— Сколько лет сыну Трендякиных?

— Он на три года старше Наташи… — Благодаря огненной воде голос Светланы тоже изменился, как и весь облик.

— А какого числа исчезла ваша дочь?

— Числа какого? — Тетя Света насупилась. — Число забыла чтой-то. А вот помню, что, когда я на пляж бегала, искала дочку ночью, там все наряженные были, разрисованные. Пели, плясали…

Уходя, Седов остановился на пороге и спросил:

— Вас никто не просил позвонить одной женщине и кое-что ей сказать?

— Нет, — равнодушно ответила Светлана, опрокинув в рот еще одну рюмочку. — Меня уже давно никто ни о чем не просит.

После полуторачасового визита, ибо расставаться со свидетельницей событий двухгодичной давности рыжий сыщик не торопился, Седов покинул убогий дом бедной алкоголички. Он вышел на улицу и глубоко вдохнул. В сравнении с затхлой атмосферой комнаты тети Светы воздух деревенской улицы казался вкусным, сочным, бодрящим и успокаивающим одновременно.

А на улице Пашу ждала Кира.

— Ну что? — с видом киношной шпионки спросила она.

— Жалко тетку, — ответил Паша, раздумывая, как бы ему отделаться от аппетитной красотки.

— Хотите, я вас отвезу в отель?

— А я дорогу запомнил, — ответил Паша. — Мне прогуляться и…

— …Подумать надо, — догадалась Кира.

Кивнув ей, он поднял руку в знак прощания, повторив легендарный жест лейтенанта Коломбо. Развернулся к журналистке спиной и направился по серой дороге в сторону моря.

В бильярдной уже вовсю шла игра. Своего любимого партнера Паша заметил за средним из трех бильярдных столов. Он почти лежал на столе, стоя на одной ноге, и готовился к какому-то особенному удару. Разглядеть тот удар Седову не пришлось — он заказывал коньяк у бара и был сосредоточен на предчувствии первого глотка.

Не успел Седов взять в руки бокал, как услышал рукоплескания. Обернувшись, увидел, как Иван с вежливой улыбкой кивает столпившимся вокруг стола восхищенным зрителям. Свет лампы, падающий на зеленый стол, ярко освещал и его густые светлые волосы, оставляя лицо в полутени. От этого и от окружившего его всеобщего восхищения казалось, что над головой Ивана светится нимб.

— Штаны! — восхищенно сказал бармен.

Паша понял, что одним ударом местная бильярдная звезда загнала в противоположные лузы два шара. Тогда Пашка решил, что, как только море станет по колено, он тут же отыграет партию с Иваном.

Для воплощения этого замысла потребовалось около трех часов времени и прилично коньяку. После чего Паша повторил свой недавний подвиг — продул Ивану пять штук.

— Слушай, брат, — сказал ему бильярдист еще перед началом игры. — Давай мы просто сыграем? На интерес, без денег. Мы в бильярдной почти одни, время позднее, ты устал. Давай просто погоняем шары и пойдем спать!

Голосу разума Паша не внял. Игра началась.

— Ты один в Боровиковке отдыхаешь? — спросил Иван, ловко разбив пирамиду.

— Не совсем. Я к друзьям приехал, — небрежно, но осторожно ответил Седов.

— А жена у тебя есть? — любопытничал Иван, преднамеренно промазывая по свояку, чтобы дать сопернику хоть какие-то шансы.

— Я не женат.

— А чего?

— Невезучий.

Иван удивленно рассматривал Седова. Со стороны этот худощавый рыжий парень не выглядел так, как о себе говорил. Казалось, он относится к той благополучной породе людей, которые умеют быть счастливыми, но сами об этом не знают.

Наконец бильярдист пришел к каким-то собственным выводам и снова сосредоточился на игре.

Бац! — шар ушел в лузу.

— Чистый удар! — сказал Иван.

Слово «чистый», как уже понял Седов, в терминологии Ивана означало высшую похвалу.

Паша наморщил нос — он знал, что его Ватерлоо начинается.

— Ну, если раз не повезло… — Иван сделал пару шагов вдоль стола, выбирая лучшую позицию для удара. — Надо еще раз рискнуть. Я так думаю.

В баре вдруг стало тихо. Теперь тишину нарушал только стук кончика кия по шару, удар двух тяжелых костяных шаров, звук падения одного из них в лузу, звук удара о борт второго.

Замерев над зеленым столом, как орел, сидящий на вершине скалы замирает над зеленой поляной, где спрятались белые кролики, Иван продолжил философствовать:

— Счастья надо добиваться. — Еще удар шара о шар. — Это как поезд. Ты едешь, едешь, и вдруг станция — Несчастье. Если выйдешь на этой станции, то так на ней и останешься. Но если будешь путь продолжать, то следующая станция может оказаться твоей станцией — Счастье. Так что… — Иван нанес третий за время его монолога точный, верный, короткий удар, снова послав шар в лузу. — Так что надо сделать еще одну попытку!

— Не хочу, — объяснил Паша, коромыслом заложив кий за шею. — Не хочу вторых шансов. Больно все это…

Только сейчас Павел Петрович осознал, как он пьян. Зачем он говорит такие вещи чужому человеку, который снова выворачивает его карманы?

Слегка двоящийся Иван закончил партию. Он возник прямо перед рассредоточенным взором своего партнера со словами:

— Пора идти спать. Тебя проводить?

Паша опустил кий, положил его на стол, протянул Ивану деньги. Тот взял их с вежливым «спасибо», сунул в карман брюк и еще раз внимательно посмотрел на замороженную фигуру неудачливого противника. Потом попрощался и вышел из бильярдной.

В зальчике с тремя зелеными столами стало совсем тихо. Паша, словно загипнотизированный, достал мобильный телефон, набрал номер и сказал в ответ на радостное «Пашенька, ты?»:

— Яна, выходи за меня замуж.

— Ты серьезно?! — В ее голосе звучали интонации малыша, которому обещают подарить к Новому году игрушку, о которой он мечтал целый год. Только Яна о Пашином предложении мечтала на целую жизнь дольше. Он знал это, он боялся, что рано или поздно воплотит ее мечту, в итоге испохабив ей жизнь.

— Я серьезно.

— Ты очень пьян, — разочарованно сказала она. — Ты завтра проснешься и не вспомнишь, что вчера говорил.

— Хорошо, завтра я повторю тебе то же самое, будучи трезвым. Пока.

— Хорошо… Паша, я так люблю тебя, что если ты завтра не повторишь, то я не обижусь.

— Я знаю, — ответил он, нажимая на кнопочку с красной трубочкой.

Его глаза прояснились, он пошел к выходу из бильярдной.

Добравшись до сквера перед отелем, Седов устало опустился на лавочку. Он чувствовал, что от свежего ночного воздуха, несущего запах моря, то глубокое и искреннее состояние опьянения, которого он добивался с таким трудом, испаряется. На смену ему приходит посталкогольная тошнота и омерзение к самому себе вместе с окружающим миром. И пугающая мысль: во что он тут пытается ввязаться? Какое ему дело до фантазий глупой девчонки, которой мерещатся маньяки?

Паша уперся локтями в колени и свесил голову.

Вдруг он услышал тихие голоса — низкий голос взрослого мужчины и хрипловатый ломающийся голос тинейджера. Находились говорившие довольно далеко, и оба старались не шуметь. Из-за этого слов разобрать Паша не мог. Понятны были только интонации их поздней беседы. Мужчина, казалось, был чем-то недоволен, а парнишка обвинял или требовал что-то. Голоса приближались.

Седов бесшумно привстал, на цыпочках обошел лавку, спрятался за ее высокой спинкой. Вскоре, шагах в пяти от его засады, остановились те двое, недружелюбно попрощались, и мимо притихшего в своем убежище рыжего сыщика прошел Сэм. К отелю удалялась фигура невысокого широкоплечего человека. Роберта, конечно.

Утро было чудесным. Припомнив вчерашний разговор с Кирой, Паша позвонил Вике. О девушке, которая в прошлом году утонула на пляже, она мало что знала. Да и Роберт вряд ли был близким другом ее семьи. Встречал, конечно, каждый год, даже ужинали вместе, но не больше. На вопрос Вики, почему он задает такие вопросы, Паша постарался ответить крайне уклончиво.

Второй звонок надо было сделать Яне. Он набрал ее номер, она ответила. Услышав ее голос, он представил себе лицо Яны с тревожно сдвинутыми бровями, закушенную нижнюю губу, всю ее слишком хрупкую для этого мира фигурку. Сказал снова те самые слова, что и вечером, не испытав ровным счетом ничего, и завершил разговор.