Она отняла руку и, не сказав больше ни слова, быстро вышла из комнаты.

Нат лёг на её кровать, не замечая, что темнеет. Он думал о том, как он любит Ребекку и как ненавидит Эллиота. В конце концов он заснул и проснулся только, когда зазвонил телефон.

Он услышал знакомый голос и поздравил своего друга.

Нат получил три письма. На одном из них адрес был написан рукой его матери. На втором был штамп Нью-Хейвена: Нат решил, что оно — от Тома. Третье, в светло-коричневом конверте, по-видимому, содержало чек с его ежемесячной стипендией, которую он должен был сразу же положить на свой счёт, так как его деньги подходили к концу.

Нат пошёл в ресторанчик напротив и взял чашку кукурузных хлопьев. Заняв свободное место в углу, вскрыл конверт с письмом от матери. Он винил себя в том, что не писал ей уже по крайней мере две недели. До рождественских каникул оставалось всего несколько дней, так что он надеялся, что она не будет в обиде, если он не ответит сразу. После того как порвал с Ребеккой, он долго разговаривал с матерью по телефону. Он не упомянул, что Ребекка забеременела, и не объяснил, почему с ней расстался.

«Мой дорогой Натаниэль», — писала она; она никогда не называла его Натом. Нат считал, что если бы кто-нибудь прочёл письмо его матери, он узнал бы о ней всё. Аккуратная, прилежная, знающая, любящая, но каким-то образом оставляющая впечатление, что всегда чуть-чуть опаздывает на назначенную встречу. Она всегда заканчивала письмо словами: «Я должна спешить, с любовью — мама». Единственной новостью, которую она сочла нужным сообщить, было то, что отца повысили в должности: он стал региональным менеджером — то есть ему больше не нужно будет проводить бесконечные часы за рулём, он станет работать в самом Хартфорде. Она писала:

Нат взял ещё одну порцию кукурузных хлопьев и открыл второе письмо — из Нью-Хейвена. Послание Тома было напечатано на машинке, и в нём было несколько грамматических ошибок — возможно, вызванных возбуждением по поводу его победы на выборах. В свойственном ему обезоруживающем тоне он сообщал, что победил только потому, что его соперник произнёс страстную речь, защищая американское участие во вьетнамской войне, что помешало ему, когда дело дошло до голосования. Нату понравилось имя Флетчер Давенпорт, и он подумал, что мог бы быть его соперником, если бы поступил в Йель. Он продолжал читать: «Грустно узнать, что ты порвал с Ребеккой. По-твоему, это непоправимо?» Нат поднял глаза к потолку и подумал, что, возможно, на этот вопрос он не ответит, хотя и понимал, что его старый друг не будет очень удивлён, узнав, что тут замешан Ралф Эллиот.

В конце концов Нат занялся письмом в светло-коричневом конверте. Он решил положить чек в банк перед первой лекцией (в отличие от многих своих сокурсников, он не мог себе позволить не пополнять свой скудный счёт до последнего момента). Нат вскрыл конверт и с удивлением увидел, что в нём нет никакого чека, а лишь официальное письмо. Он развернул листок бумаги и с изумлением прочёл:

Нат положил письмо перед собой на стол и стал обдумывать его последствия. Он понимал, что вызов на военную службу — это лотерея, и вот выпал его номер. Будет ли честно — ходатайствовать об освобождении от воинской повинности на том основании, что он — студент, или ему следует, как в 1942 году сделал его отец, пойти в армию и служить своей стране? Его отец провёл два года в Европе с 80-й дивизией и вернулся домой с «пурпурным сердцем».[26] Больше двадцати пяти лет спустя он всё ещё был уверен, что Америка должна воевать во Вьетнаме.

Касается ли это только необразованных американцев, у которых нет большого выбора?

Нат сразу же позвонил домой и не был удивлён, когда его родители, что бывало очень редко, не согласились друг с другом. Его мать не сомневалась, что Нату следует получить диплом, а потом уже обдумать своё положение; война, даст Бог, к тому времени кончится. Ведь именно это президент Джонсон обещал во время своей предвыборной кампании. А его отец считал, что хотя это, конечно, большое невезение, долг его сына — пойти в армию. Если каждый решит сжечь свою повестку, в стране воцарится анархия. Таково было его последнее слово.

Затем Нат позвонил Тому в Йель, чтобы узнать, получил ли и он повестку.

— Да, получил, — сказал Том.

— Ну, и что? Ты её сжёг?

— Нет, так далеко я не зашёл, хотя некоторые наши студенты это сделали.

— То есть ты собираешься пойти в армию?

— Нет, у меня нет твоих моральных устоев. Я собираюсь пойти законным путём. Мой отец нашёл в Вашингтоне юриста, который специализируется на освобождениях от призыва на военную службу, и он уверен, что сможет получить для меня отсрочку — по крайней мере, до тех пор, пока я не окончу университет.

— А как тот парень, который выступал против тебя на дебатах и призывал Америку к ответственности за судьбу тех, кто хочет «воспринять идеалы демократии»?

— Понятия не имею, — ответил Том. — Но если он получит повестку, то ты, наверно, встретишься с ним на фронте.

Время шло, а Флетчер не получал светло-коричневого конверта, и он уже начал думать, что ему повезло и он выиграл в эту лотерею. Ведь он уже решил, что сделает, если получит такой конверт.

Когда Джимми получил повестку, то сразу же посоветовался со своим отцом, который порекомендовал ему подать заявление об освобождении от воинской повинности на время учёбы в университете, но ясно обещать, что через три года он пересмотрит своё решение. Он также напомнил Джимми, что через три года в Соединённых Штатах, возможно, будет уже новый президент и совсем новое законодательство, и вполне возможно, что американцы к тому времени уже не будут воевать во Вьетнаме. Джимми последовал совету отца и, обсуждая с Флетчером связанные с этим моральные проблемы, высказался без обиняков.

— У меня нет никакого намерения рисковать своей жизнью, воюя против банды вьетконговцев, которые в конце концов воспримут капитализм, даже если в ближайшем будущем не отступят перед нашей военной мощью.

Энни была согласна с братом и радовалась, что Флетчер не получил повестки. Она не сомневалась в его действиях, если бы он её получил.

5 января 1967 года Нат явился в местный совет по призыву на военную службу. После тщательного медицинского осмотра с ним поговорил майор Уиллис. Майор остался доволен: физическое развитие Ната Картрайта было оценено на 92 % — после того как он провёл всё утро среди молодых людей, у каждого из которых было сто разных причин, почему они по состоянию здоровья не могли служить в армии. Во второй половине дня Нат сдал классификационный тест и получил 97 %.

Следующим вечером вместе с пятьюдесятью другими призывниками Нат сел в автобус, направлявшийся в Нью-Джерси. Во время медленного продвижения из одного штата в другой Нат съел свой обед фабричного изготовления в упаковке, после чего крепко заснул.

Автобус прибыл в Форт Дикс рано утром. Будущие солдаты высыпали из автобуса, их распределили по подготовленным казармам и дали пару часов поспать.

На следующее утро Нат поднялся в пять часов — по сигналу побудки; его всего обмерили и выдали военную форму. Затем всем пятидесяти новобранцам было приказано написать письма родителям и сдать гражданскую одежду, получив за это квитанцию.

Потом с Натом беседовал специалист 4-го класса Джексон, который, просмотрев поступившие в его распоряжение бумаги, задал Нату только один вопрос: