Однако пришлось. Командировочка пообтёрла. Надо же с кем-то общаться…

По пути в кафе проходили через двор. За столом сидели бородатые старики в шапках. Они что-то грызли и цокали языками.

— Товар, — услышал я, — хороший товар…

Мне почему-то стало не по себе. Страшновато как-то стало.

— Какой товар? — спрашиваю. — Рынок рядом что-ли?

Наш провожатый расхохотался.

— Чурка ты нерусский, — говорит, — это вы — товар!

Пахомов от удивления икнул.

А я пожалел, что не принял перед выходом Лоперамид.

— Не ссыте, — сказал провожатый, — шучу.

Я ему не поверил. Пахомов, кажется, тоже.

02.11.2011

В Назрань приехал бригадир. Давно, блядь, не виделись. Собрал нас, шестерых следователей, в Ленинской комнате. Разбил на три группы, раздал по делу, расследовать велел в кратчайшие сроки. Три недели — максимум! Мне понравился такой срок. Я прикинул в уме, три недели закончатся 23 ноября. А там и командировке конец.

Нам с Витьком попалось дело на заместителя главы администрации станицы Зрянской (название станицы изменено мною в целях конспирации). Дело анонсировал рапорт оперуполномоченного Быкурова. В рапорте говорилось о том, что заместитель главы администрации Махмудов М. Г. крайне негативно относится к органам федеральной власти. По его мнению, каждый уважающий себя ингуш обязан расхищать госбюджет, т. к. Россия обижает Ингушетию со стародавних времён…

Быкуров сообщал, что Махмудов, желая незаконно обогатиться за счёт казны, поздно ночью вышел из дома и швырнул в свой старый сарай связку гранат. Сарай взорвался. Ввиду якобы причинённых материальных и моральных страданий, Махмудов подал заявление о компенсации вреда. Ущерб он оценил в 500 тысяч рублей. Компенсацию выплатили.

В принципе, само по себе дело было плёвым. Главный свидетель уже известен, — некто Гагиев. Живёт неподалёку, всё видел. Адрес в деле есть. Нужно допросить его, ещё, на всякий случай, парочку, предъявить обвинение Махмудову и пульнуть дело в суд.

В помощь нам выдали двух оперативников из местного УВД.

04.11.2011

Как только приехали в станицу, опера выходить из машины отказались. Наотрез.

— Нет, — сказали опера, — мы из одного тейпа с ним. Не пойдём!

Матерясь и негодуя, мы с Витьком вылезли из машины, и нас обступили ингушские мальчишки. Стали галдеть, махать руками. Я растерялся. Уж слишком активно они махали руками. А вдруг гранату бросят или камень метнут? Но, слава Богу, ни того, ни другого не прилетело. Просто один из пацанов дёрнул меня за рукав и продемонстрировал здоровые, но жёлтые зубы…

Неподалёку, на лавочке под тополем, дремал какой-то дед. В руках у него была высокая палка, конец её загнут калачом.

Когда крики ребятни сделались слишком громкими, старик встрепенулся. Поправив на голове засаленный картуз, что-то закричал, и пацаны бросились в рассыпную.

— Дедушка, а где здесь Гагиев живёт? — спросили мы.

Старик оценивающе взглянул на нас, поднялся со скамейки.

— Пойдёмте, — сказал старик, — покажу.

Он шёл очень медленно, опираясь на клюку. Проходившие мимо селяне почтительно ему кланялись. Иногда старик останавливался и подолгу беседовал с ними, жал руки. Во время таких остановок Витька заметно нервничал.

Наконец наш провожатый остановился у двухэтажного кирпичного дома с зелёными воротами. Старик картинно поднял палку над головой и несколько раз ударил ею в калитку. Окружающее пространство наполнилось металлическим грохотом и собачьим лаем.

Калитку открыл небритый абрек неопределённого возраста. Взглянул в удостоверения, кивнул, повёл в дом. Проходя по обильно засаженному грушами и яблонями двору, я увидел две высокие клетки. В них бесновались огромные немецкие овчарки.

…В просторном холле, за круглым столом сидели семеро. Почти все были одеты в камуфляж. Двое держали на коленях автоматы. Остальные сидели без оружия.

— Зачем приехали? — спросил седовласый тип в чёрном пиджаке.

— Нам нужен Гагиев, — ответил я, — Аслан Рамзанович.

Седовласый нахмурился и недружелюбно буркнул:

— Я — Гагиев Аслан Рамзанович. Чего надо?

Я принялся сбивчиво объяснять. Рапорт уполномоченного… Махмудов… Самоподрыв сарая… Вы — свидетель…

Гагиев слушал внимательно, не перебивая. Лишь жуткий взгляд его блуждал по моему лицу. Когда я закончил, он покачал головой.

— Меня допрашивать вы не будете. Дам человека вам. Человек всё как надо скажет.

Я не знал, как реагировать. Случись такое в Москве, понятно, поставил бы наглеца на место, но здесь? Посмотрел на Пахомова. Не зная его, увидев впервые, подумал бы, что он глухонемой.

Гагиев достал из кармана блокнот, вырвал из него лист и, послюнявив карандаш, что-то написал.

— Вот тебе свидетель. В Магасе живёт. Всё знает.

Я положил бумажку в нагрудный карман рубахи.

…Обратно ехали с кортежем. Джип без номеров с тонированными стёклами тащился за нами по горной дороге. Я, сидящий рядом с водителем, не отрывал взгляда от зеркальца заднего вида. На одном из участков дороги из джипа показался ствол автомата. Грянула очередь.

— Салют, — прокомментировал водитель.

На въезде в Назрань джип развернулся и поехал обратно.

Я почувствовал себя оплёванным.

05.11.2011

Сегодня выходной. Бригадир свалил за каким-то в Махачкалу, где остальные, нас совершенно не интересует.

Свидетеля будем допрашивать в понедельник. Машина заказана. Пахомов делегирован мною в Осетию, за водкой.

Как только он уехал, позвонила жена. Моя, естественно. Она звонила и раньше, раз семь звонила, наверное. Один раз я ее послал, остальные — не брал трубку. В воспитательных, так сказать, целях.

На этот раз решил ответить. Не знаю — почему. Последние малоприятные события посеяли в моей душе зёрна сентиментальности.

Жена спросила: как я здесь, почему не отвечаю, не случилось ли со мной чего-нибудь худого? Ага, так и сказала, — худого.

Ответил: нормально. Обстановка напряжённая. Над головой свистят пули. Но я держусь молодцом. Как и положено.

Она сказала, что восхищена мной, что я герой, что любит и очень сожалеет о нашей ссоре. Спросила: прощаю ли?

Я ответил: подумаю.

Зарыдала.

— Ладно, — сказал, — хер с тобой. Успокойся. И больше так себя не веди!

Это я не в том смысле, чтобы она не ревела. Не выкобенивайся больше — имелось в виду.

06.11.2011

Утром появился опер и сказал, что машина подана, пора ехать в Магас.

Стали собираться. Я вытащил из кармана бумажку, решив уточнить фамилию и адрес.

На бумажке было написано: Евкуров Юнус-Бек, Магас. Насколько я помню, так зовут президента Ингушетии.

Пахомов заржал как конь и сказал оперу, что у нас изменились планы.

Мы выпили бесланской водки и легли спать.

09.11.2011

Вечером Пахомову позвонил земляк-омоновец. Пригласил на день рождения. Опять, кстати, в Магас. Пахомов умотал, я отказался. Зря.

Ночью, страшной ингушской ночью я услышал стук. Подумал, — во сне. Нет. Стук продолжался.

Оторвав голову от подушки, я увидел в окне человека. Точнее, голову его, туловище и руку. Как он забрался сюда? По лестнице? Водосточной трубе?

Нащупав ступнями тапочки, укутавшись в одеяло, я прошуршал к окну.

— Кто Вы? — спросил я, приоткрыв окно. — По какому вопросу?

— Свидетель, — ответил человек, — хочу дать показания.

Свидетель? Какой еще свидетель в три часа ночи? Мне было не до смеха, но я поразился этому совпадению — электронные часы показывали 03.00.

— Приходите завтра в отдел! — закричал я так, что чуть сам не оглох и резко захлопнул окно, рванув рычаг вниз.

Мне стало страшно. Так страшно, как не было никогда. Зачем здесь этот тип? Он же мог запросто бросить гранату, выстрелить и — привет. А там, в ауле или на горной дороге?