А теперь примеры уже не житейские, а исторические. 1 сентября 1939 года― слышали?― началась германо-поль- ская война. Немцы ― наступающие, поляки ― обороняющиеся. По закону Радзинского-Лавуазье, выученному вами, первые должны нести большие потери, чем вторые. Но вот что было в реальности, а не в черепушке вольнодумца: немцы потеряли 10 600 человек убитыми и 30 300 ранеными, а поляки соответственно ― 66 300 и 133 700 (ИВМВ.Т.З, с.31), то есть обороняющиеся потеряли убитыми почти в семь раз больше, чем наступающие. Где ж ваш закон, Радзиховский? Не хочется признать, что сидите в луже? Тогда еще примерчик.

В мае 1940 года немецкая армия обрушилась на Францию. Опять немцы― наступающие и по закону Лавуазье опять должны нести большие потери, чем обороняющиеся французы. Но что было в жизни, а не в высоколобой голове мыслителя? У немцев 27 074 убитых, а у французов ― 84 000 убитых да еще их союзники англичане потеряли 68 тысяч убитыми, ранеными и пленными (Там же. С.102, 115). Посчитайте, сударь, если умеете, каково соотношение.

Можно вспомнить цифры и посвежей. В Корее американские бандиты потеряли вместе со своими натовскими прихвостнями 58 000 бандитских душ, во Вьетнаме― примерно столько же, а корейцы ― сотни тысяч, вьетнамцы ― около 1,5 миллиона. Но вот интересно: наши летчики, помогая корейцам, сбили 1309 американских самолетов, потеряли 135 машин. Почему? А потому, что имели богатейший опыт Великой Отечественной. Но еще интересней, что в обоих случаях американцев, понесших гораздо меньшие потери, чем корейцы и вьетнамцы, вышибли с чужой земли.

Поняли вы, килька, хоть теперь степень вашего долдон- ства? Ничего он не понял! Объясняю: нет такого закона, что наступающие всегда или «обычно» несут большие потери, чем обороняющиеся. Потери с обеих сторон зависят от множества конкретных причин.

А он, как ни в чем не бывало, продолжает: «За две недели (т. е. к 5 июля) немцы продвинулись в глубь советской территории где-то на 500, где-то на 250 километров». Это, говорит, был «панический драп» Красной Армии. Но где же, милок, на пятьсот-то продвинулись? Назови хоть один городишко. Куда там! Он же ни одну карту военных действий не видел, ни одну схему сражений в руках не держал. Ну, что ж, опять помогу. Как раз 5 июля, через две недели, немцы захватили Пинск. Так ведь эго все-таки не 500 и даже не 250, а примерно 175 километров от границы. Тяжело, горько, но все же…

В первые дни и недели немцы глубже всего продвинулись на центральном Западном направлении. В дневнике Гальдера за 6 июля, естественно, больше всего упоминается городов именно этого направления: Кировоград, Бердичев, Коростень, Мозырь… Однако же первый они захватили 4 августа, второй ― 7 августа, третий ― 8 августа, четвертый ― 22 августа, т. е. после двух месяцев боев. По масштабу событий далеконько это от 5 июля. Тем более, все эти города от границы ― не 500 километров, а 320―370.

Не очень это похоже на «панический драп»-то, сударь. Особенно, если вспомнить, что польское правительство через две с половиной недели, видя безнадежность положения, бросило народ и удрало за границу. Вот уж драп так драп! А Франция и ее английские друзья? Немецкий удар 10 мая застал их врасплох. И это на девятом месяце войны! Войска занимали линию Мажино, и все оборонительные рубежи были укомплектованы, и все курки на взводе. Через две недели англичане, бросив французов, начали драп за Ла-Манш.

25 мая генерал Вейган, назначенный 19 мая Главнокомандующим вместо смещенного Гамелена, доложил президенту Лебрену и правительству, что «Франция совершила огромную ошибку, вступив в войну» и что сейчас Анже, километрах в пятистах от границы, куда драпануло правительство, 73-лет- ний Вейган при поддержке 83-летнего маршала Пэтена прямо потребовал капитуляции. На другой день немцы без боя вошли в Париж, объявленный открытым городом. Вот вам примеры настоящих-то драпов, подлинной паники, тов. Рад- зиховский. А зачем на своих-то врать, дело и без того было тяжкое, кровавое, трагическое.

Об иностранных драпах наш историк войны и не слышал, и знать о них не хочет. Для него гораздо интересней заявить, что Красная Армия освободила, но он опять врет. Огромную территорию вплоть до Киева освободили к б ноября еще 1943 года. А упомянутые города освобождали так: Коростень ― 29 декабря опять же 43-го, Бердичев ― 5 января 44-го, Кировоград ― 8 января 44-го, Мозырь ― 14 января 44-го… Январь ― это конец года? Хлебом его не корми, но дай хоть на годок, на месяцок, хоть на недельку соврать.

Наши войска вышли на госграницу с Румынией 26 марта 1944-го. Март― это по какому календарю конец года? 20 июля Красная Армия вступила уже на территорию Польши. 21 июля ― вышла на границу с Финляндией. 17 августа ― на границу с Восточной Пруссией, т. е. с Германией. В октябре была восстановлена вся госграница. Все-таки в октябре, а не в ноябре, не в декабре.

Но лихой историк ничего знать не хочет: разгром!.. РАЗГРОМ!.. паника!.. ПАНИКА!., драп!.. ДРАП!.. И это, мол, чисто советские штучки, на цивилизованном Западе они невозможны. Ну, хоть кол на голове чеши, хоть осла с него пиши. Но отчасти такое долдонство даже интересно. Поэтому прикинемся братьями по разуму и спросим: так в чем причина-то всех этих кошмаров?

Как в чем! «Ведь вся(!) политика большевизма с перво- го(!) дня сводилась только(!) к ПОДГОТОВКЕ К ВОЙНЕ, а оказались ТРАГИЧЕСКИ НЕ ГОТОВЫ». Вот такую натужно гиперболическую, предельно взвинченную манеру речи ― «вся!»… «с первого!»… «только!»… да еще подчеркивание нужных слов ― я раньше знал лишь у двух великих людей ― у Гитлера и Чубайса. И вот третий. Но все-таки, да неужто «вся политика» была такова? Конечно, и ликвидацию беспризорщины можно представить как политику подготовки к войне: сегодня беспризорник― завтра солдат. И ликвидацию безграмотности: грамотный солдат легче овладеет техникой и оружием. И запрет абортов: чем строже запрет, тем больше солдат! А зачем было такое вкусное и дешевое мороженое? Чтобы закалить и подготовить будущих солдат к суровым морозам 41-го года. Зачем «Лебединое озеро» в Большом театре? Маскируемся, усыпляем бдительность врага. Ваш учитель Радзинский писал, что и метро мы строили из расчета войны. И ведь отчасти прав властитель дум: московское метро во время войны служило бомбоубежищем. А колоссальный рост населения со 150 миллионов в «первый день» до 195 в 1941-м? Да это же вопиющая агрессивность! Словом, я даже не знаю, что нельзя изобразить как подготовку к войне.

Но что же надо было нам делать, чтобы убедить вас с Эдвардом в наших мирных целях, чтобы вы успокоились, не нервничали ― проводить политику депопуляции, как нынешние правители, погребающие по 800 тысяч душ в год? Или ― деиндустриализации, как те же правители ныне, лепечущие о нанотехнологиях во главе с Чубайсом? Или запретить мороженое, как марихуану? Право, я и это не знаю.

Может быть, вы милостиво примите во внимание хотя бы то, что в царское время было военное министерство, а в советское― обороны и были очень почетные значки «Готов к труду и обороне», а не к войне, и в песнях мы пели:

Если завтра война, если враг нападет,

Если черная туча нагрянет…

Или:

Чужой земли мы не хотим ни пяди,

Но и своей вершка не отдадим!

Неужто это все тоже для маскировки агрессивных планов?

Но слушайте дальше, читатель. Заявив, что вся политика с первого дня была военной, наш друг тут же продолжает так: «Конкретнее― вся(!) промышленность СССР в 1939-41 годах работала ТОЛЬКО на войну». Опасаясь, что не все поймут, каков истинный уровень его долдонства, он опять выделяет его опознавательные знаки крупным шрифтом.

Но почему «конкретнее»? Человек употребляет слова, смысл которых ему непонятен. Надо было сказать не «конкретнее», а «в частности». Атак глупость о работе «всей промышленности» в 1939-41 годах если не опровергает уже сказанную глупость, то уж явно сбивает с толку. Действительно, зачем выделять эти три год, если уже сказано о всем советском времени как о всеохватной подготовке к войне?