Нитха глянула ему вслед и вспомнила, как Дайру рассказывал о походе за айвой и о потасовке со стражниками. Правильно Дайру тогда сказал: если в драку встревает Нургидан, она перестает называться дракой и начинает гордо именоваться побоищем!

Девочка безнадежно и сердито вздохнула и перенесла внимание на тихо плачущую старушку:

– Можешь встать, бабушка?

– Ох, внученька, красавица, не могу, ушиблась-то как... Помоги, ради всех богов!

Нитха подала руку, удивившись тому, с какой силой сомкнулись на ее запястье пальцы старушки.

– Ох, милая девочка, сделай доброе дело! Не могу шагнуть... проводи до дома!

– Бабушка, я же не одна.

– Да тут рядом, в переулке! Меня двое внучат ждут, сиротинушки бедные! Умру здесь, они и не узнают...

– Рядом, да? Хорошо, бабушка, обопрись на мою руку. У нас в Наррабане говорят: «Старость почтеннее знатности».

Нургидан, в растерзанной одежде, с синяком на скуле и с рассеченной нижней губой, стоял, понурив голову, перед учителем и Дайру и покаянно рассказывал:

– А потом драка улеглась. Гляжу, Нитха пропала! Я туда, сюда, кричу, зову...

Он замолчал, раздавленный горем, стыдом, сознанием своей вины.

– Из-за чего ты, собственно, дрался? – строго спросил Дайру.

– Не знаю, – повел широкими плечами Нургидан. – Оно мне как-то без надобности.

– Очень, очень весело... – проговорил Шенги, ни к кому не обращаясь. Левая рука его скользнула за ворот, под рубаху.

Дайру встрепенулся. Он давно понял, что учитель носит на груди какой-то амулет, но не решался расспросить о нем.

– Она в мешке, – медленно произнес учитель. – Похитителей, кажется, двое. Девочка без сознания... оглушили или придушили, сволочи.

Нургидан поднял голову и злобно оскалился.

– У Северных ворот... нет, за воротами! – уверенно закончил Охотник. – Жаль, лошадей нет. Впрочем, те гады тоже пешие. Догоним! Со мной пойдет...

Он осекся. В серых глазах Дайру и карих Нургидана леденело одно и то же непреклонное выражение.

Оставить кого-то из них дома? Да Совиная Лапа и пробовать не стал!

– Берите оружие, да поживее! Догоним! Никуда эти подонки от нас не денутся!

Шенги не держался бы с такой злой уверенностью, если бы знал, что за Северными воротами, в лесу неподалеку от дороги, похитителей дожидается третий сообщник с лошадьми наготове.

Только круглый дурак будет, сидя на лесной поляне связанный по рукам и ногам, грубить своим пленителям. А Нитха дурой не была. Что бы она ни думала о мерзавцах, в лапы к которым ей довелось угодить, мысли эти она благоразумно оставила в своей черноволосой головке. Не стала она также сообщать похитителям, что сделает с ними Совиная Лапа, когда возьмет их за... ну, скажем, за шиворот. Наоборот, умненькая девочка захлопала ресницами и тоненько заскулила:

– Дя-а-деньки, а что теперь со мной бу-у-дет?

Из троих сидящих у костра «дяденек» отозвался один – молодой, долговязый, с простоватым добрым лицом и грустными глазами:

– Есть хочешь, маленькая? Сейчас похлебка поспеет.

– А как я кушать буду? – с робкой доверчивостью спросила девочка. – Руки же связаны.

– Эй, – всполошился неприятный краснолицый тип, – не вздумай ее развязать! И кормить ни к чему: новый хозяин скоро послаще угостит.

Глаза юной наррабанки сверкнули. Забыв о роли кроткого ребенка, она злобно огрызнулась:

– А ты, бабушка, не дергайся. В твоем возрасте гавкать вредно, а то двое внучат сиротинушками останутся. – Нитха спохватилась и продолжила другим тоном: – Ой, пальчики не шевелятся...

– Слышь, Червяк, ты и впрямь очень ее скрутил! – сердито сказал долговязый парень. – Вот покалечишь ее, господин откажется взять товар.

– Бо-ольно, дя-а-деньки! – простонала Нитха. Слово «дяденьки» в ее устах звучало трогательно и нежно. В сочетании с умоляющим робким взглядом оно служило ей волшебным заклинанием по пути из Наррабана в Гурлиан.

Сработало оно и на этот раз. Большой, как слон, разбойник, упорно пяливший глаза на котелок, оторвался от созерцания готовящегося обеда и прогудел:

– Не обижай ребенка, Червяк, не то врежу!

– И пожалуйста! – возмутился краснолицый Червяк. – Можете ее развязать! Можете ее кормить! Можете ей платье новое справить! И жемчужное ожерелье! И сказку ей расскажите!

Не дожидаясь конца гневного монолога, долговязый подошел к девочке, разрезал веревки, помог пленнице дойти до костра. Помощь не была лишней, Нитха и впрямь скверно себя чувствовала после путешествия в мешке; но девочка еще преувеличила свою слабость, повиснув на руке разбойника.

Это произвело впечатление на шайку. Даже Червяк, у которого доброты и жалости было примерно столько же, сколько у медвежьего капкана, неловко завозился на подстилке из еловых лап и грубовато сказал:

– Нужна ей твоя паршивая похлебка! Я ж говорю: ужинать у господина будет, да полакомее, чем у нашего костра.

– Господин, да? – спросила девочка, понимая, как важно то, что будет сказано дальше. – Богатый и сильный, да?

– Еще какой!

– У сильных и богатых слуги не так одеты. – Нитха сморщила носик, окинув выразительным взглядом лохмотья собеседников. – И не прячутся по лесным берлогам.

– А мы ему не слуги. Он нас на один раз нанял – тебя раздобыть. Чтоб дело в секрете осталось.

– Ах, вот что, в секрете... – Глаза маленькой пленницы загадочно замерцали. – А я-то еще на вас сердилась... Выходит, вам, дяденьки, будет хуже, чем мне?

– Чего-о? – не понял здоровенный разбойник.

– Ну, меня-то не убьют, – вежливо объяснила девочка и устремила взгляд на двух ворон, шумно ссорящихся в голых ветвях.

– Слышь, кузнец, ты ее не слишком по голове стукнул? – встревожился Червяк.

– Я что... я ничего... я легонько...

– Почему – убьют? – негромко спросил пленницу молодой разбойник.

– Ну как же! – удивилась Нитха непонятливости взрослых людей. – Украсть свободную девочку – это преступление, правда? Будь хоть какой знатный, все равно голову с плеч... ах, у вас не рубят – ну, удавку... или на болото. А вы будете знать его тайну! Если не дурак, обязательно вас убьет. Чтобы... как это говорится... концы в трясину, так?

Разбойники ошеломленно переглянулись, а маленькая змея поспешила их добить:

– Он потому, наверно, не слугам велел меня украсть, а вас нанял. Чужих не жалко.

Тут не то что разбойники – вороны в ветвях приумолкли. Почуяли птички недоброе. Затем молодой разбойник мрачно сказал:

– Проверить бы...

– Проверю, – кивнул Червяк. – Заранее приду на место встречи, спрячусь да погляжу, сколько с ним человек будет!

– И привезет ли он Тертого, – подсказал долговязый.

– Ты, Вертел, старших не учи! – Червяк уже стряхнул растерянность. – Лучше за девчонкой пригляди. А я сразу и пойду.

Он пересек поляну, завозился в кустах, и вскоре послышались удары весел по воде.

Разбойники помолчали, прислушиваясь, затем Вертел ахнул, поспешно обернулся к котлу:

– Хвала Безымянным, не сгорел обед! Слышь, Каршихоут, я у берега горшок с молоком оставил. В воду на веревке с ветки спустил. Принеси, только в воду не лезь, а то сам знаешь...

Здоровенный кузнец двинулся к берегу. Кусты затрещали на его пути.

– Дяденька, я его боюсь, – дрогнувшим голосом сообщила Нитха Вертелу.

– Кого? Каршихоута? Ну что ты, глупенькая! Он спокойный... если не сердить, ясное дело. Мы вообще не злодеи, просто жизнь поганая.

Нитха опять не удержалась:

– У нас в Наррабане говорят: «Мыши все равно, какая кошка ее поймала – белая или черная».

– Оно так, – невесело усмехнулся разбойник, – а все ж этот дядя тебя не обидит.

– Боюсь! – передернула плечиком Нитха. – У нас слуга был – молчал, делал что скажут... смотрел так же перед собой, взгляд тяжелый... А потом вдруг начал на других рабов кидаться. Одного убил, двоих искалечил. С ума сошел потому что!