— Чёрт! — воскликнул штаб-сержант, оглянувшись, — капитана ранило.

Нат обернулся и увидел, что Тайлер лежит лицом в грязь, а два солдата его поднимают. Они быстро понесли его к ожидавшему вертолёту.

— Примите командование, сержант, — крикнул Нат и кинулся вниз по склону. Он схватил автомат капитана и начал стрелять по наступавшим вьетконговцам. Он сумел отобрать ещё шесть человек, которые побежали вверх по склону к четвёртому вертолёту. Он пробыл на склоне около двадцати минут, пытаясь отразить атаку наступавших вьетконговцев, а его группа поддержки постепенно редела, так как он посылал всё новые группы наверх к снижавшимся вертолётам.

Последние шесть человек на склоне не отступили, пока не увидели, что над землёй повис двенадцатый вертолёт. Когда Нат наконец побежал вверх по склону, ему в ногу попала пуля. Он знал, что должен почувствовать боль, но продолжал бежать вверх, как никогда не бегал раньше. Когда он добежал до открытой двери вертолёта, на бегу отстреливаясь, то услышал голос штаб-сержанта:

— Мать вашу за ногу, сэр, сюда, скорее!

Когда штаб-сержант втянул его наверх, вертолёт, взмывая в воздух, накренился на правый борт, и Ната швырнуло на пол.

— Вы в порядке? — спросил пилот.

— Кажется, да, — ответил Нат, обнаружив, что он лежит поперёк тела какого-то рядового солдата.

— Типично для войны: не знаешь, мёртвый он или живой. Ну, если повезёт и Бог пошлёт хвостовой ветер, мы вернёмся как раз к завтраку.

Нат взглянул на труп лежащего под ним солдата, который всего минуту назад стоял с ним рядом. Его семья теперь сможет его по-человечески похоронить, вместо того чтобы получить известие, что он был беспощадно убит в беспощадной стране.

— Чёрт побери! — вдруг выругался пилот.

— Что случилось?

— Мы быстро теряем топливо: подлюги прострелили мой бензобак.

— Я думал, у этого вертолёта — два бензобака, — сказал Нат.

— Да. А на каком бензобаке, по-вашему, я летел с базы? — спросил пилот.

Пилот постучал пальцем по бензиномеру, затем проверил свой прибор для измерения пролёта. Мигающий красный огонёк показывал, что меньше, чем через тридцать миль, вертолёт будет вынужден сесть. Он обернулся к Нату, который всё ещё лежал на трупе.

— Придётся искать, где можно приземлиться.

Нат взглянул на открытую дверь, но увидел внизу только бесконечные густые джунгли. Пилот погасил все огни, ища свободное место среди деревьев, и Нат почувствовал, что вертолёт весь дрожит.

— Снижаемся, — сказал пилот так же спокойно, как и во время всей операции. — Пожалуй, завтрак придётся отложить.

— Вон там, справа, — закричал Нат, увидев прогалину в лесу.

— Вижу, — ответил пилот, пытаясь направить вертолёт на прогалину, но трёхтонный левиафан плохо слушался управления. — Садимся, хотим мы того или нет.

Нат подумал о своей матери и выругал себя за то, что не ответил на её последнее письмо, а затем о своём отце, который, он знал, будет им гордиться; он подумал о Томе и о его триумфе — избрании в студенческий совет Йельского университета (может быть, со временем он станет его председателем?). И о Ребекке, которую всё ещё любил и, наверно, всегда будет любить; он вдруг почувствовал, как он ещё молод: в конце концов, ему всего девятнадцать лет. Позднее он узнал, что пилот этого вертолёта был всего на год старше его.

Когда лопасти вертолёта перестали вращаться и вертолёт начал падать прямо на деревья, штаб-сержант сказал:

— На случай, если мы больше не увидимся, сэр, меня зовут Спек Форман; для меня было честью познакомиться с вами.

Они пожали друг другу руки, как теннисисты по окончании сета.

* * *

Флетчер взглянул на фотографию Ната на первой странице газеты «Нью-Йорк Таймс» под заголовком «Американский герой». Это был человек, который записался в армию, как только получил повестку, хотя у него было по крайней мере три причины просить отсрочку. Он был повышен до чина лейтенанта и стал офицером в отделе снабжения, но принял командование операцией по спасению окружённого подразделения на северовьетнамской стороне реки Дьинь. Никто, кажется, не мог объяснить, почему офицер из отдела снабжения оказался в вертолёте во время операции на линии фронта.

Флетчер знал, что всю свою жизнь он будет думать, какое решение он принял бы, если бы получил призывную повестку; на этот вопрос мог ответить только тот, кто оказался в подобной ситуации. Но даже Джимми признал, что лейтенант Картрайт, должно быть, — замечательный человек.

— Если бы это произошло за неделю до голосования, ты бы побил Тома Рассела: всё это — вопрос выбора времени, — сказал он.

— Нет, не побил бы, — ответил Флетчер.

— Почему?

— Это-то — самое невероятное, — ответил Флетчер. — Оказывается, Том Рассел — лучший друг этого самого Картрайта.

* * *

Эскадрилья из одиннадцати вертолётов несколько раз вылетала на поиски пропавших солдат, но через неделю они обнаружили только остатки вертолёта, который, похоже, взорвался в тот момент, когда опустился на деревья. Были обнаружены три трупа, в том числе труп лейтенанта авиации Карла Моулда, но тщательные поиски вокруг этого места не обнаружили следов лейтенанта Картрайта или штаб-сержанта Спека Формана.

Генри Киссинджер, советник президента по национальной безопасности, обратился к американцам с призывом оплакать и почтить людей, которые были примером мужества для каждого солдата на фронте.

— Он не должен был сказать «оплакать», — заметил Флетчер.

— Почему? — спросил Джимми.

— Потому что Картрайт всё ещё жив.

— Почему ты так в этом уверен?

— Не знаю, почему, — ответил Флетчер, — но говорю тебе: он всё ещё жив.

* * *

Нат не помнил, как его выбросило из вертолёта. Когда он в конце концов очнулся, лицо обжигало слепящее солнце. Он лежал, размышляя, где он, пока память не вернулась к недавним драматическим событиям.

Несколько мгновений человек, который даже не был уверен в существовании Бога, молился. Потом он поднял правую руку. Она поднялась, как положено руке, и тогда он пошевелил всеми пятью пальцами. Он опустил правую руку и поднял левую. Она тоже повиновалась приказанию его мозга, и он опять пошевелил пальцами. Он опустил левую руку и подождал. Он поднял правую ногу и пошевелил её пальцами. Затем он поднял другую ногу и тут — почувствовал боль.

Он повертел головой и положил обе ладони на землю. Затем снова помолился и попытался приподняться на ладонях. Подождав несколько мгновений в надежде, что деревья перестанут вращаться, он попытался встать. Встав на ноги, он поставил одну ногу перед другой, как сделал бы ребёнок, и, поняв, что не падает, подвинул другую ногу в том же направлении. Да, да, да, благодарю тебя, да — и тут он снова почувствовал боль, как будто проходило воздействие наркоза.

Он опустился на колени и ощупал икру своей левой ноги, где пуля пронзила её навылет. По ране ползали муравьи, словно не понимая, что этот человек всё ещё жив. Нат постепенно удалил их по одному и затем перевязал ногу рукавом рубашки. Он поднял голову и увидел, что солнце исчезает за холмами. У него оставалось совсем мало времени, чтобы выяснить, остался ли в живых кто-нибудь из вертолёта.

Нат встал и проделал полный круг, остановившись, когда заметил над лесом дымок. Он заковылял в ту сторону и увидел обгоревшее тело молодого пилота, имени которого он не знал. Его стошнило. По погонам он понял, что это — лейтенант. Он похоронит его позже, но сейчас, пока светло, ему нужно спешить. В этот момент он услышал стон.

— Где вы? — прокричал Нат.

Стон стал громче. Нат обернулся и увидел штаб-сержанта Формана, застрявшего на дереве в нескольких футах над обгоревшим вертолётом. Когда он дотронулся до сержанта, тот застонал ещё громче.

— Вы меня слышите? — спросил Нат.

Нат опустил сержанта на землю; тот открыл и закрыл глаза. Нат сказал:

— Не волнуйтесь, я доставлю вас домой.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: