Амбразуркин: Хромой однорукового пожалел! Как это трогательно.

Полубрат: И все-таки, Ваше превосходительство, второй ящик с сигнальными ракетами за месяц – это многовато! Так скоро уже и сигналы нечем будет подавать.

Амбразуркин: Ну, уж сразу и многовато. Неужели и на несчастные случаи норматив определен?

Полубрат: Один раз – случайность. Два раза – совпадение. Три раза – привычка. Так в народе говорят.

Амбразуркин: Вот пусть третий раз бабахнет, тогда и поговорим о привычке!

Полубрат: Ой, не надо!

Амбразуркин: Ты считаешь, что это дело рук злоумышленника? А разгильдяйство, халатность и глупость тебя не устроят в качестве объяснения. Звучит привычнее и убедительнее, согласись.

Полубрат: Такто оно так, но я не могу понять – почему на нашем луноходе снова и снова взрываются ящики с сигнальными ракетами? Наше счастье, что еще никто не погиб!

Амбразуркин: Только не говори, что все дело в колдовстве и предрасположении богов!

Полубрат: Мне такое и в голову не приходило. Но ведь вы сами, Ваше превосходительство, сказали – чудеса! А чудеса – вещь скользкая, от них до колдовства один шаг.

Амбразуркин: Когда это я такое говорил?

Полубрат: Две минуты тому назад. Начинаю, сказали, беспокоиться, не нарушены ли ненароком законы природы! Чудеса какие-то.

Амбразуркин медленно поднимает руку, чтобы нанести прицельный удар Полубрату в челюсть. Передумывает. Потом отводит назад ногу, примериваясь дать пинка. Опять передумывает.

Амбразуркин: Понимаешь ли, Полубрат, человечество за время своего существования придумало тысячи различных философий, пытаясь объяснить окружающий мир, и выработать на их основе правила поведения, которые бы помогли нам, землянам, успешно продвигаться вперед по пути прогресса. Да, много всего напридумывали различные умники. Но мы-то знаем, что только одна философия заслуживает внимания. Только одна из них способна стать настоящим учебником жизни. Только одна отражает реальность без искажений.

Полубрат: Вы говорите о материализме?

Амбразуркин: Да, Полубрат, о нем. О единственно верном учении.

Полубрат: Теперь я понимаю, что означали слова Шекспира – «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам».

Амбразуркин: Ну-ка, и что они означают?

Полубрат: Я понял, как тяжело было мудрецам в те далекие годы, когда еще не было материализма. Общая картина мира постоянно ускользала от них. Другое дело сейчас. Уже нельзя писать: «есть многое…». Следует говорить: «совсем мало осталось…» А еще лучше: «Нет ничего на свете, мой друг Горацио, что бы ни снилось нашим мудрецам»! Правильно, Ваше превосходительство?

Амбразуркин: Правильно. В самую точку. А злоумышленника мы поймаем! Обязательно поймаем! Дай только срок. Не забывай, что у нас есть собственный исследователь!

Полубрат: Надеждина Галина Петровна.

Амбразуркин: Совершенно верно.

Полубрат: Кстати, я давно хотел у вас спросить.

Амбразуркин молча уходит, он не слышит вопроса. Он задумался о чем-то очень важном. Может быть, о материализме. Полубрат смешно взмахнул руками, будто бы посетовал на невнимательность Амбразуркина. А потом посеменил следом. Видимо, вопрос, который он хотел задать Амбразуркину, был не менее важный, чем размышления о природе материализма.

Появляются Надеждина и Аркадий. Им нравится быть вместе. Они вместе хорошо смотрятся. То, что называется  - приятная пара. Аркадий вообще на седьмом небе от счастья. Никак не может наговориться.

Надеждина: А ты помнишь наш последний день на Земле?

Аркадий: Меня доставили на стартовую площадку на вертолете, надели скафандр. Играла музыка.

Надеждина: Нет, не день старта, день, когда мы расстались.

Аркадий: День большой сковородки?

Надеждина: Почему сковородки. Какой сковородки?

Аркадий: Ты жарила котлеты. Неужели забыла? На большой чугунной сковородке. У тебя получались сказочно вкусные котлеты – настоящее произведение искусства. Никогда не пытался узнать рецепт. От одной мысли, что однажды наступит день, когда тайна будет раскрыта, и я, наконец, узнаю соразмерность ингредиентов необходимых для достижения этого кулинарного блаженства, мне становилось бесконечно грустно. Казалось бы, надо радоваться – смешай продукты в нужной пропорции, добавь оливкового масла, выдержи тепловой режим. И вот оно – счастье! Ан нет! Даже думать о такой возможности не было сил. Только из твоих рук, только по праздникам, только как награда за примерное поведение.

Надеждина: Не понимаю, причем здесь котлеты?

Аркадий: Могу только догадываться. Ты жарила котлеты, много думала, надо полагать, я тебя чем-то обидел, обида на меня оказалась непереносимой. Ты ушла, не считая нужным сообщить о своем решении. Я узнал о твоем бегстве только по вонючему чаду, распространившемуся из кухни по всей квартире. Сгорели котлетки. С тех пор воспоминание о твоем бегстве намертво скрепилось в моей голове с вонючим запахом сгоревшей сковородки. Я так и называю этот день – день большой сковородки.

Надеждина: Неужели я забыла выключить газ? Какой кошмар!

Аркадий: И не говори! Ужас!

Надеждина: Неужели ты не помнишь, из-за чего я так на тебя разозлилась?

Аркадий: Нет.

Надеждина: Стыдно признаться, но я тоже не помню. Конечно, мне это простительно, поскольку я сторона пострадавшая, а вот ты бы мог и запомнить, чтобы впредь не доводить дело до ругани.

Аркадий: А-а, вспомнил, ты говорила, что я ковырял в компьютере твоей любимой пилочкой для ногтей  и сломал ее.

Надеждина: Это я потом придумала. А что – веская причина для разрыва.

Аркадий: Может быть, может быть. Послушай, а ведь у нас есть прекрасная возможность сделать вид, что ничего ужасного с нами не произошло. Как будто бы ты просто отправилась в магазин за кетчупом, а я ждал-ждал и дождался.

Надеждина: Мой поход в магазин занял целый год.

Аркадий: Нормально. Очереди, санитарный день, пробки на улицах, неурожай томатов. Нормально.

Надеждина: Но я не принесла с собой кетчупа.