"Явитесь!" Я после нескольких неласковых слов бросаю трубку и уезжаю в Малеевку. Вскоре - лозунг-то, оказывается, принадлежал самому Брежневу! представитель горкома является ко мне домой и, не застав меня, наводит справки о вольдумце у моего соседа Льва Копелева, известного антисоветчика. А тот был на меня в обиде, ибо он так нагло хлопал дверью лифта, что однажды я выскочил на лестницу с веником в руке и пригрозил ему за неумение вести себя в интеллегентном доме высылкой из образцового коммунистического города. ( Вскоре он сам уехал еще дальше - в Германию, в Кёльн, где в 1997 году и почил в Бозе). Но в том эпизоде он вел себя, кажется, достойно. Приезжаю я из Малеевки -то есть прошел уже месяц или больше - опять звонок: "Явитесь!" И тут я не выдержал. Я сказал, скрежеща зубами, которых тогда было у меня полон рот, что если вы, бездельники, не отвяжитесь, то я напишу самому товарищу Брежневу, моему фронтовому другу, с которым мы на Малой земле (я там не был и во сне) вместе кровь мешками проливали... И что ж вы думаете? Отвязались. Вот такая была у меня история с этим несуразным лозунгом.
А в это же самое время один собрат мой по Союзу писателей без конца твердил: "Превратим Москву!.. "И представлял дело так, будто все мы с ним заодно. Например;, на городской отчетно-выбороной конференции писателей говорил: "Писатели Москвы были надежными помощниками партии в работе по строительству нового общества, помощниками городского комитета КПСС в борьбе за превращение столицы в образцовый коммунистический город." Это еще в 1980 году. А вот что проникновенно внушал он нам уже в 1986-м: "Вслушайтесь, вдумайтесь, на какую высоту ставит Программа КПСС литературно-художественную критику: "КПСС бережно, уважительно относится к таланту, к художественному поиску. В то же время она всегда боролась и будет бороться, опираясь на марксистско-ленинскую критику, против проявлений безыдейности" и т.д. Или: "К 2000 году мы планируем удвоить объем производства и уровень материальных благ. Наш идеал -постепенный переход от социализма к коммунизму, где материальные блага не самоцель, но лишь необходимое условие гармонического развития личности" и т. п. Кто же это говорил? Ультрасоветский критик Якименко тогда уже умер. Ультрасоветский критик Бушин, таким и оставшийся дубина до сих пор, тоже не говорил, он, как видим, отбивался от МГК. Так кто же? Открою секрет, дорогой Феликс: это говорил, конечно же, ультрасоветский, суперкоммунистический, архимобильный критик Кузнецов Ф.Ф...
На должностях, которые Феликс Феодосьевич долгие годы занимал, кроме квартир и дач, полагалось иметь кучу орденов, премий и множество изданий-переизданий. И все это наш вождь имел, включая орден Октябрьской революции в связи с 50-летием Союза писателей. Красного знамени в связи со своим 50-летием и на седьмом десятке - премию Ленинского комсомола за достижения в коммунистическом воспитании юношества. А здоровенные тома его сочинений в 300-400-500-600 и даже в 1200 (двухтомник) страниц до сих пор лежат в Золотом Фонде советской литературы. И вот, имея всё это за спиной, он, присосавшись на старости лет к Шолохову, гвоздит теперь ультрасоветских, причем только покойных.
А вот еще "новый русский шолоховед" Валентин Осипов. У него нет кузнецовской учености, его опыта. Этот исследователь в жажде представить нам "истинного Шолохова" доходит в своем антисоветском радении, как сказал бы поэт, "до стона и до бормотанья". Это на живом-то материале жизни и творчества великого советского писателя!.. Все вместе неошолоховеды изображают Шолохова диссидентом вроде Щаранского, антисоветчиком вроде Радзинского, борцом против "бесчеловечной системы" вроде Евгении Альбац, разоблачителем партии и самого Сталина вроде Волкогонова... Ставят "Тихий Дон" на одну доску то с "Доктором Живаго", а то еще и с "Архипелагом ГУЛаг". "В самый раз, - пишет И.Жуков,- сравнить Шолохова и Солженицына". Сравнивать, конечно, никому не запрещено что угодно, в том числе божий дар с глазуньей. Но коллегу Осипова ужасно огорчают некоторые аспекты сравнения: видите ли, "Шолохов не признал политической праведности (!) отношения Солженицына к советской власти и к советской истории...Эх-эх..." Так что, один-то святой праведник, а другой - грешник, ему эта праведность была недоступна, так и жизнь прожил, и книги писал, эх-эх, по горло сидя в болоте с ультрасоветскими чертями да с суперкоммунистическими кикиморами. Тем не менее, Осипов гневно вопрошает кого-то: "Почему не уберегли Солженицына?!" От чего? От полоумной клеветы на Шолохова как на литературного карманника. Это же все одно, что спросить: "Почему не уберегли Ельцина от расстрела Дома Советов?" А как относились в Шолохову партия, ЦК, Сталин? Да им ничего не оставалось, как замалчивать и зажимать, притеснять и преследовать антисоветчика. Да еще как!...
Из книги в книгу переходит ужасный рассказ о том, как, по словам Колодного, "Михаила Александровича пытались разными способами отправить на тот свет". Жуков пишет: "Однажды в Москве знакомые люди из племени окололитературных прилипал пригласили Шолохова пообедать." Что за прилипалы? Откуда взялись? Сколько их? Куда пригласили? Когда дело было? Ничего неизвестно! Осипов более осведомлен: по его данным, это какой-то переехавший Москву земляк пригласил писателя к себе домой в гости. У Колодного сведения еще обширней и правдоподобней, ему известно даже имя злодея: "Некто Павел Буланов, земляк, служивший тогда в НКВД, приближенный наркома, уговорил Шолохова заехать к нему домой, выпить и закусить, что и было сделано. Съев закуску, писатель почувствовал невыносимую боль в животе." Что было на закуску? Неизвестно. Здесь осведомленней Николай Федь: "Как-то в середине 30-х годов Шолохов и отвественный секретарь НКВД Павел Буланов возвращались вместе домой". Что за ответственный секретарь? Ведь НКВД не редакция, где есть такая должность. Откуда возвращались? Почему вместе? Не совсем ясно. Но слушайте дальше: "Буланов предложил заехать к нему: у жены, мол, гости, очень интересные люди, а заодно и щенка посмотришь. "Странная жена: принимает гостей, когда муж на работе. А что за щенок? Какой породы? Откуда взялся еще один персонаж драмы? Может быть, он интересней гостей? Неизвестно. Дальше: "Заехали, но в доме никого не было." А где щенок загадочной породы? Тоже смылся? "На столе беспорядок - рюмки, посуда, словно гости были и недавно ушли вместе с домашними." Надо полагать, это для того так, чтобы не было свидетелей задуманного смертоубийства. Драматизм нарастает: "Хозяин достал початую (словно своими глазами всё видел) бутылку водки, придвинул баночку с консервами - там оставалась одна-единственная сардинка - и поднял рюмку:.." Как вы думаете. за что они выпили - за только что вышедшую третью книгу "Тихого Дона"? за первую книгу "Поднятой целины"? Ничего подобного! "Хозяин поднял рюмку: "Ну что обмоем щенка..." Не слыхивал я, чтобы обмывали щенков даже самых породистых да еще отсутствующих в данный момент. Но дело совсем в другом: "Хозяин выпил и разделил пополам сардинку, но сам есть не стал. А Шолохов и выпил и закусил." Вот оно!.. И Жуков поддерживает сардинную версию : "Съев одну сардинку, писатель сразу почувствовал невыносимую боль в животе". Сардинка? Так, может, она просто оказалась несвежей? Отравление рыбой не редкость, тем более в ту пору, когда холодильников у нас в квартирах не было. Нет. уверяют нас литературоведы-сыщики, тут было не бытовое отравление, а первый способ транспортировки на тот свет: это любезный землячок Паша или его странная супруга по приказанию наркома и. разумеется, с благословления товарища Сталина сыпанули в рыбку чего-то несъедобного, может, молотое стекло или сопожных гвоздей... Осипову ничего неизвестно ни про сардину, ни про стекло и гвозди, но он уверяет, что беда приключилась не сразу, не в гостях: "Отужинали вместе. Шолохов возвратился в гостиницу и в полночь почувствовал страшную боль. "В этом уверяет и Федь : ''В гостинице почувствовал невыносимую боль в животе". Писателя срочно отправляют в больницу. Жуков не знает, кто и в какую больницу, а энциклопедисту Колодному точно известно: в кремлевскую, что. конечно, опять весьма правдоподобно. С этим согласен и Федь. У Осипова сюжет сложнее, драматичнее: "Шолохов нашел силы вызвать Кудашева. который добился врача из правительственной больницы. Тот приказывает после осмотра: быть(Е) операции! Диагноз - приступ аппендицита. Свезли в больницу". Жуков: "В больнице врачи сказали: