Джордж поехал в графство Фэрфакс, где тоже проходили выборы и одним из кандидатов был Джордж Уильям Фэрфакс. Прекрасный предлог, чтобы увидеться с Салли… Здесь уже можно было отринуть беспристрастность: отстаивая интересы друга, Вашингтон сцепился с неким Уильямом Пейном, поддерживавшим его соперника. Спорщикам не хватило слов, и Пейн ударил оппонента тростью, да так, что сбил с ног. Тот вскочил с перекошенным лицом, кинулся на обидчика; его схватили за руки и удержали. По негласным законам того времени Пейн должен был получить «картель», то есть вызов на поединок, но… Вашингтон прислал ему извинения. Он считал дуэли глупостью.

…После досадной неудачи на выборах его ждало новое огорчение: в форт Камберленд прибыл некто Джон Дагворти, капитан колониальных войск из Мэриленда. Он был ниже чином, но обладал королевским патентом, а потому осмелился не подчиняться полковнику Вашингтону! Тот немедленно написал Динвидди и снова пригрозил подать в отставку, если ему, в довершение всего, придется еще и исполнять приказы какого-то Дагворти. Динвидди обратился к губернатору Массачусетса Уильяму Ширли, назначенному вместо Брэддока главнокомандующим британскими силами в Северной Америке. Кстати, Вашингтон добивался, чтобы Ширли включил Виргинский полк в состав регулярной британской армии, положив конец этой ступенчатой системе чинов, бывшей для него столь унизительной. Динвидди разрешил ему съездить в Бостон и лично встретиться с Ширли.

В феврале 1756 года 24-летний полковник в синем мундире с иголочки, сопровождаемый двумя адъютантами и двумя рабами в ливреях, сшитых на заказ в Лондоне, впервые отправился на север.

Филадельфия! «Мирный дом разных народов и религий», как писал ему один друг — Эндрю Бернаби. Но Вашингтону больше всего пришлись по душе упорядоченная планировка столицы североамериканских колоний, расчерченной на квадратики, словно по линейке, и поддерживаемая в ней чистота. Господин Пенн — великий человек, решил он.

В 1682 году квакер Уильям Пенн со товарищи основал город чуть выше того места, где река Скукэл впадает в реку Делавэр. Он сам вычертил его план вместе с маркшейдером Томасом Хольмом — ничего подобного в Америке еще не было. Согласно их замыслу, деловая часть города должна была быть отделена от жилой, а дома окружены садами и огородами. Город он назвал греческим словом, означающим «братская любовь». Испытав на себе, что такое религиозные преследования, он хотел, чтобы в этом поселении каждый мог исповедовать ту веру, к какой лежит его душа. Поэтому в Филадельфии было много разных церквей, вздымавших свои острые шпили к голубым небесам. Мирные отношения с коренным населением тоже способствовали ее процветанию. Наконец, Бенджамин Франклин, самый знаменитый гражданин Филадельфии, помогал улучшению условий жизни в городе, открыв в нем, в частности, первые в американских колониях больницы. В 1731 году он основал здесь первую муниципальную библиотеку, собрание которой включало не только книги, но и физические приборы, коллекцию экспонатов естественной истории, предметы искусства. Дом почетного гражданина можно было узнать по громоотводу — его собственному изобретению.

К моменту приезда Вашингтона вдоль улиц Филадельфии уже выстроились стройными рядами двух - и трехэтажные кирпичные (или деревянные, но замаскированные под кирпич) дома в георгианском стиле, однако город продолжал расти, там и тут строили новые таверны, лавки, дома… Джордж немедленно отправился в поход по столичным магазинам и накупил себе модной одежды, шляп, украшений, седел.

Следующим на пути лежал Нью-Йорк — крупный по американским меркам порт и оживленный торговый центр (хотя по сути — большая деревня). Принарядившийся по-столичному Вашингтон завел там светские знакомства: город ему показывал Беверли Робинсон, сын могущественного спикера виргинской палаты горожан, у которого была хорошенькая свояченица Мэри (Полли) Филипс. 26-летняя Полли была не только красивой стройной брюнеткой, но и наследницей колоссального состояния; молодому полковнику, стремившемуся пробиться в высший свет, было бы непростительно не приударить за ней. Ходили слухи, что он даже предложил ей руку и сердце, но и тут его обставил английский майор Роджер Моррис, сын архитектора, кстати, сражавшийся вместе с Вашингтоном под началом Брэддока.

Горечь от очередной досадной неудачи удалось подсластить триумфальным прибытием в Бостон. В начале марта «Бостон газетт» оповестила читателей о прибытии «полковника Вашингтона, джентльмена, заслужившего высокую репутацию своими познаниями в военном деле, доблестью и прямотой, хотя его предприятиям не всегда сопутствовал успех». Губернатор Ширли принял Джорджа по-отечески: его собственный сын тоже служил адъютантом Брэддока и погиб во время злополучной эпопеи в Огайо. Однако и здесь успех Вашингтона оказался половинчатым: хотя Ширли официально подтвердил, что у Вашингтона статус выше, чем у Дагворти, петиция, подписанная его офицерами, о включении их полка в регулярную армию была отвергнута. Кроме того, возглавить поход на форт Дюкен поручили губернатору Шарпу из Мэриленда. Вашингтон, давно лелеявший эти планы, завернул на обратном пути к Шарпу, чтобы обсудить с ним кое-какие идеи, но эта встреча настолько выбила его из колеи, что он хотел было вообще распроститься с военной службой. Однако, вернувшись в Уильямсберг, Джордж несколько утешился, узнав, что виргинский вооруженный контингент решено увеличить до полутора тысяч человек.

В начале апреля он снова был в Винчестере. За время его отсутствия индейцы разграбили столько поселений и перебили столько колонистов, что чудом выжившие семьи ждали его как своего единственного спасителя. Вашингтону с трудом удалось наскрести несколько десятков мужчин для организации обороны; о том, чтобы сражаться с индейцами на равных, не могло быть и речи. «Хитрые и коварные» дикари были несравненными воинами. «Они крадутся, как волки, и, как волки, творят зло, оставаясь невидимыми… — писал Вашингтон Динвидди. — Я не знаю жалостных слов, сэр, чтобы попытаться описать несчастья этих людей (поселенцев. — Е. Г.), хотя у меня добрая душа, чувствительная к неправедным делам и требующая за них воздаяния. Но что я могу? Если истекающие кровью, умирающие удовлетворят свою ненасытную жажду мести, я с радостью предоставлю им дикую ярость и отдам самого себя по частям ради спасения народа! Я вижу, каково их положение, знаю, какая опасность им грозит, и разделяю их страдания, не имея возможности облегчить их чем-то еще, кроме неясных обещаний… Слезные мольбы женщин и трогательные просьбы мужчин наполняют меня такой печалью, что я торжественно заявляю: я готов добровольно принести себя в жертву кровожадному врагу, лишь бы это облегчило участь народа». Никогда не знаешь, где индейцы нанесут удар; единственный способ противостоять им — объединить усилия всех колоний. «Нет ничего, чего я желал бы так же искренно, как союза колоний во времена явной опасности», — твердил он губернатору Пенсильвании Роберту Хантеру Моррису.

Динвидди издал приказы о мобилизации милиционных сил в западных графствах, и Вашингтон вдруг получил под свое начало тысячу новобранцев, возмущенных тем, как с ними обращаются высокородные офицеры — «новички в строю, моты, расточители и неплательщики», которые, писала «Виргиния газетт», «запугивают и удручают» ополченцев, подавая им «пример всевозможного распутства, греха и праздности». Парадоксальным образом 24-летний Вашингтон оказался человеком, борющимся за искоренение «грехов молодости» у своих подчиненных; он сильно страдал от урона, наносимого его репутации. Между тем ополченцы, требовавшие к себе уважения, мгновенно испарялись, стоило лишь появиться индейцам. Всю весну Вашингтон бился как рыба об лед, чтобы сколотить из них более-менее приличное войсковое формирование. Полковник Уильям Фэрфакс пытался поддержать его морально, приводя в пример Цезаря и Александра Македонского и добавляя, что «за каждым столом здесь поднимают здравицы в Вашу честь».