…В Лондоне с тревогой следили за этим.[14] Началось все опять с Далеруса. По указанию Александра Кадогана[15] сотрудник Форин оффис Робертс 17 октября 1939 года отправился в бюро фирмы «Джон Браун энд Кº», где встретился со своими давними коллегами из делового мира — Спенсером, Маунтеном и Рэнвиком (участниками встречи с Герингом 7 августа 1939 года). Они рассказали Робертсу, что встретили в Лондоне м-ра Рикетта,[16] известного американского нефтеторговца. Рикетт прибыл не один, а с видным дельцом Уолл-стрит Беном Смитом со специальным заданием Рузвельта разобраться в подлинном положении дел в Европе. Рикетт и Смит уже беседовали с Муссолини, а Смит побывал в Берлине. Вывод их был таков: американцам должно быть безразлично, какую воюющую сторону поддерживать, но продолжать войну нет смысла. Рикетт и Смит рекомендовали дельцам лондонского Сити подготовиться к «небывалому послевоенному буму». Предложения Рикетта и Смита крайне взволновали английских дипломатов. Ведь если Англия останется один на один с Гитлером, без поддержки США, положение крайне ухудшится! Немедля пошла шифротелеграмма в Вашингтон английскому послу лорду Лотиану. В ней излагались данные о миссии Рикетта — Смита, причем подчеркивались те стороны миссии, которые свидетельствовали о покровительстве Рикетту и Смиту со стороны президента. 24 октября Лотиан подтвердил, что государственный департамент знает о встречах американских дельцов в Берлине и Риме (Смита он характеризовал как «одного из наиболее хитроумных дельцов на Уолл-стрит»).

Но не успели в Лондоне получить информацию (весьма неполную) о Рикетте, как французский посол в Англии Корбэн явился к постоянному заместителю министра иностранных дел Кадогану и в крайнем беспокойстве показал ему телеграмму из Парижа. В ней говорилось о том, что на днях в Париж из Берлина прибыл виднейший американский бизнесмен Джеймс Муни. Он беседовал с Герингом, который изложил план секретной встречи руководящих деятелей трех воюющих сторон для мирных переговоров. Геринг якобы готов на большие уступки. Мол, «глупо продолжать войну», и Геринг даже готов сохранить «в некой форме» Чехословакию и Польшу — разумеется, «под военным и экономическим протекторатом Германии». Об этом Муни поставил в известность американского посла в Париже Буллита.

К сообщению отнеслись весьма серьезно. «М-р Муни, — писал в специальном послании на имя английского министра иностранных дел его главный дипломатический советник сэр Роберт Ванситтарт, — значительно отличается от господ типа Рикетта, Дэвиса и Смита, на которых имеется весьма неблаговидное досье. Муни — человек с высоким личным авторитетом, давно занимает важный пост в крупной американской фирме и имеет свободный доступ к Буллиту и Кеннеди».

Впрочем, Муни сам появился в Лондоне и направился к тому же Ванситтарту. Как бы иллюстрируя связи бизнеса и дипломатии, сэр Роберт докладывал министру: «Мой брат уже давно занимает пост директора европейского филиала американской компании «Дженерал моторе». Как вы знаете, это крупнейшая компания такого рода в США. Начальник моего брата — м-р Муни, президент «Дженерал моторе оверсис корпорейшн». Муни — высокопоставленный американец, с большими военными заслугами. Я был с ним знаком, хотя и не поддерживал связь в последнее время. Сейчас мой брат по совету американского посла м-ра Кеннеди устроил мне встречу с м-ром Муни, и вот что он мне сообщил…»

А узнал Ванситтарт от Муни следующее: во время бесед в Берлине Геринг изложил ему свою концепцию: оказывается, в Германии есть «две школы мышления». Одна считает войну делом, решенным окончательно и бесповоротно, другая рассматривает ее как «открытую проблему» и стремится к «обсуждению возможности или невозможности соглашения». Это был давний и весьма избитый прием, к которому Геринг прибегал не раз. Тем не менее Муни выразил готовность рассказать в Лондоне о программе Германии, якобы сводящейся к следующим пунктам:

«1. Польша. Германия хочет восстановить автономное польское государство с 14 миллионами населения.

2. Чехословакия. Геринг хотел бы гарантировать «политическую и культурную целостность» чехов.

3. Россия. Фельдмаршал Геринг заявил, что если будет достигнуто соглашение по другим пунктам, то его группа предпочтет «вернуться в западную семью». Он заявил, что Германия заключила соглашение с Россией в «состоянии отчаяния» и хочет от него отказаться, как только это будет возможно».

Для обсуждения программы Геринг предложил встречу уполномоченных трех держав «на нейтральной почве». Муни долго обсуждал этот план в Берлине и стал его сторонником, призвав Ванситтарта «поддержать группу Геринга». Для того чтобы ободрить Ванситтарта, он разъяснил ему: речь идет о «тройственном разделе сфер влияния» — дележе мировых рынков между Германией, Англией и США. Но не нужно было особых усилий, чтобы разгадать коварный замысел Геринга, поддержанного главой «Дженерал моторе». Ведь в беседе он был гораздо откровенней, чем Муни, сообщив Ванситтарту:

— Если мы сегодня заполучим соглашение с англичанами, то завтра сбросим русских за борт! — сказал Геринг.

Все те же антисоветские намерения торчали как ослиные уши у гитлеровского фельдмаршала, изображавшего себя миротворцем и хотевшего подцепить на антикоммунистическую удочку Муни, а за ним — Ванситтарта, Чемберлена, а может быть, и Рузвельта.

После своей европейской поездки Муни вернулся в США и проинформировал о результатах государственный департамент. Его сообщение не вызвало там восторга — настолько прозрачны были геринговские уловки. Президент принял Муни лишь в начале 1940 года — почти полная аналогия с «миссией Дэвиса»! Он рекомендовал Муни посоветовать его немецким друзьям, чтобы Германия перестала трубить о своем стремлении к мировому господству. Однако он говорил и о том, что такие проблемы, как силезская и чехословацкая, лучше решать за столом переговоров, и выразил готовность выступить в роли посредника. Президент не возразил против новой встречи Муни с Гитлером, однако потребовал ни в коем случае не предавать гласности содержание бесед и не связываться по этому поводу с Белым домом по телефону.

Рузвельт подробно разъяснил Муни причины того, почему он осенью минувшего, 1939 года не согласился с его предложениями. Он говорил, что готов созвать мирную конференцию, но лишь с определенной целью. Она должна воспрепятствовать «установлению мирового господства» (читай: Германии). Соединенные Штаты должны стать не «честным маклером» между европейцами, а преследовать собственные цели: настолько ослабить экономическую мощь Европы, чтобы США смогли играть ведущую роль. Для вступления в войну, считал президент, время еще не пришло, но посредничество на вышеуказанных условиях возможно. С целью разработки программы США на послевоенный период была создана комиссия под председательством заместителя госсекретаря Сэмнера Уэллеса, который был вскоре послан «на разведку» в Европу, в том числе в Берлин. Однако Рузвельт не забыл и о Муни: он снова принял его 24 января 1940 года — перед тем, как промышленник отправился в Европу.

Характер миссии Уэллеса хорошо известен. А чем же занимался м-р Муни? Хотя считалось, что его визит носит неофициальный характер, он выразил желание быть принятым лично Гитлером. В нашем распоряжении запись беседы, состоявшейся 4 марта 1940 года (Уэллес был принят за два дня до этого, 2 марта). Она производит странное впечатление, особенно по той настойчивости, с которой Муни излагал идеи, принадлежащие не ему, а Рузвельту. Как зафиксировал ведший протокол переводчик МИД Германии П. Шмидт, Муни «передал личные приветы президента Рузвельта и вслед за этим пустился в неясные рассуждения, закончившиеся чтением выдержек из высказываний Рузвельта во время его беседы с Муни и, видимо, записанных последним».[17]