И, отбросив все сомненья,
Дети приняли решенье:
Чтобы целей всех добиться,
Ехать в Красную столицу.
Как те же ребята страдали и бились, а цели своей добились
Сели дети на дрезину
И огромную корзину
Положили поперек.
А в корзине той припасы:
Масло, яйца, сыр, колбасы
И огромнейший пирог.
И тяжелая дрезина,
Без воды и без бензина,
Только силой рычага.
Сорвалась и побежала
Прочь от темного вокзала,
От родного очага.
В дальний путь глядели дети.
Где змеились в лунном свете
Две стальные полосы,
И где лес стоял печальный,
Зачарованный, хрустальный
От серебряной росы.
Дети радостно кричали,
И колеса грохотали,
Словно гром в ночной тиши.
Лесом, ветром и свободой.
И чудесною погодой
Наслаждались малыши!
Коля был за машиниста,
Свое дело делал чисто —
Тверд, упорен, словно врос.
Ваня с Лизою гудели,
Завывали и свистели —
Настоящий паровоз!
Таня ведала снабженьем,
Иль точнее — угощеньем.
Так всерьёз, не для игры,
Каждый нес свою заботу,
Каждый знал свою работу
В общем деле детворы.
Долго так при лунном свете
Путешествовали дети
Сквозь дремучие леса,
А пред ними вдаль бежала,
Без конца и без начала,
Та-ж стальная полоса.
Запасайтеся терпеньем,
Силой, волей и уменьем,
Дорогие малыши!
Далеко еще до цели,
Еще многие недели
Выбираться из глуши!
До Москвы курьерский мчится
Дни и ночи, словно птица,
С буйным ветром наравне.
Вы-ж из этой страшной дали
Верст пятнадцать проскакали
На железном скакуне.
Не видать Москвы вам Красной,
И стальной рычаг напрасно
Водит Колина рука,
И напрасно Лиза с Ваней
Подражают завыванью
Паровозного гудка.
Вот луну застлали тучи,
Заблистал огонь летучий,
Громовой прошел раскат,
Хлынул дождь из черной бездны
На леса, на путь железный,
На испуганных ребят.
Дождь хлестал и бил нещадно,
Он извел ребят изрядно
Ни размяться, ни "вздохнуть.
Ночь черна — и глаз не надо!
И ребята уж не рады,
Что пустились в дальний путь.
И завыли ребятишки:
«Верно здесь нам будет крышка,
«Мы попались, как в капкан!»
Только Коля не смутился,
Подобрался, подвинтился,
Словно в бурю капитан.
Перед ним во тьме горела,
Ободряя дух и тело,
Пионерская заря.
И без страха и сомненья
Коля знал одно стремленье —
Стать достойным Октября!
Вдруг рычаг затормозился,
И как Коля с ним ни бился,
Не давался нипочем.
Коле скоро стало ясно,
Что труды его напрасны,
И не взять ему под‘ем.
Тут ребята повскакали,
И забыв свои печали,
Навалились на рычаг,
Ибо знали, что вернуться
Без устава, без инструкций,
Им нельзя теперь никак.
Вот под‘ем и одолели,
И стрелою полетели
Под открывшийся уклон.
Ух, как замерли сердца!
Так лететь-бы до конца
Весь огромный перегон!
Вдруг во тьме, из черной ночи
Засверкали чьи-то очи,
Полотно гудит, дрожит —
Зверь какой здесь, что-ли, бродит
И во тьме очами водит,
И добычу сторожит?
Тут и Коля испугался,
Он тотчас-же догадался,
Что все рос, и рос, и рос,
И лавиною катился,
Смертью, ужасом грозился
Их знакомец — паровоз!
Паровоз летит, не слышит,
Что ребята еле дышат,
Он летит и говорит:
«Я лечу, лечу навстречу,
«Все, что встречу — изувечу,
«Чу-чу, чу-чу, чу-чу, чу».
Коля тут не взвидел свету,
Он огромную газету
Из кармана достает,
Тормозит в ходу дрезину,
И, нагнувшись, из корзины
Спички Танины берет.
Кстати дождь утих немного,
И в смятеньи и тревоге
Он зажег газетный лист, —
Чтоб огонь пылал и светил,
Чтоб в ночи его приметил
Паровозный машинист!
Машинист увидел — браво!
И ликует вся орава,
Спасены! спасены!
Запоздай одно мгновенье —
Неминуемо крушенье!
Спасены! спасены!
Паровоз, пыхтя от злости,
Что целы ребячьи кости.
Выпускает белый пар.
И ребят берет до сроку,
Под надзор и под опеку,
Сердобольный кочегар.