— Что, что? — переспросил Волк, — Что ты там промямлил? Я не расслышал.

— Господин штурмбаннфюрер.

— Громче, я сказал! — Волк поднес ствол револьвера ещё ближе, — Ну? Я жду!

— ГОСПОДИН ШТУРМБАННФЮРЕР, — снова проговорил Вадим, с ненавистью в голосе.

— Вот, то-то же, — Волк удовлетворенно выпрямился, убрал револьвер в кобуру и продолжил уже спокойным тоном, — Прости, Вадя, ничего личного. Ты прокололся в библиотеке с папками. Не засветился бы, я б и не заподозрил. Но, увы… Я ещё хотел тебя в библиотеке шлёпнуть, без лишней возни, дать ножом в шею, бумаги достать и на Маяковскую. А что, нападение мутантов, паренек не пережил, погиб смертью храбрых… Я тебе говорю, убил бы, но тебя собачки спасли. Вот, если б не они… Они тебя от смерти спасли, а ты их пострелял, ну не делается же так! Не по-человечески! Если б я тебя там бросил, тогда бы хрен что осталось от бумаг, поэтому их нужно было сохранить любой ценой. И я сохранил их.

И вот идеальный план. Повезло, что наши на Маяковской были, один бы я все не провернул, и дежурному спасибо, подкупный оказался, глаза на все закрыл, так тебя хрен бы избили. А когда оказалось, что бумаг нет, тогда я взбесился. Вот ведь — промедлил и хана, всё! Упустил опять! Проворонил где-то! Но ещё все можно исправить. Итак, мы будем говорить по-хорошему? Нет?

Вадим продолжал сидеть молча, набычено глядя на предателя. Волк развел руки, и снова врезал Вадиму, но на этот раз в нос. Потом повернулся и дал указания одному из охранников:

— Так, ты! Иди быстро за Профессором! Приведи его сюда, он мне сейчас нужен. И быстрее давай, мы и так много времени потеряли.

Солдат кивнул и вышел из комнаты. Волк проводил его взглядом и, когда тот ушёл, снова заговорил с Вадимом с ожесточением:

— Я этого не хотел, но ты меня, сука, вынудил. Теперь твоя жизнь будет полностью зависеть от меня! Палачу тебя пока отдавать нельзя, информацию ты ещё нам не выдал. Пытать тебя имеет, конечно, какой-то смысл, но это…только цветочки, по сравнению с тем, что тебе сейчас будет уготовано. Будешь пахать всю жизнь на нас и выполнять все, что мы прикажем. Скажем станцию новую строить, и построишь, сволочь. Скажем говно жрать, и ты давиться будешь, но жрать. И сдохнуть тебе никто не даст! Ты до сих пор уверен, что не хочешь с нами сотрудничать? Что, эти бумаги так дорого для тебя стоят?

Вадима трясло. Трясло от ярости и гнева. Не будь он связан, он вцепился бы в глотку предателю и рвал бы его на куски голыми руками. Он молчал. Он не хотел разговаривать. Он ненавидел Волка. Входная дверь распахнулась. На пороге стоял мужичок сорока лет в белом халате.

— Вызывали, Сергей Анатольевич? — спросил Профессор.

— Да, вызывал, Валерий Дмитриевич — Волк перевел взгляд на мужичка, — Скажите мне, а вирус готов?

— Д-да… — Валерий Дмитриевич побледнел, начал заикаться. Профессора бросило в дрожь. — А-а, а что? Он В-вам нужен?

— Именно так, мой дорогой доктор, — торжественно проговорил Волк, — Давайте, сходим за ним. Я Вам помогу его донести. Вам нужен был подопытный? Вот он, сидит связанный на стуле. Ну, так что, в лабораторию?

— Н-ну, раз так надо… — Валерий потупил свой взгляд вниз, — Скажите, а может, сывороткой правды лучше обойтись? Просто, вирус ещё не готов к испытаниям на людях…

— Не-ет, ну что Вы, — Волк подошел к Валерию, хлопнул по-дружески его по плечу, — Сыворотка сейчас дорогая. А тут у нас и подопытный появился, надо же когда-нибудь начинать! Скажите только, а лекарство действует, как надо?

— Д-да. Крыса, которой не давали антидота, умерла быстрее, чем которой…

— Ну, вот и замечательно, — обрадовался Волк и повернулся ко второму охраннику, — Ты остаешься с ним, понял? — он кивнул в сторону Вадима, — Глаз с него не спускать! Убежит — под трибунал пойдешь, ясно?! Все! Остальные — за мной! — Скомандовал Волк и вышел из помещения на станцию. Захлопнулась входная дверь, и Вадим с охранником остались наедине.

Вольдемар чуть ли не засыпал на дежурстве. Смена должна была закончиться только через полтора часа, оставалось потерпеть чуть-чуть, но он задолбался сидеть на одном месте по восемь часов в день. Не поспать, не поесть нормально, даже сидеть уже пятая точка затекла. Ну, ничего, смена придёт, и дежурный со своей бригадой пойдет домой. А обратно только через день. Да хоть произошло бы чего, да нет, все дежурства однообразны. Приходишь с утра, сидишь, караваны встречаешь, пропускаешь, потом снова сидишь, а потом домой. От такого распорядка его уже тошнило.

Вот два дня назад, например, с Чеховской сбежал кто-то, там уже поинтереснее, чем здесь. Говорят, бой был на платформе, шесть фашистов полегло, двое раненых. Вот это, хоть, повеселее будет! Да только хорошего в этом ничего нет, считай, люди погибли, бумаги украли, начальство в бешенстве… Супер!

В бригаду вместе с Вольдемаром входили Роттенфюрер (или просто капрал, бригадир), Генрих (пулеметчик), Лёха и Григорич, или, как их называл бригадир: клоуны. Два лучших друга в бригаде. Любили часто прикалываться, за что отхватывали люлей от Роттенфюрера. Он старался поддерживать в бригаде дисциплину всегда, но иногда и сам был не против хорошо посмеяться.

Сейчас Вольдемар сидел на стульчике у костра и пил чай. Напротив сидел Генрих и задумчиво смотрел вниз. Собеседник из Генриха был никакой, и не любил он просто так языком чесать. Может потому, что человек такой скрытный был, а может из-за того, что умом не блистал. Лёха и Григорич сидели с другой стороны путей, на земле, и чистили свои сорок седьмые калаши. А Роттенфюрер стоял у мешков, и, как будто надеялся что-нибудь увидеть, вглядываясь в темноту. В таком положении бригада пребывала почти всегда. И в большинстве случаев ничего на посту не происходило. Крысы пробегали, караван проходил, ну, может, падальщик где-нибудь да проскочит, шуганется и убежит. Жизнь бригады была «полна» приключений.

В темноте раздался стук. Такой звук, как будто камень упал. Через секунду повторилось, и снова.

— Это че за шутки?! — крикнул Роттенфюрер в темноту. Ответа не последовало, только лишь кто-то снова кинул камень.

— Ты че там, бесстрашный что ли? — продолжал кричать в темноту бригадир, — Жить надоело?! Сейчас ведь найдём, так не обрадуешься!

Но никто не ответил, и снова последовал бросок камнем в сторону блокпоста.

— Гад! — прошипел бригадир и кинул взгляд на друзей, — Лёха, Григорич, сходить проверить, сейчас же!

Друзья послушно встали, взяли калаши в руки и пошли вперёд. Когда товарищи пропали в кромешной темноте, звук шагов не прекращался ещё с полминуты. Потом послышался звук падающих тел, весом в семьдесят кило. И тишина…

— Э! Придурки! — снова подал голос бригадир, — Вы шутить вздумали?! Эй! Не сметь молчать, когда начальство говорит!

Но никто не отвечал. Бойцы напряглись. Вольдемар и Генрих встали с мест, и медленно начали подходить к мешкам.

— Твою мать! — пробурчал Роттенфюрер и снял с плеча калаш, — Вам особое приглашение нужно? Чего встали? Генрих за станок! Вольдемар автомат возьми и сюда подойди! Приготовиться!

Бойцы встали вдоль путей. Генрих занял положение у пулемёта, с другой стороны стояли бригадир и Вольдемар. В боевой готовности дежурные стояли минут пять. Генриху это надоело, и он, осмелев, высунул голову вверх.

— Генрих, те че, твою мать, совсем жить надоело?! Дебил! Вернись… — Начал было отчитывать солдата бригадир, но было поздно. В следующее мгновение на месте головы Генриха забил фонтан крови. Бойцу выстрелом снесло голову. Тело Генриха отлетело назад на метр.

— Что за… — возмутился было бригадир, но замолчал на полуслове. Свистнуло, и из шеи капрала заструилась кровь. Роттенфюрер, глотая воздух, опустился на колени и упал. Осознание к Вольдемару пришло слишком поздно. Он набрал в легкие воздух, чтобы крикнуть: «Тревога!». Но в следующую секунду снова свистнуло, и грудь его пронзила резкая боль. С неведомой силой солдат отлетел назад и посмотрел на себя. Из груди ручьями текла кровь. «Вот тебе и разнообразие» — пронеслась в голове дежурного последняя мысль. В глазах его потемнело.