Михаил Ефремович стразу переместился к огромной, во всю стену, карте Санкт-Петербурга. И как только назвали адрес, достал красные флажки. Один установил в точку, которая была во дворе дома, другими стал помечать что-то еще, понятное пока только ему.

Анфиса Витольдовна отправилась к картотеке. Ряд деревянных ящиков, занимал целую стену напротив карты.

Спустя минут тридцать — Егор Иванович успел подремать — его старая гвардия появилась рядом с диваном, готовая дать отчет. Но по их недовольным лицам начальник понял, что ничего толком они не нашли.

— Может, русалки? — поинтересовался Старцев.

— Не должны бы. Хотя сейчас идет русалья неделя, мы ведь сделали все необходимое для того, чтобы эти создания не трогали людей.

— Березу заплетали? — поинтересовался начальник.

— Все как полагается, — пожал плечами Михаил Ефремович.

— Две молодые березки к земле пригнули, лентами перевязали, — стала перечислять Анфиса Витольдовна. — Потом заплели косы из веток. Под деревом угощения. Обязательно вареные яйца. В этом году особенно удачно получилось. Боренька провел целую Интернет-компанию. Так огромное количество молодых людей приняло в этом участие. Языческие культы снова в моде, знаете ли.

— Борис — молодец! — Похвалил их бойца интернета Михаил Ефремович. — У него даже толкинисты березки плели. Он им такую теоретическую базу подвел, что они поверили.

— Мы-то уже стары березки заплетать, — как-то печально отозвалась Анфиса Витольдовна.

— А что молодые люди выделывали после березок…, - мечтательно закатил глаза старый сотрудник. — Для закрепления эффекта, видимо!

— А вы-то откуда знаете? — с подозрением посмотрела на него коллега.

— Так они… это… на сайте выкладывали. А мы наблюдали. Контролировать же надо…

— Значит, это, скорее всего, не русалки? — отвлек сотрудников от выяснения интереснейших аспектов Старцев.

— Они бы защекотали всех. Было бы несколько трупов — и все.

— Тогда кто это?

— Место же замечательное! — начал Михаил Ефремович. — Петровская набережная. Нева рядом. Петропавловская крепость — рядом… Стрелка Васильевского острова тоже. Практически это может быть все, что угодно.

— Я бы вообще запретила людям селиться в таких «замечательных» местах. Вот были здесь до Петра Первого запретные леса — и на Васильевском, и на Заячьем — где сейчас крепость. Так туда людям вообще запрещено было просто так появляться. Только в особое время. И с особыми ритуалами.

— И хорошо, если не в роли жертв, — не мог не съязвить Михаил Ефремович.

— Тогда считали, что границу с Иным, не понятным нам миром, необходимо закрывать именно так, — пожала плечами Анфиса Витольдовна. — По всей земле такие разломы разбросаны. Их немного, но они есть. Но вот строить в таком месте город… Это только у нас!

1717 год, лето

Генерал-губернатор новой столицы Российской Империи — Санкт-Петербурга — был в смутном, тревожном состоянии.

Наверное, Александр Данилович Меншиков слишком долго оставался на одном месте. Да еще и в каком! В столице! Вот странствовать с Петром по Европе, бешено носиться на коне на поле боя, первым взобраться по лестнице в захваченную крепость… Это да. Говорить одно, думать уже про другое, нестись куда-то на край света за третьим… Вот это жизнь. А тут?!

Генерал-губернатор тяжело вздохнул и, чуть натянув поводья, остановил послушного коня.

Ночь никак не наступала. Красноватое солнце почему-то злобно поглядывало на безумцев, решивших строить здесь город. Меншиков вспоминал, что раньше он не чувствовал в этих местах такого противоборства человеческой воле. Или ему казалось от усталости, или раньше эти места относились к людям по-другому: с любопытством, но без злобы.

Что же изменилось?

Вот уже два года он безвылазно сидел в Санкт-Петербурге и следил за тем, чтоб город все-таки строили… Это, конечно, выгоднее — что ни говори. Но он поближе познакомился с тем местом, где Петру пришло в голову строить его «парадиз». Кстати, даже он, Меншиков, не знал, почему именно здесь. Почему на этих островах, окруженных болотами да вырубками векового леса…

Вообще, когда царь велел: «Граду быть» и потом, когда они чуть больше десяти лет бывали тут наездами, никто из приближенных — да и сам повелитель — не понимали толком, что это за место.

Что-то он отъехал достаточно далеко от обжитой и местами каменной части города. Вокруг него были землянки и шалаши пригнанных на работы. Мужики спали вповалку, нарубив лапника. А кое-где еще догорали костры.

— …Чего ж хотели? — вдруг слух Александра Данилыча потревожил чей-то голос. Кому-то тоже не спалось. — Это ж надо, дотумкали… Русалку ловить. Вот водяной и озлился!

— Ой, Прошка! Все бы тебе врать-то!

— Не любо — не слушай, — откликнулся тот самый жизнерадостный голос, который был так неуместен среди каторжных.

— Сказывай дальше, — прохрипел чей-то сиплый голос.

— Известное дело — русалки — они не злые. Любопытные — страх какие. Но не злые…

— Во брешет! А как же мужики дохнут от русальей щекотки?

— Так то ж с озорства.

— Хорошо озорство!

— А ты не лазь ночью подле воды. А если уж приперло — так гребень с собой возьми. Русалка будет косы чесать, а ты и уйдешь подобру-поздорову.

— А нынче что же в городе деется?

— Озлили их. Порядочно озлили. Слыхивал — мужики сказывали, что русалку в бочке привезли с моря. Русалка та особая, с хвостом. Дева морская — не чета нашим, речным, что с ногами. Отловили, дескать, царя-батюшку порадовать. Больно охоч он до диковинок.

— Болтали.

— Во! А русалка та издохла.

— Так ты, морда каторжная, мнишь, что из-за сказок твоих новики — парни молодые да здоровые — в Неву кидаются? Да так, что еще ни одного живым не вытащили? — над костром из тумана появился всадник.

Мужики вскочили да истово закрестились. Потом, увидев человека в треугольной шляпе с перьями, в немецкой дорогой одежде, закланялись.

— Ты прости нас, господин, за сказки неразумные, — обратился к нему самый старый.

— Прошка — кто? — жестко спросил Меншиков.

Повисло короткое молчание. Потом один из мужиков — совсем молодой парень — шагнул вперед.

— И что прикажешь с бедствием делать?

Парень помолчал. Потом, решившись, поднял на Генерал-губернатора глаза — наглые, отчаянные, веселые — и четко произнес:

— К Водяному на поклон идти.

— Давайте вернемся к похищенной женщине. Я знаю, что это похищение и что оно связано с Иным миром. Я это почувствовал, — вмешался Егор Иванович. — Анфиса Витольдовна, кто мог заинтересоваться женщиной, 1986 года рождения. Зовут — Нина Александровна Немцова. Родилась двадцать первого марта. Ребенку три месяца.

— Не знаем, — переглянувшись с Михаилом Ефремовичем, ответила Анфиса Витольдовна. — На мой взгляд, если бы похищали для ритуала — то младенца. Но на такие зверства — именно в плане магии — мы уже сто лет не натыкались.

— Если бы вылезла водяниха — это вполне могло бы произойти — Нева близко совсем и как раз белые ночи — то утащила бы молодого человека. Женщины ее не интересуют.

— Может, это продвинутая водяниха. Современная? — задумчиво проговорил Михаил Ефремович.

Анфиса Витольдовна посмотрела на него недоуменно, Старцев хмыкнул — видимо, общение с Интернетом, который под руководством Борьки осваивал пожилой сотрудник, не прошло бесследно. И Михаил Ефремович покраснел.

— А если это все-таки ведьмы? — сменил тему Егор Иванович.

— Возможно и такое, — опять переглянувшись с коллегой, осторожно ответила Анфиса Витольдовна — про нелюбовь нынешнего начальника управления к уважаемому сословию ведьм знали все, — однако…

— Надо смотреть по ее дате рождения, кому и для какого ритуала она могла понадобиться, — добавил Михаил Ефремович. — И тогда поймем, кто ее похитил. Я этим займусь.