— А может быть, там никого и нет? — заметил Брюстер после продолжительного молчания.

— Возможно, — буркнул Дэмон. — Конечно, немцы могли и не занять эти дома, ведь и они иногда ошибаются.

— Давай я смотаюсь туда, сержант, — предложил Рейбайрн. — Произведу, так сказать, легкую разведку. Подкрадусь как лиса. Ну как, сержант?

Дэмон ответил не сразу. Он сам не объяснил бы почему, но чувствовал, что так действовать не надо. С другой стороны, надо было все же что-то предпринимать.

— Ну, ладно, — сказал он наконец, вынимая из кобуры пистолет. — Оставь свою винтовку, а это вот возьми. С ним тебе будет удобнее. Теперь слушай: если в домах никого нет…

Он остановился на полуслове. Как бы в подтверждение мыслей Дэмона, из широкого темного дверного проема здания на солнечный свет вышел сначала один человек, за ним другой, и оба направились к углу дома. Два рослых солдата, с непокрытыми головами, без оружия. Несколько секунд они внимательно осматривали окружающие ферму пшеничные поля. Тот, что повыше, показал пальцем на яблоню и что-то сказал; второй кивнул головой, и оба рассмеялись. Потом они отправили малую нужду, повернули обратно и скрылись в дверном проеме. Напряженно следившие за ними американцы облегченно вздохнули и переглянулись.

— Ну что ж, теперь нам, но крайней мере, кое-что известии.

— Это точно, — пробормотал Девлин и вздохнул.

Продолжая наблюдать за фермой, Дэмон напряженно обдумывал положение. Вид этих только что выходивших немцев вызвал новый прилив гнева.

В нем снова проснулись и забурлили все чувства, испытанные им прошлой ночью. Вскоре после полуночи Дэмона потрясли ошеломляющие новости, он узнал, что им не оказывается и не будет оказано никакой артиллерийской поддержки; что французом на их правом фланге нет; что мимо них или прямо на них движется несущая смерть лавина немцев и они будут сметены без какой-либо возможности хоть на сколько-нибудь задержать продвижение противника. Сначала Дэмон испытал нечто похоже на шок, потом тревогу, и, наконец, его охватили душащие ярость и гнев. Он сражался упорно. Не найдя лейтенанта Хэрриса после первого натиска противника, он, выполняя приказ, прикрывал Йогансена, Тэрнера и Кразевского. Отступая, он останавливался, стрелял и снова отступал, пока наконец не понял, что остался один, в чаще, в том месте, где железнодорожная насыпь входит в лес.

Гнев и чувство ответственности заставили его вернуться назад. Все произошло не так, как должно было произойти: им предложили занять очень невыгодную позицию; французы прекратили сопротивление и поспешно отступили; артиллерия не оказала какой поддержки; было совершенно очевидно, что в отчаянии их батальон просто принесен в жертву, а лейтенант Хэррис, наверное, не выполнил приказ и решил отступать. Но он, Дэмон, чувствовал себя в долгу перед солдатами, с которыми жил, которых готовил к бою. Он подавил чувство страха и заставил себя двинуться в обратном направлении, все еще не веря, что двести пятьдесят солдат могли вот так разбежаться кто куда. Дэмон долго полз от одной воронки к другой, его пальцы часто натыкались на еще не остывшие осколки снарядов; когда в небо взмывала осветительная ракета, он замирал и притворялся убитым, а его сердце билось так сильно, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. Дважды на него едва не натолкнулись продвигавшиеся вперед немецкие пехотинцы.

Когда Дэмон добрался до линии, которую они заняли вчера перед боем, он понял, что все закончилось полнейшим поражением. Он нашел тела Дэвиса и Хоффенстедта или, вернее, то, что осталось от них, а потом и изуродованное тело Старки, но Брюстеру Дэмон об этом не сказал, так как сразу же понял, что тот и без того дрожит от страха, как ребенок. Где в тот момент были все остальные, Дэмон не имел никакого представления. Одни, видимо, отступили на резервные позиции, другие убиты, захвачены в плен или прячутся, как загнанные звери, где-нибудь в лесу. При мысли об этом Дэмона снова охватило чувство гнева и досады, страстное желание отомстить противнику.

Тогда однако он нашел только Брюстера. Что ж, все равно он действовал теми силами, какими располагал. Брюстер, оказывается, знает немецкий язык. Почему Дэмон не узнал об этом раньше, почему никто в роте вообще ничего не знал об этом?…

— Я хочу пойти поискать воды, — заявил Люджек. Этот коренастый парень с черными, как бусинки, глазами и очень длинными руками, кажется, решил воспользоваться благовидным предлогом, чтобы отделиться от группы и сдаться в плен или, возможно, укрыться надолго где-нибудь в лесу. — Моему раненому другу нужна вода. Можно, сержант?

— Сиди на месте, — резко приказал Дэмон.

— Но… если мы не собираемся ничего делать…

— А я говорю сиди, нам есть что делать.

— Да? А что? Мне нужна вода, я ведь не обманываю…

— Вода там, — ответил ему Дэмон, направив указательный палец на открытые двери здания фермы. — Вон там.

Солдаты уставились М него изумленным взглядом.

— Ты хочешь сказать, что мы пойдем туда? — удивился Люджек.

Некоторое время все молчали, прислушиваясь к отдаленным громовым раскатам артиллерийской канонады. Дэмон не отрывал взгляда от фермы — ему казалось, что если посильнее напрячь зрение, то можно увидеть, что делается за коричневато-желтыми стенами дома. Он размышлял о беззаботном виде только что выходивших немецких солдат, о том, как они рассмеялись, когда один на них показал на яблоню.

— Вы видели их? — спросил он презрительным тоном, стараясь сдержать свой гнев. — Выхода? из дома даже без оружия, наверное, думают, что находятся в своем Мюнхене, пьют пиво… — Тихо выругавшись, Дэмон посмотрел на низкую черепичную крышу башенки, прислушался к методически ухавшим залпам дивизионной артиллерии… В этот момент Дэмон принял решение: он сейчас ясно представил себе, что им надо делать.

Он положил винтовку на землю и внимательно осмотрел каждого из окружавших его солдат. Наполовину ошеломленный с момента взятия его в плен, Полетти был все еще напугай. Подбитый нос Брюстера распух до размеров репы, и он из-за этого почти ничего не видел. Один из солдат первой роты, Гендерсон, выглядел опасно угрюмым, все время почему-то молчал; другой Шилья, маленький, коренастый немец из Пенсильвании, реагировал на все довольно быстро, но, судя по внешнему виду, полагаться на него было рискованно. Из двух солдат третьей роты, присоединившихся к ним последними, Бёрджес тихо стонал от боли в раненой ноге, а Люджек был таким, что, кроме хлопот, никакой пользы от него не жди. Рейбайрн, по-видимому, был готов к чему угодно. Наконец взгляд Дэмона остановился на Девлине: вот на кого можно положиться полностью, он не подведет.

Десять человек. Восемь годны к действию, из них два будут действовать неохотно; один — на костылях, один — на носилках. Шесть «спрингфилдов», два «маузера», один «кольт». Приблизительно по двадцать патронов на человека. Ни пищи, ни воды. Дэмон вспомнил майора Колдуэлла в маленькой комнатке без потолка, его ясный неторопливый голос: «И самое главное — всячески поощряйте индивидуальную инициативу». Дэмон грустно улыбнулся. В данном случае на инициативу особенно рассчитывать не приходится.

Тем не менее Дэмон был уверен, что действует правильно. Он чувствовал это всем своим существом с такой же непоколебимой убежденностью, как на инструктаже перед боем, когда его возбужденный взгляд задержался на двух маленьких черных точках, обозначавших эту ферму на карте майора.

Как раз в этот момент его размышлений в лесах к западу от фермы начали взрываться первые снаряды; взрывы взметнули в воздух крупные ветви и обломки деревьев, которые медленно, как бы нехотя, упали обратно на землю. Неторопливые пристрелочные залпы, лежащие между лесными островками пшеничные ноля, два немецких солдата, беспечно вышедших из дома без оружия, — все это укрепило уверенность Дэмона в важности принятого им решения. Эти два старых каменных дома могут оказаться ключевыми по отношению ко всей окружающей местности благодаря только тому, хотя бы, что они находятся именно здесь и что немцы, как видно, недостаточно оценили их значение…