем рядом, захлебываясь, ударила зенитная пушка.

Небо, только что черное, осветили лучи прожекторов. Они сошлись, перекрестившись, и тут же разошлись, выискивая в вышине вражеские самолеты.

За первой фугаской грохнула вторая, земля загудела.

«Во дают! — в восторге подумал Непейвода, отряхивая с брюк песок. — Знать, другие постреляли свои ракеты! Выходит, нечего мне за свою шкуру дрожать. Встречу Хорька — скажу, что это моя работа! — Он снова обрел спокойствие и, если бы не ушиб колена, зашагал как прежде, чуть пританцовывая на ходу и посвистывая под нос. — За наводку деньжат отвалят: немцы слово крепко держат. Только дождаться надо, когда их армия в город вступит. Обещали летом Сталинград взять — сам Хорек про это хвалился…»

У порога квартиры Непейвода решил:

«Если спросит про Антона, то совру, что парень с крыши свалился. Или что-нибудь другое похитрее приплету. Отверчусь, чтоб Селезень грузом на мне не висел… Только врать надо с умом, а то засыплюсь».

Он постучал, как было условлено, три раза. Когда же дверь гостеприимно отворилась, поспешно шагнул через порог и тут же замер при виде сотрудника госбезопасности.