В конце концов ключом, открывшим мне смысл этих и других андских мифов, было одно простое предположение: что в мифологии заложены возможность и намерение поведать
о великих водоворотах времени. Последующие страницы содержат версию об андском прошлом и о появлении европейцев, которая никогда еще не публиковалась. Я полагаю, что эта версия представляет собой значительное приближение к восприятию андским мышлением конкисты Нового Света. И если главы об инках дают трагические и неустоявшиеся выводы, то они, возможно, послужат вполне обоснованным альтернативным взглядом на события в Кахамарке.
Путь к заключительным главам был продолжителен, поскольку являлся не чем иным, как обучением чтению в мифологии всей саги об андских народах в процессе их восхождения от рассеянных групп охотников до обладателей одной из наиболее необходимых Земле экосистем. Чтобы читатель мог не просто проследовать этим путем, но и лучше оценить его масштабы, скажу несколько напутственных слов.
Я пытался последовательно и применительно к контексту употреблять термины «андский» и «инкский». Для обозначения той земледельческой цивилизации, которая, как обнаружили археологические исследования, составляла доминирующий уклад жизни в нагорьях Анд примерно со II столетия до Рождества Христова, не существует иного общего понятия, кроме «андской». Основой этой цивилизации — как подтверждает и миф — было единство в многообразии. При наличии множества племен, языков и обычаев внутри андской эйкумены имелось, как я попытаюсь показать, объединяющее религиозное представление, покоившееся на общем, основанном на астрономии космологическом мировоззрении. Именно к этой цивилизации — а она была цивилизацией в любом смысле данного слова — относится понятие «андская». Инки стали силой в андской жизни лишь после 1400 года. Тем не менее они были, наряду с другими племенами Анд, прямыми наследниками андской традиции. Поэтому, используя в книге время от времени термин «инкский», я подразумеваю под ним характеристики испанских хроник, относящиеся непосредственно к инкам, которые, однако, являются также и характеристиками андской традиции в целом, неотъемлемой частью которой были и инки.
В первых же абзацах главы 2 я попытался дать читателю некоторое представление о времени и о драме истории андской культуры, начиная с современности и идя назад во времени. На основе этих предпосылок можно будет лучше оценить значение и древность мифов о ламе и потопе, которые составляют канву главы. Как мы увидим, «мир», погибший в том потопе, завершился почти на тысячелетие раньше, чем первый инкский император вступил на путь завоеваний. Миф о ламе и потопе описывает небесные события, которые происходили в VII столетии нашей эры.
В развертывании сюжетно-тематической нити данной книги для меня выделяется один момент. Я размышлял, почему во второй версии мифа о великом потопе лама была определена самцом.
Без какой-либо видимой причины я вспомнил, что знал кечуанское слово для обозначения самца альпаки, подвида семейства лам, ценного своей прекрасной шерстью. Это слово — пако. Тогда наступило замешательство, ибо я никогда прежде не замечал, что это слово и слово для обозначения «шамана» — одно и то же. Пако, или самец альпаки, в мифе был шаманом. Когда меня осенила мысль о значении этой догадки; в моей памяти всплыл отрывок из хроник, который подробно описывал поведение андского жреца-астронома:
«Его жизнь была религиозной и полной воздержаний; он никогда не ел мяса, а только травы и коренья, наряду с обычным хлебом из кукурузы. Его дом находился в сельской местности и очень редко в городе; говорил он мало; его платье было обыкновенным, простым, шерстяным, но скромным, до колен… а поверх него очень длинная мантия серого, черного или пурпурного цвета; он не пил вина, но всегда только воду. Проживание в деревне давало ему возможность лучше разглядывать звезды и свободнее размышлять о звездах, которые, согласно представлениям своей религии, он почитал за богов».
Это описание шамана было фактически таким же, как и поведение ла/со/альпаки в мифе: проживание в сельской местности, умеренное употребление в пищу трав и воды, одетый в шерсть и всю ночь вглядывающийся в звезды. От этой находки я испытал незабываемое ощущение, будто удар током. Я вновь обратился к мифу и перечитал его елова, прямую речь андского жреца-астронома, передаваемую беспрерывно через промежуток более чем в 1300 лет: «…лама, заговорив, словно была человеком, поведала пастуху: «Выслушай меня внимательно и хорошенько запомни, что я тебе скажу…»
ЧАСТЬ I
ТЕХНИЧЕСКИЙ ЯЗЫК АНДСКОЙ МИФОЛОГИИ
ГЛАВА 2
ПОЧЕМУ У ЛИСЫ ХВОСТ ЧЕРНЫЙ
…с вами и другими народами только в последнее время жизнь снова и снова обогащалась литературой и всеми другими атрибутами цивилизации, когда однажды, после обычного течения лет, небесные ливни низвергаются вниз, подобно чуме, оставляющей только невежественных и необразованных среди вас. И тогда вы все начинаете сызнова, подобно детям, не зная ничего из того, что существовало в древние времена здесь или в вашей собственной стране.
Днем в разреженном великолепном воздухе нагорья Перу и Боливии звучит песня безутешной печали. От постыдно обрушивающихся, подмытых оврагами террас на бесконечных заброшенных склонах до опустошенных и покрытых солончаками многих квадратных миль плато вокруг озера Титикака, израненная земля горько плачет по своим утраченным земледельцам. Она — пачамама, «наша мать в пространстве-времени». Четыре с половиной из шести миллионов ее детей почили мертвыми за пятьдесят лет конкисты.
Оставшиеся в живых, бывшие солью земли и перенесшие столетия деградации, презрения и страданий, никогда ее не забывали.
Ночью, когда черные псы жмутся друг к другу, чтобы согреться, и видимые утесы языческой истории покрыты забвением, небесный свод сияет вдали в безупречном великолепии как горячее подтверждение существования прошлых и будущих миров. Здесь, на небесном своде, начертаны священные идеи-формы андской цивилизации. Млечный Путь, в других краях кажущийся светлой полосой в ночном небе, здесь сверкает с такой интенсивностью, что его большие кольца или межзвездная бездна видны с ошеломляющей четкостью, чернильно-черными и бездонными. Эти черные пятна называются ламой, кондором, куропаткой (льюту), жабой (анп’ату), змеей, лисой. Мифы рассказывают ночью.
Мифы говорят о прошлом и о скорби более древней, чем испанская конкиста. Инкская империя, этот отчаянный замысел, осуществленный силой оружия, возникла, чтобы положить конец кровопролитию восьми столетий межплеменных войн. Под угрозой находился сам образ жизни, о древнем происхождении которого все еще напоминала мифология, но который зашатался под тяжестью своих собственных достижений.
Некогда дававшее пропитание лишь редким племенам кочевников, охотившимся, а позже разводившим ламу, да группам охотников, начинавшим переход к примитивному земледелию, высокогорье Анд преобразилось примерно за два столетия до Рождества Христова в одной из самых драматических экологических катастроф, когда-либо имевших место. В 1400 году н. э. андские народы, исчислявшиеся теперь миллионами, заполнили пространство и, как полагали инки, время. Некогда хозяева одной из наиболее дефицитных экосистем Земли, андские народы стали теперь ее пленниками.
Историк Джон Мурра отмечал грандиозность андских достижений. Основные зерновые культуры андского земледельческого общества — маис, картофель и хина — произрастали на высоте от десяти до тринадцати тысяч футов. Ниже десяти тысяч футов джунгли покрывают головокружительные восточные склоны Анд, где сквозь каменистые ущелья доносится рев рек. На высоте примерно в шесть тысяч футов, где отвесность Анд переходит в более пологую монтанью, можно расчистить землю для культивирования фруктов и коки. Более четырнадцати тысяч футов, на безлесной пуне, разновидность дюнной травы, называемая икчу, дает корм множеству лам и альпак.