Скажете, мелочь? «Твоей» — «моей», какая разница? А разница есть, и большая.

Или слышим недавно в том же исполнении: «Я вернулась в мой город, знакомый до слез…» Казалось бы, тоже мелочь. Но ведь вернулся в этот город поэт, вернулся лет за двадцать до рождения певицы, и ему естественно было написать о себе в мужском роде. И он знал, какие адреса у него есть и чьи голоса найдет он по этим адресам. И у него были основания сказать: «Петербург, я еще не хочу умирать…» А получилось так, что он, наряду с песенниками Милявским и Резником, чьи фамилии стоят рядом с его фамилией на обложке модного диска, — не больше чем автор подтекстовок к очередным шлягерам.

В результате вольность оборачивается бестактностью, искажением истинного поэтического смысла стихотворения.

Но вернемся к нашей теме.

Пословица гласит, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Применительно к вокально-инструментальным ансамблям можно сказать, что лучше один раз услышать, чем сто раз прочитать.

Я много читал об ансамбле МАШИНА ВРЕМЕНИ — и хорошего, и дурного. Потому, когда представился случай, я поспешил на концерт. Я уже смутно чувствовал, что исследуемая функция «учителя жизни», приписываемая рок-музыке, зависит не столько от текста и даже не столько от музыки, сколько от атмосферы восприятия.

Для начала я пошел в ближайшую театральную кассу и спросил билет во Дворец спорта, где проходили гастроли МАШИНЫ. Кассирша посмотрела на меня, как на ненормального, и сообщила, что билетов нет и не будет. «У меня эта МАШИНА вот где сидит!» — раздраженно добавила она, и я направился в другую кассу.

По улицам сновали стайки подростков, имеющие, как я понял, ту же цель. Подростки были мобильнее меня. Может быть, поэтому билетов не оказалось ни в одной из касс. Я понял, что нужно менять тактику.

Я запасся письмом журнала в концертную организацию и, отстояв очередь к администратору, состоявшую из людей с аналогичными письмами, получил желанный билет. На моих глазах в билетах было отказано двум солидным дамам, одна из которых козыряла заграничным паспортом, а другая, плача, говорила, что сын не пустит ее домой без билета.

Признаться, я не ожидал такого масштаба популярности МАШИНЫ.

Концерт состоял из двух отделений. Первое выглядело довольно-таки унизительно. Выступали эстрадные актеры, не имеющие и доли популярности МАШИНЫ ВРЕМЕНИ. Они знали, что публика пришла не на них, что сбор делает МАШИНА, а они присутствуют в концерте в качестве обязательной нагрузки. И публика знала это, что не способствовало обоюдному уважению. Актеры отбывали номер, а зрители не задерживали их на сцене, чтобы приблизить выход кумиров.

Среди прочих в первом отделении выступил и некий неизвестный мне (и молодежной публике) вокально-инструментальный ансамбль. На сцену бодро выбежали человек пятнадцать в униформе, бодро спели бодрую песню нулевого содержания и бодро убежали, героически улыбаясь. Чему они улыбались? Неужели собственной стандартности?.. Я не понял только, почему их было пятнадцать, а не семьдесят и в чем отличие такого ВИА от хора.

Антракт прошел в предвкушении счастья. Я приглядывался к публике. За исключением «престижных» зрителей, доставших билеты на концерт только потому, что это было трудно (а таких было не так уж мало), основную массу составляли поклонники МАШИНЫ. Они тоже делились на бывалых, помнивших выступления ансамбля в качестве любительского, и новообращаемых, привлеченных сюда волной моды.

И вот, наконец, в огромном Дворце спорта погас свет, высветился разноцветными огнями задник сцены, и на нее под рев зала выбежали четыре молодых человека, одетых разнообразно. Один, помнится, был в пляжной кепочке.

За моею спиной сидел паренек лет шестнадцати. Кажется, он подогрел свой интерес к выступлению стаканом вина. Впереди сидели две девушки примерно его возраста.

«С давних лет я любил не спектакль, а, скорей подготовку к спектаклю…» — начал солист. Зал встретил первые слова аплодисментами.

Я уже знал, что поет Андрей Макаревич. Поет свои слова на свою же музыку.

Качество и сила звука были потрясающи. Световые эффекты тоже были на высоте. Эти четверо создавали такой звуковой напор, который и не снился хору из пятнадцати человек в первом отделении. Песни следовали одна за другой без перерыва, и очень скоро зал оказался втянутым в стихию ритма, покорен ею — зал сам превратился в инструмент, который взрывался мощным вскриком в конце песни и затихал в начале.

Безусловно, МАШИНА далеко превосходила по профессионализму и таланту все увиденное и услышанное в первом отделении. Правда, слов иной раз было не разобрать, да и отдельные строки были неловки или невнятны по мысли, но… все это частности.

Главным был эффект воздействия. Не являясь бешеным поклонником рок-музыки вообще и МАШИНЫ в частности, могу засвидетельствовать — воздействие было сильным. Сочетание музыки, голосов, ритма, цвета, слов, наконец, самого вида музыкантов, делающих свое дело в экстатическом, изматывающем тело и душу напряжении, — все это покоряло (или подавляло?). Момент эстетического восприятия оказался ненужным — восприятие было физиологическим. При эстетическом подходе воспринимающий субъект (зритель, слушатель) вступает с эстетическим объектом (музыкой, актером) в сложные, но почти равноправные отношения. Здесь не было равноправия. МАШИНА перемалывала зал, как жернова зерно, — и зал покорялся этому с наслаждением, он хотел быть перемолотым, он хотел слиться с этим музыкально-цветовым действом, чтобы забыть себя хотя бы на время.

Концерт МАШИНЫ ВРЕМЕНИ заканчивался знаменитой песней «Поворот». Андрей Макаревич предложил публике положить руки друг другу на плечи и помогать музыкантам, раскачиваясь и подпевая. На мои плечи легла рука соседа, симпатичного мальчугана лет четырнадцати. При этом он посмотрел на меня извиняющимся взглядом. Я тоже положил руку на его почти детское плечо.

«Возьмемся за руки, друзья, чтоб не пропасть поодиночке», — вспомнилась мне другая песня другого времени.

«И это тоже про меня, — думал я, раскачиваясь с мальчуганом под эти нехитрые слова. — И меня пугают перемены, и я боюсь этих новых поворотов жизни, этих новых поколений, выныривающих навстречу на своих мопедах, со своими песнями…»

Зал качался рядами — влево-вправо, влево-вправо. Яркие световые зайчики, отраженные зеркальным шаром, подвешенным к потолку, скользили по лицам, вырывая из тьмы сцепившиеся шеренги, которые с ревом ходили туда-сюда, как огромные шатуны неведомого механизма.

Все были вместе — и каждый сам по себе.

«Аврора», № 5, 1982 г.

Здравствуйте, уважаемая редакция журнала «Аврора»!

Во втором номере вашего журнала была напечатана статья с подзаголовком «Записки рок-дилетанта». Как ни странно, она вызвала одинаковое возмущение и любителей рока, и людей, которые предпочитают классическую музыку.

По поручению группы учащихся музыкального училища мы пишем письмо автору статьи.

В «Записках» слишком много противоречий, неточностей, недопонимания автором отдельных вопросов. А чувства свои без объективных знаний навязывать другим не следует. Свое мнение можно высказать друзьям, знакомым или написать в стенгазету.