В целом Седову здесь понравилось. Дувший с моря настырный ветер освежал, не позволяя солнцу душить пляжников своей любовью. Людей было много, но места хватало всем. А главное — было море.
Однажды обратив внимание на окружавших его отдыхающих, Паша уже не мог оторваться от скрытого наблюдения за их повадками. Приходилось признать: за последние годы так много разных по возрасту, весу, социальному положению и всяким другим признакам людей он видел впервые. А уж такое количество едва прикрытых тел — тем более.
Паша мало удивился тому, что люди в трусах и купальниках были довольно неказисты. Гораздо более странным ему показались другие вещи: бесстыдство бабушек в стрингах. Всеобщее свинство, когда никому не стыдно бросать в море пустые пластиковые бутылки и пакеты с мусором. Грубость — когда отец орет на сына матом, мама с папой не стесняются в выражениях, держа на руках маленьких детей. И все на этом пляже постоянно едят…
Удивлялся он странным вкусам стройных молодых мужчин, явно заботящихся о своей физической форме, — он заметил не одну пару, в которой спутницей такого принца была женщина с тяжелой формой ожирения. Не без брезгливого любопытства он видел, как плотоядно эти мужчины тискали своих роскошных подруг, заходя с ними в воду.
Забавно было наблюдать, как компании женщин флиртуют с компаниями мужчин, как ревнивые жены пытаются отвлекать своих мужей от созерцания прелестей юных красоток. Как мужчины, чьи жены молоды и привлекательны, гордо смотрят по сторонам, ловя восхищенные взгляды, и удовлетворенно ухмыляются.
Пляж был маленькой картинкой всего мира. Придя к такому умозаключению, Паша нацепил наушники, врубил погромче сольный концерт Сержа Танкяна и отдался солнцу.
Нирвана продлилась минут пятнадцать. Волнуясь о состоянии своей молочно-белой шкуры, Седов встал, выключил плеер. Именно в этот момент мимо прошла торговка пирожками. Ее резкий голос ворвался в уши Павла Петровича, заставив его наморщить нос.
Осмотрев окрестный пейзаж, Паша вдруг стал замечать некую суету. На пляже появились молодые парни и девушки в шортах и майках. Они волокли какие-то доски, листы фанеры, свернутые в трубку рулоны бумаги. А также стремянки, лестницы, плотницкие инструменты. Через пять минут молодежь застучала молотками, засновала туда-сюда, весело переговариваясь и обсуждая что-то важное.
— День Нептуна, — сказал кто-то на пляже.
Его слова подхватили, разнесли вокруг отдыхающие, с беспокойством наблюдавшие за действиями молодых людей и девушек. А тем временем на пляже возводили подмостки.
Седов подумал, что ему это все скучно, и пошел в номер.
После моря Седов ощутил небывалый подъем сил. Он был уверен, что от усталости не сможет и рукой махнуть, но бодро добежал до отеля.
В его планах значилась вечерняя встреча с Викой, а до этого времени она, видите ли, была занята. Паша немало удивился такому поведению подруги, учитывая напор ее приглашения. Но, похоже, у Вики имелись объективные причины откладывать свидание с другом детства: в отель приехали на корпоративный отдых сотрудники какой-то крупной организации, а забронированных номеров на всех не хватило. Случилась суета и беготня.
Несколько часов назад, покидая отель, Седов заметил Ежевику в компании солидных дядек и дам, все поголовно были одеты в белые штаны. Гостей встречали возле отеля красивые девушки в темных юбочках, белых блузочках и красных галстуках. «Пионерки» провожали приехавших к стойке регистрации, где Вика и крепкий плечистый мужчина кавказского типа вручали им ключи от номеров, приветственный адрес и буклет отеля. С некоторыми из гостей кавказец — как догадался Паша, муж Виктории — и подруга детства фотографировались.
Немного позже Паша выяснил — хозяин отеля фотографировался с прибывающими гостями чуть ли не каждый день, особенно если это были сотрудники крупных госкорпораций или постоянные клиенты отеля.
Около девяти вечера Ежевика позвонила в номер Седова по внутреннему телефону и спросила: ужинал ли он? Паша даже не обедал, у него не было аппетита, но Вике он ответил, что уже сто раз поел.
— Тогда, — сказала она, — пойдем на пляж, на День Нептуна.
— То есть на ночь Нептуна, — поправил ее Паша.
Вика пообещала ждать его на первом этаже.
Седов лениво полез в сумку, достал хитро свернутые в рулон льняные брюки, развернул, восхитился, что выглядят они в меру измятыми. Оделся, вышел из номера.
Направляясь к лифту, подумал, что отель «Заря коммунизма» оказался местом занятным.
Здание отеля было выстроено в счастливые восьмидесятые. В соответствии с канонами эпохи оно имело форму буквы «П», клонированную в шести этажах. Внутри — широкие коридоры, тесные номерки, низкие потолки и красные ковровые дорожки. Первоначально в этом здании располагался пансионат «Голубые зори», приписанный к профсоюзу какой-то большой советской организации. Но прошло всего около десятка лет, как той организации вместе со всей общественно-экономической формацией не стало.
В девяностые отдыхающих тут почти не было. Здание пришло в упадок, и, как рассказала Паше скучающая продавщица книжек и газет, администрация Боровиковки выставила его на торги. Заброшенный пансионат с территорией переходили из рук в руки, пока его не купили несколько собственников, настроенных на серьезный бизнес. Сейчас отель принадлежал Роберту Каспаряну, мужу Вики Ежовой.
Видно, детство и юность у Роберта были самыми лучшими годами в жизни. Видимо, он думал, что и у других людей его поколения все было так же. И скорее всего, он решил, что антураж счастливого детства отцов и дедов придется по вкусу современной молодежи.
Поэтому отель «Заря коммунизма» и напоминал съемочную площадку кинофильма про пионеров. Весь персонал отеля носил октябрятско-пионерскую форму, а на шее — красный галстук. В залах и на территории звучали комсомольские песни, кругом висели лозунги и транспаранты с маленьким Ильичом в кудряшках, будто завтра все горничные и администраторы собирались на демонстрацию.
Всему этому пролетарскому антуражу здорово противоречили цены в меню столовой, а также присутствие платежных терминалов, банкоматов, автоматов со сникерсами, жвачками, сигаретами и чипсами.
Может, Роберт кому-то и угодил со своим коммунистическим дизайном, но вот Седова от воспоминаний о советах отряда и линейках в честь победы Октября тошнило. Морща нос, усеянный веснушками, на атрибуты распавшейся империи, Паша спустился со своего шестого этажа в холл первого.
Тут его поджидала первая любовь.
Увидев загорелую, чуть располневшую, но очень привлекательную (особенно для друзей детства) блондинку, Седов радостно приподнял брови и улыбнулся.
В последний раз он видел Вику лет пять назад, когда она приезжала домой в Гродин к матери. Тогда они едва перекинулись парой слов, случайно встретившись на улице. Она выглядела просто замечательно — уверенная в себе, спокойная, приветливая и сочувствующая.
Это последнее качество бывшей подруги пришлось Паше не по душе, как не по душе была и мещанская сытость дорогой подруги Вики. Да, он так о ней и подумал в тот вечер. Мысль была стыдной, а стыд отлично смывается алкоголем.
Сегодня же Вика пребывала в другом настроении. Она стояла посередине просторного холла, вокруг нее весело сновал народ. Люди смеялись, разговаривали, кивали друг другу, вели себя как нормальные отдыхающие. И более того, многие из них были наряжены в костюмы русалок, чертей, пиратов и всяких разных обитателей морского дна — от осьминогов до морских коньков. Большинство нарядов были самодельными и от этого особенно забавными. Отдыхающие возбужденно и радостно обсуждали свои и чужие костюмы, громко смеялись, пританцовывали под «Яблочко», звучавшее в холле, и спешили к морю.
А Ежевика напряженно поеживалась и кусала губы.
— Вичка! — Небрежность должна была скрыть ту теплоту, которая вдруг затопила душу Седова. — Ты чего это такая кислая? Фу, такая красотка — и такая кислятина!