Инна, конечно, обо всем, что случилось, рассказывать Жизель не стала, а просто спросила, почему кореянка так самоуверенно себя ведет. "Характер такой! - вздохнула толстушка. - Но ты за Лизочка не беспокойся. Вот как разволновалась - аж плачешь! Джуня никого зря не обижает, тем более малышей". И эта туда же! Все носятся с Лизкой, и Инне это не нравилось. Ведь Рома смотрел на пару танцующих, а Лиза в этот вечер была чудо как хороша. Не признать этого мог бы только слепой дурак. И кто знает, захотел бы парень опекать менее красивую, обычную Лизу от странных притязаний иностранки, которые навоображал.

   - Ладно, соседушка, давай спать, а то завтра вставать рано, - пробурчала в подушку Жизель и засопела.

   Конечно, когда он вернулся, Цыпленок уже спала.

   После разговора с другом Джун немного прогулялся по пляжу. Завтра, когда Костя еще кое о чем узнает, шуму будет гораздо больше, но при свете дня с этим как-то можно справиться. А сегодня - все устали, все возбуждены встречами, знакомствами, открытиями. И лишний скандал никому не нужен. При некоторой удаче объяснение можно и на послезавтра отложить: завтра ведь почти все укатят в неизвестном направлении. Да нет, конечно, он выяснил, куда они собираются, и подсчитал, что в поездке они проведут весь день. Усталые приедут, сонные, хорошенькие...

   Зажмурившись, чтобы прогнать представавшие перед глазами образы, юноша подумал, что, умей его друг читать мысли, его и превосходство в боевых искусствах не спасло бы.

   Услышав впервые фамилию своей крошки-соседки, Джун насторожился, присмотревшись еще внимательнее к ее чертам, уловил сходство, а когда постепенно узнал подробности о ее шести защитниках, которыми девушка не задумываясь поделилась с мало знакомой особой, которой почему-то сразу стала доверять, - то уже никаких сомнений не оставалось: Цыпленок - сестра его друга.

   Женя Ли, окончив школу и поступив в вуз, превратилась в Ли Джун, иностранную студентку. А значит, старый клуб тхэквондо посещать уже не могла. К счастью, город был не настолько мал, чтобы не нашлось в нем второго клуба, и однажды сентябрьским ясным вечером Джун пошел записываться в отыскавшуюся секцию.

   Встретили студентку по обмену, пожелавшую тренировать свои навыки, с некоторым недоверием: хоть и с родины их любимой борьбы прибыла красавица Ли Джун, но что с девчонки взять. Джун вел себя смело и сразу предложил проверить его способности, не обращая внимание на то, какой у него там дан. Его заверили, что обращать внимание не будут не только на титулы, но и на то, что Ли Джун - особа женского пола. "Об этом вообще забудьте", - хмыкнул юноша и, хотя и не без труда, победил одного за другим пятерых лучших учеников. И только один из них не оправдывал свое поражение тем, что поддавался даме, хотя Джун и чувствовал, что не поддавался никто. Этим честным парнем и был Константин Самойлов, сам на тот момент занимавшийся в этом клубе только год.

   - А ты почему не поддавался, невежа? - поинтересовался Джун, посмеиваясь.

   - Ну ты для чего-то драться пришла учиться с парнями? Думаю, для того, чтобы и в жизни уметь с нами справиться. Вот я и не стал силы беречь. А теперь думаю: зря. Самому бы больше сил осталось, а ты и так молодец.

   - Да и ты ничего - посильнее этих "поддающихся" будешь, - похвалил победитель.

   После первого знакомства получилось так, что в спарринг ставили всегда этих двоих. Джун заслуженно стал считаться лучшим, а остальные четверо из тех, кто с ним дрался в первый день, от такой пары усердно отказывались. И вероятно, совсем не из рыцарских чувств.

   Неглупый и не считающий нужным хитрить блондин был Джуну очень симпатичен. От такого друга он бы не отказался. Так, Константин пытался помочь новой знакомой отвадить навязчивые ухаживания некоторых личностей, но Джун успокоил партнера: юноша как раз разглядел для своих непрошенных кавалеров тех самых девушек, которые им подойдут куда лучше, чем гетеросексуальный и мужественный он. Повар-кондитер по профессии пытался немного откормить свою знакомую, утверждая, что у нормальной девчонки должны быть плавные очертания. Джун еле отбивался. Он и сам был бы рад чуть-чуть быть помощнее, но тогда прощай вся конспирация. Еще блондин порывался устроить для кореянки экскурсию по городу, хотя и признался, что сам тут только год с небольшим живет. "Но сама посуди: иногда приезжие больше интересных мест могут узнать, чем те, кто прожил в одном и том же месте всю жизнь". Джун соглашался: он тоже, приехав в Татринск, за долгие часы исходил этот холмистый город вдоль и поперек. Ему нравились две речки-подружки пересекающиеся то здесь то там, прихотливо кружащие улочки в старом городе и широкие проспекты в новом. Конечно, эти пейзажи были не великолепны, но разнообразны и интересны, а потом - даже стали близкими сердцу, после одиннадцати лет-то. Конечно, о своем прошлом он приятелю не рассказывал. Что Костя для него именно хороший приятель - Джун понял, как понял и то, что, к счастью, этого клубного борца совершенно не привлекает как девушка.

   Константин настолько игнорировал факт "девичества" Джуна, что это стало одной из причин, по которой он в конце концов и обнаружил правду.

   Проблему переодевания после занятий Джун решил сразу и радикально: он заявил, что готов ждать, пока остальные уйдут, и переодеваться последним, но если кто сунется к нему (к "ней", разумеется) - будет бит. Так как народ видел, на что высокая, хотя и изящная кореянка способна, желающих подглядывать не появилось. А потом, вероятно, тогда еще некоторые надеялись, что немного ухаживаний - и строптивая азиатка сама все покажет счастливому обладателю ее сердца. Константина уж заподозрить в нечестных намерениях никак было нельзя.

   Но как-то под Новый год, наполовину переодевшись - он тогда успел натянуть джинсы, - Джун заметил, что шкафчик приятеля раскрыт и там лежит какая-то красочная книга подарочного формата. Любопытство и хорошо натопленное помещение, не торопившее поскорее натянуть свитер, юношу и подвели. Он пролистал книгу. Это оказалось великолепно иллюстрированное издание "Снегурочки" Островского - с картинками почти через страницу, с узорными полями.

   Эту пьесу как-то ставили в тюзе, но роли для него там не было. "Посуди сама, Женя, актриса ты хорошая, могла бы хоть кого сыграть - хоть Снегурочку, хоть Купаву, хоть Весну. Но очень уж внешность у тебя колоритная... ты не обижайся только, но они ж все как никак славяне были", - их немолодому уже руководителю, хорошо знакомому с бабушкой Аней, заядлой театралкой, было самому неловко сообщать юному дарованию, что в этой пьесе сыграть не получится. "Да не волнуйтесь вы так, - успокаивал Джун вспотевшего от переживаний режиссера. - Я могу и суфлером побыть или гостя Мизгиря сыграть. Имя-то у него непонятное, может, иностранец какой, если гость" Было это классе в девятом, и тогда еще Джун не знал, что гость - это и не гость совсем, а просто бизнесмен, занимающийся торговлей, купец то есть. Режиссер с сожалением объяснил своей любимице, кто такой Мизгирь, и Джун с той поры решил, что будет тщательно перепроверять любые непонятные сведения, чтобы не сесть еще когда-нибудь в лужу.

   Но сама "Снегурочка" юноше не разонравилась, и сейчас ему было очень интересно рассматривать волшебные иллюстрации: нежную и хрупкую героиню, яркую красавицу Купаву, беззаботного и веселого Леля, дикого и страстного Мизгиря, девичьи хороводы, грозного Мороза и простоватого царя Берендея. С удовольствием отметил Джун и качество переплета, и умело подобранный шрифт, а потом зачитался...

   - Вот голова у меня дырявая, - раздался голос Константина. - Джун, ты прости, что врываюсь, но забыл подарок-то! Так... А ты, собственно, кто такой и что...

   Джун повернулся и решил, что будь что будет: доверится этому неплохому парню. Не мог же он за полгода прийти к неверным выводам о его характере!