Для того, чтобы одни люди могли заставить других людей расставаться со своей жизнью, став жертвой кровавого ритуала, в таких общинах должно было быть покончено со всеобщим равенством, а вся власть над людьми должна была быть передана в руки правящего меньшинства. Очевидно, что неравенство постепенно разъедало первобытный коммунизм. Находясь в общине папуасов, H. H. Миклухо-Маклай без труда опознал местного старосту: «Хотя внешними украшениями он не отличался от прочих, но манера его командовать и кричать заставила меня предположить, что он — главное лицо в Теньгум-Мана, и я не ошибся. Такие субъекты, нечто вроде начальников… встречаются во всех деревнях; им часто принадлежат большие буамбары (папуасские хижины), и около них обыкновенно группируется известное число туземцев, исполняющих их приказания».

В то время как избравшие первую, вторую и четвертую альтернативу обеспечивали свое пропитание, пускаясь в дальний путь за едой, или сокращая уровень и снижая качество потребления, или уничтожая «избыточное население», угнетая остальных и, вступая в кровавые конфликты с соседями, те, кто выбрал третью альтернативу, попытались использовать наилучшим образом самое главное сокровище человека — его разум, стараясь на основе накопленных знаний открыть новые способы обеспечения себя продовольствием.

Возможно, что по мере обострения продовольственной проблемы в научно-производственных коллективах каменного века разрабатывались разные варианты ее решения. Например, можно было попытаться найти способ более долгого хранения мяса. Однако в ту пору лишь жители полярных или высокогорных областей планеты могли добиться этого без особого труда, да и то лишь в том случае, если они обитали вблизи от круглогодичных ледников или научились использовать холод вечной мерзлоты.

Воздержание охотников от уничтожения тех зверей, которых они не собирались немедленно использовать для приготовления еды, могло подсказать им другой, доступный им способ хранения мясных припасов — подчинения живого мяса своей власти. Лишение животных свободы, а затем управление их поведением открывали людям возможность не только развивать мясное животноводство, но и молочное, а стало быть, обрести еще один постоянный источник питания. Одомашнивание же птиц позволило не только получать их мясо, но и яйца. Одновременно люди учились использовать и другие качества животных, например, способность одомашенных лошадей, лам, верблюдов и слонов, а также собак в упряжках перевозить людей и грузы на большие расстояния. Первые шаги в этом отношении они сделали, еще будучи охотниками. Древние охотники времен мезолита уже научились использовать прирученных волков и шакалов в качестве помощников на охоте. После появления скотоводства собаки стали служить сторожами стал, а затем и охранять племена от диких зверей и набегов врагов.

Можно предположить, что хотя необходимость в одомашнивании зверей особенно остро осознавалась во время очередного спада в их поголовье, то осуществить это было возможно лишь во время циклического увеличения стад животных. Известно, что для развития скотоводства были необходимы известные излишки продовольствия для питания не только людей, но и животных по мере их превращения из добычи охотников в скот пастухов. Об этом свидетельствует замечание Амальрика и Монгайта: «Чтобы питаться мясом домашних животных, их, как известно, сначала нужно прокормить. Получение избытков продовольствия стало возможным только в эпоху мезолита в связи с изобретением лука и стрел и рыболовной снасти… Вполне вероятно, что, имея некоторые запасы, мезолитический охотник не убивал всей добычи, а оставлял раненых и пойманных животных и детенышей, чтобы, подкармливая их, иметь еще больший запас готовой и свежей пищи». Таким образом, древний охотник должен был обладать немалой предусмотрительностью и мыслить достаточно перспективно.

Помимо подчинения животных, человек мог также попытаться изыскать иные источники питания. К счастью для людей, примитивность тогдашних технологий не позволяла им производить синтетические заменители мяса, а это предотвратило проникновение в рацион питания вредных веществ. Доступными человеку заменителями мяса могли быть лишь дикорастущие растения. Однако, помимо уже упомянутых недостатков чисто вегетарианского питания в ряде областей Земли, получение растительной пищи путем сбора дикорастущих плодов также было ненадежным.

Периодические неурожаи могли оставлять людей без тех разнообразных овощей, фруктов, трав, к которым они привыкли с глубокой древности.

В то же время постоянный сбор урожаев с одних и тех же деревьев, кустарников и растений мог невольно развить в людях первые навыки и наблюдения, необходимые садоводам и растениеводам. В дальнейшем собиратели могли обратить внимание на последовательность превращения семян в плодоносные травы, растения и деревья. Одним из наиболее эффективных и доступных в ту пору способов производств растительной пищи было развитие зерноводческого земледелия. Во-первых, зерно можно было долго хранить. Во-вторых, из одного вырастал злак с несколькими зернами. В условиях теплого климата 2–3 урожая в год превращали десятки зерен в тысячи, а тысячи зерен — в миллионы. Высокая продуктивность этого процесса привела к тому, что земледелие стало занятием, которое в наибольшей степени способствовало процветанию человеческих общин и развитию цивилизованных государств.

Новые виды деятельности человека позволили ему существенно ослабить зависимость от циклических перемен в природных условиях. Они освобождали человека и от необходимости быть вечно привязанным к стадам и стаям зверей, мигрировавшим по всему свету, и позволяли ему изменить природу их среды обитания. С помощью скотоводства и земледелия люди приобрели орудия, в наибольшей степени отвечавшие их представлениям о волшебных преобразователях. В. Г. Чайлдс имел все основания назвать эти перемены «великой революцией» в жизни человечества: «благодаря наличию домашних животных и культивированию злаков люди стали хозяевами своего продовольственного снабжения».

Где лучше всего можно было заниматься скотоводством? Скорее всего, в степях. Где лучше всего стоило заниматься земледелием? Вероятно, в долинах полноводных рек. Но почему же тогда переход к земледелию и скотоводству зачастую осуществлялся ни там и ни тут, а вдоль сухопутных дорог, по которым следовали мигрировавшие звери?

Вспомним, что эти маршруты проходили там, где располагались входы в междуречья. Мы уже установили, что участки суши, по которым звери входили в речные полуострова, выходили из них или совершали продолжительные переходы из одного междуречья в другое, представляли собой чрезвычайно удобные места для охоты. При этом чем больше были территории, откуда шли животные, тем удачнее складывалась охота для первобытных людей.

Участки суши, по которым звери переходили из одного междуречья в другое, и двуречья, сужавшиеся по мере приближения к морю, могли часто избираться первобытными людьми в качестве мест обитания. Не случайно Гумилев заметил, что человеческие этносы рождались на стыке ландшафтов (что не помешало ему верить во внеземной источник пассионарности, порождавшей этносы).

При этом охотники, жившие в таких местах, оказывались более обеспеченными мясными продуктами, чем те, кто обитал вдали от путей перемещения животных. Тропы зверей стали для охотников своеобразными «энергопроводами», по которым текли мощные биоэнергетические потоки, а расположенные возле них междуречья были «аккумуляторами» биоэнергии. К тому же биоэнергия, заключенная в мясе животных, доставалась обитателям этих мест легче, чем охотникам на широких равнинах. Это привязывало охотников к источникам питания, которые обеспечивали их избытком жизненной энергии. (Говоря о «биоэнергии», автор имеет в виду не еще слабоизученные явления биологического электричества и подобные феномены, а энергию, содержащуюся в биологических организмах и получаемую людьми в процессе усвоения питательного вещества этих организмов.)