— Разве способности не играют никакой роли?

— Конечно, нет, балда, — сказал Джимми. — Это — политика.

Когда Нат прибыл на игру, повсюду можно было увидеть его плакаты, и Эллиот мог только обвинить Ната в нечестной игре. Нат и Том не могли скрыть улыбок, когда уселись на свои места. Их улыбки стали ещё шире, когда Сент-Джордж уже в первой четверти открыл счёт. Нату не хотелось, чтобы Тафт проиграл, но, с другой стороны, ни один тренер не мог рискнуть ввести Эллиота в игру, пока Сент-Джордж ведёт в счёте. И такое продолжалось до последней четверти.

Выходя со стадиона, Нат пожимал руки направо и налево, но он знал, что победа Тафта над Сент-Джорджем ему не помогла, даже если Эллиот мог лишь бегать взад и вперёд вдоль площадки, пока последние болельщики не ушли со стадиона.

— Ещё слава Богу, что его не ввели в игру, — сказал Том.

В это утро Флетчера пригласили прочесть отрывок из Библии в часовне, что ясно показало, за кого голосовал бы директор. Во время обеденной перемены Флетчер и Джимми посетили все общежития, чтобы узнать, что ученики думают о еде.

— Это явно обеспечит вам голоса, — заверил их сенатор, — даже если вы ничего не можете улучшить.

В этот вечер они легли спать, смертельно усталые. Джимми поставил будильник на половину шестого. Флетчер застонал.

— Ловкий ход, — заметил Джимми, когда утром они стояли перед входом, ожидая, пока все ученики разойдутся по своим классам.

— Блестящий, — признал Флетчер.

— Боюсь, что так, — сказал Джимми. — Не то, чтобы я жаловался, потому что я в подобных обстоятельствах посоветовал бы тебе сделать то же самое.

Они не отрывали глаз от Стива Роджерса, который стоял у входа на костылях, позволяя мальчикам оставлять свои автографы на гипсе его сломанной ноги.

— Ловкий ход, — повторил Джимми. — Голосование из сочувствия приобретает новый смысл. Может быть, стоит задать вопрос: хотите ли вы, чтобы председателем ученического совета был калека?

— Один из величайших президентов нашей страны был калекой, — напомнил Флетчер.

— Значит, тебе остаётся только одно, — ответил Джимми. — Проведи следующие сутки в инвалидном кресле.

В последний уикенд группа Ната пыталась сохранять уверенный вид, хотя они понимали, что шансы соперников примерно равны. Оба кандидата не переставали улыбаться до самого вечера в понедельник, когда школьные часы пробили шесть.

— Пойдём ко мне, — сказал Том, — и почитаем самые печальные рассказы.

— Печальные рассказы, — согласился Нат.

Вся группа втиснулась в тесную комнатку Тома и начала обмениваться рассказами о том, что они делали во время кампании. Они смеялись шуткам, которые не были смешны, и нетерпеливо ждали результатов.

Послышался громкий стук в дверь.

— Войдите, — сказал Том.

Все встали, увидев, кто стоит в дверях.

— Добрый вечер, мистер Андерсон, — сказал Нат.

— Добрый вечер, Картрайт, — официальным тоном ответил завуч. — Как глава избирательной комиссии по выборам председателя ученического совета, я должен уведомить вас, что ввиду почти полного равенства результатов голосования я распоряжусь провести пересчёт голосов. Объявление результатов отложено до восьми часов.

— Благодарю вас, сэр, — всё, что сообразил сказать Нат.

Когда пробило восемь часов, все сидели на своих местах в актовом зале. Все встали, когда в зал вошёл завуч. Нат попытался по выражению лица декана угадать, каков результат, но тот был бесстрастен, как японец.

Мистер Андерсон подошёл к краю сцены и жестом пригласил всех сесть.

— Я должен вам сказать, что это были самые спорные результаты за всю семидесятипятилетнюю историю нашей школы. — Нат чувствовал, что у него потеют ладони, хотя он пытался сохранять спокойствие. — Вот результаты голосования: за Ната Картрайта — 178 голосов, за Ралфа Эллиота — 191 голос.

Половина учеников вскочила на ноги и бурно завопила, тогда как другая половина осталась молча сидеть. Нат поднялся с места, подошёл к Эллиоту и протянул ему руку.

Новый председатель отвернулся.

Хотя все знали, что результаты не будут объявлены раньше девяти часов, актовый зал был полон задолго до прихода директора.

Флетчер сидел в заднем ряду, склонив голову; Джимми уставился в одну точку.

— Мне нужно было по утрам вставать раньше, — сказал Флетчер.

— Мне нужно было сломать тебе ногу, — отозвался Джимми.

По проходу прошёл директор в сопровождении священника, как бы показывая, что в выборах председателя школьного совета Хочкиса участвовал Сам Господь Бог. Директор вышел на сцену и прокашлялся.

— Результаты голосования по выборам председателя школьного совета следующие, — сказал мистер Флеминг. — За Флетчера Давенпорта — 207 голосов, за Стива Роджерса — 173 голоса. Таким образом, я объявляю Флетчера Давенпорта председателем школьного совета.

Флетчер сразу же подошёл к Стиву и пожал ему руку. Стив тепло улыбнулся, как будто даже с облегчением. Флетчер обернулся и увидел, что у двери стоит Гарри Гейтс. Сенатор почтительно поклонился новому председателю.

— Первая победа на выборах никогда не забывается, — сказал он.

Оба они не обращали никакого внимания на Джимми, который, не в силах сдержать своей радости, прыгал на месте.

— Я думаю, вы знакомы с моим вице-председателем, сэр, — ответил Флетчер.

Мать Ната, кажется, была одной из немногих, кого не разочаровало поражение её сына. Она считала, что это даст ему возможность больше сосредоточиться на учёбе. Если бы Сьюзен Картрайт могла подсчитать, сколько Нат занимается, она бы перестала волноваться. Даже Тому трудно было оторвать Ната от книг больше, чем на несколько минут, если не считать ежедневной пятимильной пробежки. Даже когда он установил школьный стайерский рекорд, то позволил себе лишь два свободных часа, чтобы отпраздновать свою победу.

Сочельник, Рождество, Новый год не составляли исключения. Нат сидел у себя в комнате, зарывшись в книги. Его мать надеялась, что во время длинного уикенда в гостях у Тома он позволит себе передышку. Так и случилось. Нат сократил свои часы занятий до двух часов утром и ещё до двух часов днём. Том был благодарен Нату за то, что тот требовал от него такого же расписания, хотя и отклонил приглашение совершать с ним ежедневную пробежку. Ната забавляло, что он мог пробежать свои пять миль, ни на шаг не выбегая за пределы томова участка.

— Что, твоя новая возлюбленная? — спросил Нат за завтраком, когда его друг вскрыл только что полученное письмо.

— Твои бы слова да Богу в уши, — ответил Том. — Нет, это — от мистера Томпсона: он спрашивает, хочу ли я, чтобы мою кандидатуру рассмотрели на какую-нибудь роль в «Двенадцатой ночи».

— Ну, и ты хочешь?

— Нет, это — скорей по твоей части, чем по моей. Я по натуре режиссёр, а не исполнитель.

— Я бы записался на прослушивание, если бы был уверен, что меня примут в Йель, но я ещё даже не закончил своего выпускного сочинения.

— Я своего ещё даже не начинал, — признался Том.

— Какую тему ты выбрал? — спросил Нат.

— «Защита нижнего течения Миссисипи во время Гражданской войны», — ответил Том. — А ты?

— «Кларенс Дарроу[14] и его влияние на профсоюзное движение».

— Да, я тоже обдумывал эту тему, но не был уверен, что сумею написать об этом пять тысяч слов. Ты, конечно, уже написал добрых десять тысяч.

— Нет, но я почти закончил первый набросок, и окончательный вариант будет готов к нашему возвращению в школу.

— Йель установил срок до февраля, так что тебе нужно подумать об участии в школьном спектакле. По крайней мере, пусть тебя прослушают. В конце концов, ты не обязан играть главную роль.

Намазывая хлеб маслом, Нат обдумал совет своего друга. Том, конечно, был прав, но Нат боялся, что это отвлечёт его от работы, которую он делал для поступления в Йельский университет. Он взглянул в окно на обширное поместье семьи Тома и подумал, как хорошо иметь родителей, которым не нужно беспокоиться о плате за обучение, о карманных деньгах и о том, найдёт ли их сын работу на время летних каникул.