Несмотря на многочисленные угрожающие признаки, владыки Ассирии, встав на путь войны против своих цивилизованных соседей, уже не могли с него сойти. Как справедливо замечали советские историки, «ассирийская рабовладельческая держава была создана силой оружия, держалась главным образом силой оружия и постоянно нуждалась в новых военных победах. Всякая даже малозначительная военная неудача имела большие политические последствия. Длительная же война с переменным успехом неизбежно должна была поставить Ассирийскую державу на край гибели».

Попытки Ассирии наступать одновременно на всех фронтах истощали силы этой державы. Стремясь распространить свою власть на Египет и Урарту, Элам и Вавилонию, страны Малой Азии и Иранского нагорья и беспощадно расправляясь с покоренными странами и народами, Ассирия стала вызывать ненависть всех стран центральной части цивилизованного пояса. Фактически, считал А. Тойнби, Ассирия подрубила сук, на котором сидела. Хотя к 660 году до н. э. Ассирия, как отмечалось в «ВИ», «находилась на высоте своего могущества… в пределах Ассирийской державы не было недостатка в людях, желавших, ее уничтожения. Народы Передней Азии считали своими главными врагами ассирийскую знать, военщину и городских купцов — маленькую группу людей, наживших неслыханные по масштабам того времени богатства и эксплуатировавших в своих интересах все остальное население Ближнего Востока. Весь Восток жил мечтой гибели Ассирии — «логовища львов» и надеждой на падение Ниневии — «города крови». В этом сходились и представители окраинных, еще не покоренных племен, и переселенные на новые земли пленные, и эксплуатируемые общинники, и представители рабовладельческой верхушки рабовладельческих кругов за пределами собственно Ассирии».

Результатом таких настроений явились коалиции самых разных сил и держав, выступивших против Ассирии. Одновременные наступления племен скифов и арамеев, Вавилонии и Мидии распыляли силы Ассирии. В 612 году до н. э. после трехмесячной осады Ниневия была взята объединенными войсками Мидии и Вавилонии. Ассирийская знать была вырезана, а царь Ассирии Сарак бросился в огонь пылавшего дворца. Правда, еще в течение семи лет ассирийцы в союзе с египтянами пытались сохранить остатки своих владений, но в 605 году до н. э. они были разбиты вавилонянами, и Ассирия прекратила свое существование.

Одним из следствий этих войн явилось ослабление позиций всего цивилизованного мира. По сути, вместо того чтобы служить форпостом цивилизации, Ассирия, по мнению А. Тойнби, превратилась в инициатора гражданской войны внутри цивилизованного мира, разрушая его по частям. Однако вряд ли стоит принимать на веру утверждение А. Тойнби о «самоубийственности милитаризма». Войны, которые вела Ассирия, были логическим следствием цивилизационного процесса. Ведь одним из его проявлений было безудержное стремление к захватам и экспансии. Точно так же, как бесконтрольное стремление обеспечить благополучие верхов за счет низов, одних областей за счет других, центра за счет провинций внутри одного общества приводило к его распаду, стремление страны, расположенной на том или ином отрезке цивилизованного пояса, расширить свою власть над ним, в конечном счете приводило к разрушению всего цивилизованного мира. Открыв огромные созидательные силы, цивилизация одновременно ликвидировала те отношения внутри ноосферы, которые сдерживали силы разрушения. Следствием этого, стало уничтожение цивилизацией своих достижений, возврат к тому состоянию, с которого началось их развитие.

Пока цивилизованные страны были охвачены истребительными войнами друг против друга, жившие за их пределами племена продолжали заниматься охотой и собирательством, то есть оставались на нецивилизованной стадии развития. По мере же того, как земледельцы перемешались в речные долины, скотоводы уходили за стадами в сторону степных и обильных пастбищ и оказывались на окраине цивилизации. Впрочем, уход за стадами они часто совмещали с земледелием и периодически в течение года вели оседлый образ жизни.

Поскольку обработанная земля позволяла содержать гораздо больше людей, то земледельцы опережали кочевые племена по численности. (По подсчетам И. Захарова, население Китая в начале I века н. э. составляло около 60 миллионов человек; население же центральноазиатских степей, по оценке Л. Гумилева, колебалось в период от III до XIII веков н. э. между 0,4 и 1,3 миллиона человек.) Таким образом доля кочевых народов в общем составе населения цивилизованного Китая вместе с его периферией составляла от 0,5 до 2 процентов. Хотя, возможно, доля кочевников была большей по сравнению с оседлым населением других частей цивилизованного пейса, они и там составляли не очень значительное меньшинство.

Возможно, если бы эти 0,4–1,3 миллиона были бы солдатами хорошо вооруженной армии, то они представляли бы немалую опасность для Китая. Подобное скопление вооруженных сил на границах Индии, Египта и других стран также являлось бы страшной угрозой для их существования. Однако значительную часть этого населения составляли женщины, старики и дети. Кроме того, кочевые народы существенно отставали от цивилизованных стран по уровню производства, общественной, государственной, военной организации.

Земледельцы активно пользовались своими преимуществами. Когда между земледельцами и кочевыми скотоводами царил мир, то первые навязывали кочевникам неравноправные условия торговли, видя в них удобный источник получения ряда продуктов. Когда же у них возникала потребность в расширении посевов, то хорошо вооруженные земледельцы наступали на земли кочевых народов, распахивая их. Опираясь на свою преобладающую военную мощь, земледельцы облагали кочевников обременительной, данью, захватывали их стада, угоняли их в плен, обращали их в рабов.

Преимущества цивилизаций были очевидными и впечатляющими. Утраты же, понесенные обществом во время перехода к цивилизованному состоянию, казались незначительными. Между тем цивилизованные народы понесли огромный урон после ликвидации десятков тысяч первобытных научно-производственных коллективов, школ и аспирантур, ансамблей художественной самодеятельности, войск народного ополчения, собраний прихожан-единоверцев. Синтез общинных культур привел к усредненному, обобщенному изложению накопленных интеллектуальных и духовных богатств.

В результате утрачивались многие знания и способы понимания окружающего мира, закрепленные в особых способностях людей, их навыках и языках. Во многих случаях новые занятия и межличностные отношения вытесняли прежние знания, оценки природы и людей как ненужные и даже опасные. Вместе с запутанными архаическими сведениями о «своих» и «чужих» тотемах, «враждебных» зверях и растениях-«союзниках» исчезала бесследно информация о том, как без особых трудов найти питание в лесу и воду в пустыне и многое другое. Забывались и запрещались сложившиеся навыки труда, общественные обычаи, бытовые привычки. Утрачивалась способность к восприятию многих явлений природы. Атрофировалась глубокая вера во вселенский порядок. Незаметно был ослаблен интеллектуальный, моральный и духовный потенциал общества, его иммунитет к самым различным внутренним и внешним напастям.

Специализация и профессиональные правила до предела ограничили возможности свободно фантазировать и выражать свои представления о мире в искусстве, песнях, танцах, сказаниях. Теперь рисовали главным образом художники, ваяли скульпторы, а в спектаклях были заняты актеры. Их профессионализм возрос, но способы художественного выражения стали неподвижными, как позы людей и животных, изображенных на стенах египетских и вавилонских храмов. Даже изображения вымышленных существ и мифы о них следовали жестким канонам.

Религия цивилизованных стран оформилась в сложных обрядах, но она во многом утратила непосредственное ощущение одухотворенной природы, которым обладали первобытные люди. Вместе с нелепыми и жестокими обычаями исчезало эмоциональное поле притяжения к своим соплеменникам и к родной природе. При этом прежние абсурдные и суровые ритуалы порой заменялись не менее вздорными и жестокими церемониями.