АКАДЕМИЧЕСКИЕ СТРАСТИ
О существовании Музея человечества знают немногие, даже из лондонцев. Расположенное на глухой улочке позади Пиккадилли, это здание напоминает скорее старинный колледж, нежели отделение Британского музея. Но внутри там просторно, а убранство просто великолепно, словно это здание строилось для джентльменского клуба или дипломатического представительства. По обе стороны от главной лестницы стоят две копии с больших скульптур майя[76], словно приглашая посетителей наверх, где начинается осмотр. Там хранится много разнообразных предметов этнографического искусства, но до недавнего времени (до октября 1994 года) почти не было экспонатов с Американского континента. Этот недостаток недавно был исправлен (после открытия Мексиканской галереи), но так уж повелось, что американские древности надо искать скорее не в самом Британском музее, а в более «политически правильном» Музее человечества. Отчасти это и хорошо: здесь нет такого наплыва туристов; но, с другой стороны, в этом скромном музее создается впечатление, что вторгаешься в частный мир.
У каждого музея есть две задачи: обеспечивать знакомство посетителей с экспонатами и вести научную работу. Поэтому все музеи имеют штат ученых. Не является исключением и Британский музей, располагающий научными отделами и библиотеками. В знаменитом читальном зале есть службы информации, которые могут предоставить желающим нужную консультацию, письменную, по телефону или при личном общении.
Когда я работал над книгой «Тайна Ориона», я общался с египтологами из этого музея, и они оказали мне немалую помощь. Конечно, это не значит, что они были во всем с нами согласны, но, по крайней мере, они были готовы нас выслушать. Поэтому я с удивлением узнал, с какими огромными трудностями столкнулся М. Коттерелл, который не то чтобы добивался признания своих идей, но просто хотел побеседовать с сотрудниками Музея человечества. В октябре 1992 года он туда позвонил, чтобы договориться о встрече с заместителем директора, уже после того, как не получил ответа на письмо с просьбой о том же самом. И на этот раз Коттерелл получил отказ, но не сдался. Обратившись в посольство Мексики, он побеседовал по телефону с их культурным атташе Ортесом. Последний очень заинтересовался работой исследователя, но даже и он не смог организовать Коттереллу встречу с сотрудниками музея, поскольку они были очень заняты. Через пару месяцев Коттерелл встретился с атташе уже лично, и на этот раз удалось добиться, чтобы заместитель директора уделила исследователю десять минут. Коттерелл почувствовал себя так, будто удостоился аудиенции королевы, но оказалось, что он напрасно потерял время: едва выслушав, в чем дело, она его выпроводила, недовольным тоном посоветовав ему почитать сначала книги настоящих авторитетов в этой области. Главное ее критическое замечание сводилось к следующему: майя не использовали ацетат, а потому все, что Коттерелл открыл таким способом, очень уязвимо. Что на это сказать? Конечно, у майя не было копий крышки из ацетатной пленки и они не могли проделывать подобных опытов, но нужны ли им были подобные вещи? Могут быть ведь и другие объяснения, например, Коттерелл мог бы сослаться на ту же «Попол Вух», где сказано:
«…а цари знали наперед, будет ли воина, им было ясно видно, будет ли борьба, гибель, голод…»
Для него «Книга совета» — это книга о прошлом, настоящем и будущем. В ней достаточно ясно говорилось о высшей мудрости, которой наделены были древние патриархи:
«Они видели далеко, они видели все, что происходит в мире. Они могли видеть сразу все, могли любоваться небосводом и круглым ликом Земли, не двигаясь с места, они могли увидеть все, что в дальней дали, и велика была их мудрость…»
Поэтому-то, считал Коттерелл, майя не нуждались в ацетатной пленке.
Доказательством этому служили их книги, их удивительное знание астрономии, великолепное искусство и архитектура. Таким же свидетельством для Коттерелла была и крышка из Паленке, над разгадками образов которой он работал.
Майя были более развитым народом, чем их соседи. Майя не только обладали письменностью, но также пользовались календарем с длительным счетом, который был гораздо совершеннее ацтекского, тольтекского и других. Их постройки отличались особым великолепием. Кроме того, как считают многие исследователи, майя первыми стали культивировать маис. Все перечисленные достижения говорят об особой одаренности этих индейцев, по крайней мере — их правителей. Поэтому Коттерелл и считал, что майя вполне могли создать сложную символику без всяких современных изобретений. У западной системы образования много сильных сторон, но немало и недостатков. Приведем такой пример: если в прежние времена люди свободно заучивали наизусть целые эпические поэмы, то сейчас средний человек, в лучшем случае, помнит наизусть несколько строк из Шекспира. Между тем в исламских странах считается нормальным, что дети способны заучить наизусть весь Коран. А римские ораторы для развития памяти применяли еще приемы зрительного запоминания. Оратор, готовясь произнести речь, представлял себе какое-нибудь знакомое место, например театр, и «привязывал» свои тезисы к различным местам около театра. Произнося же речь, он снова вспоминал театр, совершал вокруг него мысленную «прогулку», вспоминая свои тезисы.
Подобная техника развития мышления была в ходу в эпоху Ренессанса, да и сейчас она применяется, в частности, профессиональными магами. Для этого надо развивать воображение, умение оперировать зрительными образами. Вот почему необязательно полагаться на копии из пленки, чтобы иметь перед своим мысленным взором сложную совокупность символов крышки из Паленке, и на это вполне были способны те, кто собирался ее создать (кто бы они ни были).
Коттерелл просто не успел объяснить все это в музее, прежде чем его бесцеремонно выставили за дверь. Он был ошеломлен подобным приемом, тем более что ему даже отказались дать рекомендательные письма к мексиканским археологам, когда он сообщил, что собирается опять ехать в Мексику. Но в чем причина такого решительного неприятия его идей? Всегда ли сотрудники музея так обращаются с чужаками, или дело в том, что он выдвинул новую концепцию? Во всяком случае, Коттерелл скоро обнаружил, что заместитель директора этого музея не одинока в подобном отношении к нему. Другие археологи были настроены ещё более враждебно. Теперь стало ясно, что у них он помощи не получит, и исследователь решил действовать самостоятельно. В первый раз его поездка в Мексику была чисто ознакомительной: Коттерелл хотел побольше узнать о майя, особенно о пирамиде из Паленке. На этот раз он возвращался, создав свою концепцию, с намерением обнародовать свои открытия, касающиеся крышки из Паленке, в стране, где ее и создали. Это была заманчивая перспектива.
«МЕКСИКАНСКОЕ УТРО»
Это был обычный февральский день. В Мехико-сити, одной из крупнейших столиц планеты, царила обычная суета, какая бывает в часы пик. В одном из богатых пригородов Мехико-сити подруга жены президента включила телевизор. В студии в это время сидели две женщины, ожидая окончания рекламной паузы. Обеим было на вид лет 25–30, обе были также модно одеты, как любая американка или европейка на телевидении. Но несмотря на этот налет модерна, видно было, что они — представительницы народов, много переживших. Одна из девушек была явно испанского происхождения. Ее переводчица и помощница, как нетрудно было понять по ее внешности, принадлежала к индейцам майя. Гостем же их студии был Морис Коттерелл, который собрался рассказать телезрителям о своих открытиях.
Морис привез в Мехико свои записи и копии крышки из Паленке. Обе девушки в волнении слушали его рассказ о том, почему крышку саркофага можно считать своего рода краткой энциклопедией знаний индейцев майя. Он показывал им скрытые символы, такие как тигр (у майя — один из символов Большой Медведицы), как бог смерти в образе летучей мыши или пернатой змеи — символ Кецалькоатля. Под конец он заявил, что майя — удивительно умный народ и что они создали эту крышку, чтобы сохранить свои знания для потомства. Исследователь также выразил надежду, что археологи продолжат начатое им дело, так как он сам верит, что нашел, наконец, ключ к тайне майя и их исчезновения. Когда программа вышла в эфир, то, судя по количеству звонков в студию, можно было подумать, что половина города сидит у телевизоров и впервые узнает о теории, которой не давали хода британские археологи. Среди позвонивших была и подруга Первой леди, сама жена министра. Обе подруги были членами престижного Культурного общества и как раз готовились к двухгодичной конференции этого общества. Под впечатлением от выступления Коттерелла подруга жены президента спросила, не расскажет ли он о своих открытиях, на заседании общества. Вот почему через два дня он оказался в правительственном здании, перед аудиторией примерно из сорока дам, включая жен членов правительства. Хотя комната была полна людей и сидевшим в задних рядах было трудно следить за опытами Коттерелла, это обстоятельство не имело большого значения для многих из женщин, уже видевших телепередачу. Они пришли в экстаз, услышав о самой возможности подобного открытия, касающегося одной из национальных реликвий, и не скрывали своих чувств. Одни плакали, другие целовали Коттерелла, провозглашая его новым воплощением Пакаля. Все хотели пожать ему руку и обещали любую помощь, которая понадобится в его дальнейшей работе. Под общие аплодисменты Первая леди наградила исследователя медалью на желтой ленте — высшей наградой Общества, а кроме того, обещала помочь ему устроить встречу с некоторыми из ведущих археологов Мексики. Так как Коттерелл, прежде всего, ради этого и прибыл в Мексику, он был ей очень признателен, хотя его печальный опыт общения с сотрудниками Музея человечества рождал известные опасения. Будет ли в Мексике по-иному? Коттерелл надеялся на это, хотя предыдущие события не сулили ничего хорошего.
76
Вероятно, 2 из них были посланы Модели в Лондон и помещены в музей Виктории и Альберта.