Голос Вики сорвался. Она закрыла лицо руками. Пашка попытался возразить, хотя бы одним словом, но не успел — она снова заговорила:

— Седой, он попытался с собой покончить в тюрьме! Сломал металлическую оправу на очках, нашел острый край, зазубрину какую-то и по венам… — Речь ее стала сумбурной. — В больнице… тяжелое состояние… меня даже не пустили в реанимацию… Он из-за меня себя оговорил, правда?

— Сэм принес ему твои часы в качестве доказательства того, что мы вместе с тобой убили Ираиду. Часы, что ты на побережье в День Нептуна потеряла! Но, Вика, это тут ни при чем. И я не виноват, слышишь? Даже не думай, что это я рассказал в милиции о своих подозрениях. Слышишь?

Подруга детства вдруг так бурно разрыдалась, что Паша даже оторопел. Он шагнул к ней, но резко свернул к столику, налил полстакана виски и опрокинул в рот. И только после этого прижал мокрое горячее лицо Вики к своему плечу.

Ее трясло от рыданий, она что-то пыталась говорить, а злая судорога сводила ей горло. Паша усадил ее на диван, гладил руку, но не просил успокоиться. Ему казалось, что лучше, если Вика проплачется, потому что это утомит ее и она сможет заснуть сегодня ночью.

За два часа с дивана он поднялся только пару раз — за бутылкой виски и за двумя кусочками льда из холодильника, которые он осторожно приложил к вискам Вики. Потом протянул ей стакан с алкоголем.

Тем временем Паша сообразил, кто подарил следствию идею о маньяке. Вика этого точно не знала, но следователь намекнул, что правдолюб отыскался в администрации отеля. Задав еще пару вопросов подруге детства, Паша обозвал себя идиотом.

Уложив Вику спать, он отправился в бар, где с большим удовольствием набрался до свинячьего визга.

С утра в «Заре коммунизма» творилось нечто невероятное. Здание, сквер, пляж наводнили люди в форме и люди в штатском, которые не были отдыхающими. Все они либо искали что-то, либо беседовали в отдельных помещениях с персоналом, либо просто прогуливались там и тут с какими-то важными целями. Кто руководил их деятельностью, было непонятно.

Отдыхающих все эти товарищи — в штатском и не в штатском — заметно волновали. Их присутствие в стенах отеля обсуждалось на каждом этаже и даже в каждом номере.

Паша внедрился в ряды гостей отеля только к тому времени, когда вопрос «что случилось?» потерял актуальность. Теперь все гадали: где же на самом деле хранился труп дочери директора отеля?

Обсуждая места хранения тела, а все уже знали, что оно дважды побывало в море с перерывом в несколько дней, гости отеля предлагали много вариантов. Некоторые придерживались той точки зрения, что тело было припрятано в холодильнике с пепси-колой, и аргументировали: знакомый знакомых видел в холодильнике руку мертвого человека! Другие утверждали, что мертвых девушек подвешивали на крюки в специальном промышленном холодильнике, среди говяжьих и свиных туш. Встречалась версия и о ларях для мороженого, но этот вариант никому не нравился.

У регистрации толпилась, наверное, половина остановившихся в отеле гостей. Они сдавали ключи от своих номеров, просили поскорее вернуть им деньги за дни, которые тут не проведут, требовали бесплатный трансфер до автостанции и так далее и тому подобное. Предвидя только этот аспект развития событий, и не учитывая пожизненного заключения, Роберт уже мог задуматься о самоубийстве…

Паша ожидал, что в числе милиционеров будет и его новый знакомый — Аниськин поселка Боровиковка, Петр Макарович Канарейкин. Не найдя его, Паша позвонил участковому.

Тот не без досады объяснил, что дело о маньяке слишком важное, чтобы поручать его деревенскому детективу. А кроме того, тут замешаны сторонние интересы. Уточнить свое заявление Макарыч отказался. Он только намекнул, что кое-кто и мечтать не смел о таком несчастье с Робертом Аванесовичем…

На том загадочная беседа и завершилась.

Спустившись по магнолиевой лестнице на песок из битых ракушек, Павел Петрович ошарашено разинул рот. Прибрежные воды тралили три небольших катера МЧС.

Один из отдыхающих, мужчина в полосатых плавках, очень загорелый и поджарый, пояснил Паше, что к катерам прикреплены цепи и сети. Эти приспособления должны выудить из пучин морских останки девушек, исчезнувших в прошлые годы. Предполагается, со знанием дела добавил мужчина в полосатых плавках, что маньяк (Роберт Аванесович, конечно) брал лодку, затаскивал в нее тело, утяжеленное чем-то, отходил от берега и бросал свой груз в воду.

Понаблюдав за суетой, царившей на пляже, Седов призадумался. Из состояния задумчивости его вывело чувство голода.

Съев беляш в кафе на пляже, Пашка увидел своих приятелей — пляжных собак. Он купил беляш и им. Псы радовались суете, не задумываясь, что кому-нибудь из многочисленных ответственных лиц придет в голову идея о том, что развеселой собачьей стае не место в приличном обществе.

Одного беляша оказалось маловато, но никто не обиделся. Повиляв лохматыми хвостами, псы помчались из цивилизованной части пляжа на дикую и дальше — к тому самому уступу, под которым в свое время Паша обнаружил тело бедного бестолкового Сэма.

Проследив за ними взглядом, Паша разглядел, что прямо на побережье, примерно в середине бухты метрах в пятнадцати от кромки воды, стоит машина.

От скуки Паша направился в сторону машины, а одолев метров двадцать, разглядел возле нее плотную фигурку Киры и сутулого дядьку в светлых брюках.

— Кира, — окликнул он девушку. — Надо поговорить.

Человек в светлых брюках обернулся и внимательно посмотрел на Пашу. Внимательность взгляда была профессиональной.

Увидев Седова, Кира просияла улыбкой. Она была одета в желтое трикотажное платье с большим вырезом и оборками понизу. Платье вздувало ветром, подол так и мечтал взлететь, а тонкие плечики платья — сползти. К тому же платье Киру не стройнило, и Паша, обычно снисходительно относившийся к неудачным туалетам хорошеньких девушек, вдруг раздраженно подумал: «Толстуха!».

Но тут же одернул себя…

Кира была в полном восторге от всего происходящего.

— Ты видишь? — воскликнула она.

Он взял ее за пухлый локоток и повел к воде, где шум прибоя не позволял окружающим услышать их голоса.

— Это ты натворила? — строго спросил Седов. — Ты, что же, взяла и поехала к следователю? Рассказала ему свой бред и?..

Кира перестала улыбаться:

— Как — бред?.. Ты же сам говорил!

Присмотревшись к непроницаемому лицу рыжего сыщика, она изменила тон:

— Так вот в чем дело! Так это правда, что ты с Викторией спишь?! Ты ради нее стараешься!

Недоумевая, как это раньше так получалось, что Кира казалась ему не только привлекательной, но и даже умной, Паша усмехнулся:

— Если бы у нас с Викой что-то было, то неприятности Роберта были бы мне на руку!

— Значит, это правда? — Кира была без своих узеньких очочков и без солнцезащитных очков тоже. Она морщилась и кривилась от солнца и от обиды: — Значит, ты гей? Тогда тебе все равно, что девушки пропадают! Какое твое дело?!

— Кира, — сказал он, игнорируя ее тон и те бессмыслицы, что были ею произнесены. — Я свалял дурака и очень виноват. Если бы я знал, что произошло между тобой и Робертом Аванесовичем, я бы с тобой даже не разговаривал.

Она прищурилась, вдруг перестав морщиться:

— Что ты еще придумал?..

— Ты работала секретаршей в его приемной? — Она кивнула, насупившись. — Писала ему любовные записки? Не надо отнекиваться, — предупредил он, — это точная информация. Еще я знаю, что он поступил с тобой как взрослый порядочный мужчина, понимающий, что перед ним глупая девочка. Да еще и не стал твоих родителей волновать. Он попросил тебя больше такого не делать и придумал эту самую газету «Красный отдыхающий», чтобы у тебя было место работы. Так ведь? А теперь ты мстишь. За что только?

Несмотря на загар, Кира побелела:

— Что за чушь? Это тебе Виктория нашептала?! Все наоборот было! Это он приставал ко мне, а я…