- Джун, какая там "гениальна" - пыталась вставить слово Лиза. - Ничего страшного, пойдем.

   - Будет нам тут еще узкоглазая указывать! - один из недовольных презрительно скривился, но послушно отошел еще на пару шагов. - "Джун"? Какая-то собачья кличка!

   На этот выпад кореянка даже и не отреагировала. Лиза увидела, что мышцы на ее спине, довольно-таки сильные, под нежным шелком платья немного расслабились.

   - Пойдем, Эдвард, мой друг! Не бить же нам, интеллигентным людям, этих двух зазнавшихся девиц! - бородач, казалось, сдался и отказался от намерения "переманить" у Лизы Джун как возможную клиентку. Двое интеллигентных людей ушли, но на этом неприятности не закончились. На смену деятелям искусства пришли трое парней помоложе, несмотря на жару, одетых в черное. Люди это были серьезные. Они времени на разговоры не тратили, а сразу решили отнять у Лизы альбом. Намерения их были очевидны:

   - Порвем твои картинки, крошка, чтобы неповадно было нашим мазилам палки в колеса вставлять!

   - Цыпленок, не двигайся и не лезь, - бросила Джун, прежде чем превратиться из прекрасной восточной принцессы в нечто стремительное, пугающее и очаровательное в гневе.

   - А, это та косоглазая, которая нашему Эдику руку чуть не сломала! Иди сюда, ведьма, поговорим! - еще не понявший своей ошибки высказался один из молодчиков. Больше у него сил для разговоров не было.

   Казалось, что Джун была везде и всюду. Маленькая античная сцена превратилась в арену боев, только на гладиатора Джун, конечно, похожа не была, скорее уж на грозного тигра - восточную диковинку. Гибкая, ловкая, сильная. Даже с тремя противниками. Даже в мешающем платье. Воительница просто слегка рванула подол и, уже не отвлекаясь, продолжила отвечать на удары, прямые или подлые, своих троих противников.

   Не понимая, что она делает, Лиза открыла альбом и неловкими, резкими движениями сделала пару штрихов на почти готовом портрете. Грубые линии почти прорывали бумагу, но они были правильные, пусть даже и не очень аккуратные. Это был ее защитник и ее вдохновение, ведущий бой с молчаливым и уверенным в своей правоте злом. Взгляд еще раз упал на бумагу. И за одно мгновение мир изменился.

   Потрясающая идиотка и разиня! Как только можно было этого не замечать?

   Глядя на то, как Джун раскидывает не желающих сдаваться нападающих, еще более злых от того, что их колотит девчонка, Лиза ругала себя и не могла двинуться с места, оглушенная своим открытием.

   Не девушка. Парень.

   Больше связных мыслей не было. Поэтому художница, хотя и очень переживала за своего любимого человека (конечно, любимого - не менять же своих чувств из-за такого пустяка!), решила его послушаться и сидела, никуда не вмешивалась, хотя и очень хотелось чем-нибудь запустить в этих негодяев.

   Когда стало ясно, кто побеждает, вдруг раздался пронзительный свист. Вдалеке, почти в самом начале набережной, показались еще трое людей в черном. К счастью, это были не очередные добровольные защитники обиженных художников, а стражи порядка.

   - Что-то нет у меня желания беседовать с ними, Цыпленок, - бросил через плечо ее обновленный знакомый, изящным движением ноги отрубив последнего врага. Оправил разодранный подол, пригладил волосы и, подхватив Лизу под руку, потащил ее к гостинице.

   Там он велел ждать в холле, обещая скоро привести себя в порядок и спуститься уже с вещами. Отшутился от Лизиного предложения обработать пару царапин (действительно только пару и правда лишь царапин - и это в драке с тремя озлобленными покровителями искусств!). Когда он поднимался по лестнице, все еще танцевальной, изящной походкой, девушка провожала его взглядом и уже не видела в нем ничего женственного, кроме одежды - но это ведь мелочи! Изящный, даже грациозный, но парень.

   "Что ж, во всяком случае, я полюбила мужчину, а не женщину. Папе не о чем беспокоиться. И братьям..."

   Братьям... Вот ведь Костик скрытный тип! Еще более скрытный, чем казался. Он же точно знал, что из себя представляет Джун, и поэтому так возмущался, когда узнал, что они живут...

   "Ой... я живу в одной комнате с парнем... и он ничем себя не выдал... Интересно, почему"

   На самом деле интересно было другое: почему ему вообще понадобилось выдавать себя за девушку. Ведь никто из его однокурсниц-"бук", с которыми он, кажется, дружит, не сомневается в том, что он - это она.

   Но несомненно было одно: этот маскарад был настолько важен необычному юноше, что он играл роль томной красавицы почти безупречно. Ведь никто не ходил и не тыкал в него пальцем и не говорил: "Вот идет парень в женских тряпках!" Самое большее, на что были способны подозрительные люди, - обвинить их, его и Лизу, в не той ориентации. И то, скорее всего, из-за Лизиной заметной всем привязанности к соседке. Все он продумывал до мелочей, чтобы казаться прекрасной девушкой. И наряды - пусть и не платья, но очень изящные туники, блузки, брюки, все радующих глаз цветов, ничего скучного, однообразного, как в основном в одежде парней. И походка - сдержанно элегантная, ничего вульгарного и никакой размашистой раскачки, никакого любования тем, что "я мужик, иду и горжусь". И украшения - загадочно позвякивающие браслеты, какие-то фантастические броши, скалывающие шарфики в сложные конструкции (колец, правда, не носил, наверное, боялся кого-нибудь серьезно ранить, если придется драться). И даже макияж. А ведь Лиза видела его и без маскировки. И ничего не поняла. Ничего странного не заметила.

   Может быть, будь у нее хоть одна сестра - она могла бы сравнивать, как со стороны выглядят в домашней обстановке девчонки и мальчишки. И то вряд ли: ведь этот мальчишка великолепно изображал девчонку. Так что у Лизы почти не было шансов его раскрыть.

   Но зачем ему все-таки притворяться?

   Возмущена художница не была. Ничего нескромного Джун себе не позволял. Наоборот! Вспомнить только, как он выбежал накануне своего отъезда из их номера, когда она сидела и в совершенно неприличном виде красила ногти! Все-таки он очень стеснительный в некоторых вещах. Тайну свою он хранил явно давно, так что никакого зла против Лизы в его игре не было. Да и вообще - как сердиться на любимого человека, если он оказался тем, что надо! Даже если ее чувства пока не взаимны, у нее теперь гораздо больше надежды. В миллион раз больше! Хоть она и ничтожно мала все равно.

   А еще приятно было решить наконец-то сложную задачку - почему ей не удавалось нарисовать свою прекрасную модель. Изображала-то она Джун, а надо было просто довериться своим чувствам и рисовать что видишь, не просчитывая, не раздумывая, как надо наносить линии, чтобы на бумаге появилась женская фигура. Вот все и получилось. А разглядев то, что получилось, Лиза неожиданно открыла такую захватывающую и обнадеживающую тайну.

   Когда же они от него отвяжутся? Он разве виноват, что Лапиков оказался таким нерасторопным или, может, поддался чарам кореянки?

   Сразу после своей диверсии, Федор отчитался перед заказчиками и заявил, что больше ничего делать не будет. А чуть позже написал им, что Джун, похоже, уехала - так ее достали неизвестные шутники. И расслабился. Даже на радостях рыжую надоеду угостил пирожками. Просто она, наконец-то, опять стала ему докучать во время готовки, ну и... так получилось, что предназначенная для Лизы выпечка оказалась у Аллочки. Поговорили они недолго:

   - Опять издеваешься над бедными голубчиками?

   - Сказала! Да у меня голубцы первый сорт!

   - Федя, не будь вреден! А это у тебя что? Вкусно пахнет как! Неужели с грушами?

   Повар от удовольствия расплылся в улыбке: похвала даже и запаха, а не вкуса его кулинарного шедевра ему польстила.

   - Да вот... хочу Лизу подкормить, а то что-то она грустная... заболела что ли?

   Но его заботы только вызвали осуждение надоедливой девчонки. Качая головой и причмокивая леденцом, Аллочка заметила: