Несмотря на собственные финансовые затруднения и долги, Вашингтон был необыкновенно щедр с друзьями, соседями, сослуживцами и родственниками. Он оплатил образование нескольких детей доктора Крейка, а в 1768 году вызвался выплачивать 25 фунтов в год на обучение сына своего друга Уильяма Рамсея в колледже Нью-Джерси, подчеркнув, что не ожидает и не желает возвращения этих денег.

Разумеется, эти одолжения служили благородной цели. Вашингтон никогда не дал бы денег в долг, зная, что их промотают. Люди его круга были в долгах как в шелках не только из-за непорядочности лондонских агентов, но и из-за своего образа жизни, тратили время на нескончаемые вечеринки, званые обеды, скачки, петушиные бои, лодочные гонки и карточную игру.

Вашингтон тоже не чурался развлечений. Например, охота была его страстью. Он охотился на лис, оленей, уток, перепелов, фазанов, а иногда и медведей; стены господского дома были увешаны его охотничьими трофеями. В феврале 1768 года он подстрелил в один день пять диких уток и пять белоголовых орланов!

В день, намеченный для охоты, он вставал до зари, завтракал при свечах, надевал свой охотничий костюм — красивый синий кафтан поверх алого жилета с золотыми кружевами и черную бархатную шляпу, натягивал высокие сапоги и брал стек с узором в елочку. Вскочив в седло, он уносился прочь со двора, когда было еще темно.

Псарня находилась чуть ниже по Потомаку. Вашингтон вывел новую породу собак — американскую лисью гончую. Они должны были быть неутомимы, ведь охота порой продолжалась целый день. Как-то в марте 1768-го Вашингтон семь часов носился по полям, пока не поймал лису с коротким хвостом и не отрезал ей уши в качестве трофея.

В том же году Вашингтон приобрел с аукциона двух братьев-мулатов у миссис Мэри Ли из графства Уэстморленд — Уильяма и Фрэнка Ли. Черномазый Билли был невысок, но ладно скроен и крепко сшит; язык у него был хорошо подвешен, он мог часами рассказывать разные истории и обо всём имел свое мнение, а когда садился верхом, ему сам черт был не брат. Новый хозяин сделал его своим камердинером, лакеем и дворецким и всегда брал с собой на охоту. Именно Билли Ли уговорил Вашингтона больше не охотиться на чернобурок, после того как они весь день прогонялись за такой лисой, а она всё-таки ускользнула; верно, в черных лис вселяется дьявол.

Никто не смел посягать на охотничьи угодья хозяина Маунт-Вернона, иначе ему бы не поздоровилось. Сосед, приглашенный на охоту, стал свидетелем поимки браконьера: незадачливый нарушитель границ, не успевший ускользнуть на каноэ, поднял ружье, целясь прямо в Вашингтона. Но полковника было не так-то легко напугать. Он пошел прямо на врага, схватил его лодку, вытащил на берег, разоружил его, а потом задал такую порку, что навсегда отбил охоту брать чужое.

Однако Вашингтоном владели не только грубые страсти. Например, он просто обожал театр и, будучи в Уильямсберге, ходил на любые представления, вплоть до кукольных спектаклей и выставок восковых фигур. В столичном театре выступали две бродячие труппы — Американская и Виргинская, старавшиеся подгадать к сессии палаты горожан. Их репертуар был неожиданно богат, от Шекспира до неоклассицизма, включая цинично-остроумные комедии нравов Джона Драйдена, Уильяма Уичерли, Джона Ванбру, Уильяма Конгрива и Джорджа Фаркера.

Пока депутаты отдавали должное отнюдь не тонкому юмору английских драматургов, в мае 1768 года в Бостон прибыл пятидесятипушечный королевский военный корабль «Ромни», чтобы колонисты со всей серьезностью отнеслись к творчеству британских законодателей.

Между тем у Вашингтона появились новые заботы. Домашний учитель маленьких Кастисов Уолтер Магоуэн, скромный молодой человек из шотландской семьи, в марте 1768 года вернулся в Англию, надеясь стать англиканским священником. Четырнадцатилетний Джеки, избалованный матерью, совершенно отбился от рук: зная о скором отъезде наставника, он с самого Рождества не брался за книги.

Джеки, только-только освоившему азы латыни и греческого, непременно требовалось продолжить образование, и Вашингтон обратился к преподобному Джонатану Баучеру — англиканскому священнику, устроившему у себя на дому близ Фредериксберга небольшую школу для богатых мальчиков. 30 мая Джордж передал ему через брата письмо, в котором просил принять нового ученика, явно рассчитывая на положительный ответ: «Если Вы примете его, при нем будет мальчишка (он обучен работе по дому и может всячески служить Вашей семье, чтобы не сидеть без дела) и две лошади, чтобы можно было ездить в церковь и другие места, с Вашего позволения, поскольку он поступит полностью под Вашу опеку и руководство». Отчим обязывался платить 10–12 фунтов в год дополнительно, чтобы учитель содержал ученика и присматривал за ним, «поскольку он способный мальчик, последний в своем роду и унаследует большое состояние». «Добавьте к этому, — писал отчим, — мое беспокойство и желание подготовить его к более полезным занятиям, нежели лошадиные скачки».

Нового ученика приняли с распростертыми объятиями, и Вашингтон заказал для него в Лондоне целую сотню книг, по большей части на латыни.

В первом письме родителям юного Кастиса льстивый Баучер умильно нарисовал ангелоподобный портрет своего подопечного — «мальчика до того скромного и смиренного», «безобидного, как голубок», и лишенного «мудрости змеи», что «вряд ли есть другой юноша с такими задатками доброго и способного человека, как Джон Кастис». Вашингтон несколько успокоился: он-то, говоря начистоту, считал Джеки лодырем и оболтусом, отлынивающим от занятий, которые требуют усидчивости и сосредоточенности, и предпочитающим развлечения; но, возможно, в умелых руках опытного наставника его пасынок преобразится и из него еще выйдет толк…

Итак, Джеки, казалось, направлен на путь истинный, но тут Пэтси подала повод для беспокойства. Нет, Джордж просто обожал свою хорошенькую умненькую падчерицу и всячески ее баловал, но уже с шести лет стало ясно, что она не вполне здорова. На нее иногда «находило»: взгляд становился отсутствующим, девочка застывала на ходу, и «разбудить» ее удавалось не сразу. И вот как-то, когда Вашингтоны возвращались из Бельвуара, с двенадцатилетней Пэтси вдруг приключился приступ эпилепсии. Марта пришла в ужас: именно этого она и боялась больше всего! Страшные конвульсии начали повторяться с пугающей частотой, и доктор Уильям Рамни стал частым гостем в Маунт-Верноне. Бедной девочке делали кровопускания и промывания, от которых она только слабела. Ученый эскулап также прописал ей с дюжину разных порошков, лекарство на основе ртути и настойку валерианы — ничего не помогало. Бедняжка Пэтси корчилась в судорогах на полу, закатив глаза, а Джордж и Марта могли лишь стоять рядом и следить, чтобы она не разбила себе голову… Джордж страдал от своей беспомощности, а Марта не находила себе места после каждого приступа.

В сентябре на американский берег сошли два полка регулярной британской армии, которые проследовали через весь Бостон под звуки флейт и барабанный бой, а затем разбили лагерь на Бостон Коммон — общественном коровьем выпасе. Это была демонстрация силы, чтобы предупредить возможность протестов против новых налогов.

В последнее время Вашингтон редко появлялся на заседаниях палаты горожан; отсутствовал он и во время ожесточенных дебатов по поводу «законов Тауншенда». Законодатели получили «циркулярное письмо» от коллег из Массачусетса, призывавшее их присоединиться к движению сопротивления и потребовать от Георга III отменить «закон о доходах». Разумеется, «потребовать» — слишком сильное слово. Депутаты обратились к королю с петицией, взывая к его «отеческой доброте и покровительству», но монарх остался непреклонен. Тогда палаты Виргинии и Пенсильвании направили новую петицию в парламент, но другие колонии не стали этого делать, не признавая власти парламента над собой. Кстати, в Вестминстерском дворце петицию рассматривать отказались. В Виргинию прислали нового губернатора — Норборна Беркли, барона Ботетурта — бывшего члена парламента, совсем недавно ставшего пэром. Лорд Хилсборо, назначенный на недавно созданную должность секретаря по делам колоний, дал ему тайные инструкции распустить Законодательное собрание Виргинии, если оно воспротивится мудрой королевской воле.