— А я думал, что такого в центре уже не осталось, — обратился Старцев к женщине-капитану, разглядывая двор. — Расселили да выкупили.

Питерские «колодцы»… Уходящие в небо грязно-желтые стены, запах мочи и помоев, — неприятный, конечно, но вместе с тем обладающий каким-то особым магнетизмом депрессивно-меланхолического транса. Вот она, визитная карточка знаменитой «достоевщины». В таком доме, под самой крышей — комнатка с архитектурой гробика. У стены кушетка с порванными пружинами, с желтым, как эти стены, выцветшем матрасом. На нем трясется в лихорадке молодой человек, охваченный граничащей с психозом тоской. Тонкие черты лица, восковая бледность рассвета белой ночи над Невой, шершавое, изъеденное молью полотно пальто, под которым тонкие, мерцающие голубой паутиной вен пальцы сжимают теплое, гладкое древко топора.

Эта картина мгновенно пронеслась в памяти, когда взгляд чуть задержался на самом последнем этаже, и вот наконец он тонет в квадратике неба… Свобода, тоска, вера, раскаяние, надежда — все это вливается в грудную клетку одновременно, не спрашивая и не предупреждая душу — готова ли она, примет ли…

И каким бы ни было в этот момент небо — пасмурным, ясным, — давящим тяжестью свинца, либо зовущим ввысь прозрачностью лазури, — «небо-над-Питером» — это нечто осознаваемое сознанием, воспринимаемое чувствами, — субстанция, живущая своей жизнью и по своим законам. И чем дольше ты не покидаешь город, — тем сильнее его чувствуешь. И это чувство, простите, — бесполезно описывать словами.

Старцев с невероятным усилием оторвал взгляд от неба, чтобы не дать магии колодца завладеть им окончательно, глубоко вдохнул — и тут же пожалел об этом. Мерзкий запах мочи перестал навевать философские размышления. Фу…. Зато отрезвляет.

На первый взгляд ничего, что могло привлечь его внимание и хоть как-то пролить свет на случившееся, не было. Скользя глазами вдоль стен с характерными подтеками, он случайно встретился взглядом с серой кошкой, которая мгновенно съежилась и пулей шмыгнула в подвальное помещение через прямоугольное окошко. Старцев подошел к двери подъезда, дернул дверь на себя, вошел…

Да уж. Куда романтичнее вглядываться в квадратик неба, утопая в перспективе линий и вспоминая великого классика. В подъезде было темно, сыро, хотя лето в самом разгаре, и отвратительно настолько, что хотелось скорее выйти на улицу. Настроение испортилось окончательно. Его охватила злость.

Значит когда ты «дочь самого» (он вспомнил, как следователь поднял палец и закатил глаза), когда двор, в котором ты живешь, закрывается, охраняется, оборудован камерами, и не выполняет функции общественного туалета в ночное время суток — ты имеешь право на защиту и справедливость.

Он вспомнил огромные, темно-карие, почти черные, лишенные всякой надежды глаза Вики. Подъезд, где она жила молчал, давил на Старцева своей исторически сложившейся безысходностью. Таковы законы жанра, — ничего не поделаешь, девушка Вика… Ты родилась не в то время, не в том месте, ты живешь в неправильном подъезде — и у тебя нет шансов на спасение.

Высокий черный армейский ботинок пнул огрызок с какой-то прилипшей к нему серой склизкой гадостью. Кошка, немного осмелев и устроившись на подвальном окошке, проследила за ним взглядом, но ни тронулась с места. Он добьется правды и вытащит девчонку из этой передряги. Он не нашел ничего, ни одной зацепки, — но каким-то невероятным образом колодец, в котором жила Вика убедил его, что она говорит правду. И сделав еще один вдох, он наконец-то заметил, что следователь ему что-то увлеченно рассказывает, с чувством пританцовывая кучеряшками.

— В Петербурге всегда так было и так будет, — говорила между тем следователь. — И у нас — на набережной Фонтанки — как и везде… В одном дворе — богатые. У тех — камеры, отгороженные дворы. Дизайн местами. Шлагбаумы. Охрана. Всё загородиться от остального города хотят. А рядом — вот так.

30 июня 14:30 кафе 8-я линия Васильевского острова

— Спасибо, Анфиса Витольдовна! — Старцев одновременно говорил по телефону и искал, где же забегаловка Ирмы — и не находил, от чего начинал злиться еще сильнее. — Да. И у меня уверенность, что это три наших дела. И похититель один и тот же. И я не смог проследить, куда женщин уволокли. Вы к реставраторам? Отлично! А Михаил Ефремович смог что-то разузнать по датам рождения, кому женщины могли понадобиться? Никому? Еще лучше… Нет, я забыл позвонить на счет африканской выставки. Вы сами позвоните? Спасибо огромное!

Старцев нажал на кнопку отбоя и вздохнул с огромным облегчением — что-то, а звонить бывшей жене и просить о помощи не хотелось. И не потому, что Катя стала бы издеваться или скандалить. Или отказала бы в помощи. Нет. Просто до сих пор было больно. И как-то не понятно: почему получилось так, как получилось.

Старцев плохо помнил, как называлась забегаловка Ирмы, зато не забыл, что определение «забегаловка» относительно ее кафе бесило Ведьму по-настоящему, а потому старался давать такое определение только мысленно. Как бы он не любил ведьм вообще, а Ирму в частности, он все-таки считал, что злить настоящую ведьму — глупо, а злить Ирму — глупо вдвойне. Поворот, еще поворот, — он зашел во двор старого фонда на восьмой линии Васильевского острова, где на первом этаже располагалось разыскиваемое кафе. Место было шикарное во всех смыслах, и с точки зрения магии в том числе. Да уж… В умении вести дела Ирме не откажешь. Черт…Это не то кафе!!! Но он же точно помнит — восьмая линия, вход со двора….

Перед ним красовалась неоновая вывеска в рокерском стиле: «ПАРКОВКА». Он уже хотел развернуться и удалиться в поисках зелено-желтого названия (не то «Ирма», не то «Ирэна», не то «Ирис» — что-то в этом роде), вполне соответствующего названию кафе, которое для прикрытия своей основной деятельности обычно держали Питерские ведьмы, как его внимание привлекла дощечка на двери: «Парковка. Бар».

Табличка была деревянной, очень искусно сделанной. По периметру вырезаны узоры и символы, замаскированные под растительный орнамент настолько тонко и изящно, что узнать их было очень трудно — излюбленный прием Ирмы. Окончательно же он убедился в том, что не ошибся адресом, когда увидел, что композиция завершается маленькой фигуркой летящей на метле ведьмы в огромной треугольной шляпе. Внимания табличка не привлекает на первый взгляд, но, если присмотреться — сомнений в стилистике данного заведения у вас не останется никаких. Старцев совсем растерялся. Неоновая вывеска раздражала холодным голубоватым светом и названием.

Что за ерунда, — зачем это Ирме вдруг понадобилось? Или современные ведьмы сменили метла на мотоциклы? Ну тем хуже для них… Это уже слишком! Мотоциклы — та часть его души, куда он никого не собирался пускать, тем более ведьм!

И начальник отдела грубо толкнул дверь, проигнорировав изящный кованый молоточек, висящий под табличкой. Конечно, можно было бы им воспользоваться, почувствовать атмосферу старой сказки, как, видимо, и было задумано дизайнером, — но сейчас было не до сантиментов. Старцев шагнул в полумрак.

Надо признать — впечатляло. При всем своем раздраженном, скептическом настрое, — он на несколько секунд искренне поддался очарованию этого места. Старцев с трудом попытался вспомнить, как кафе выглядело раньше — аккуратные столики, чистенькие зеленые скатерти, розочки в вазочках. Кажется, это было именно так, хотя он и не был последнее время частым гостем у Ирмы. Тогда восхищение у него вызывали разве что отлично сваренный каппучино и фирменный грушевый пирог. Но теперь…

Не совсем понятно каким образом достигался эффект обволакивающего тебя со всех сторон тумана, — ощущение, будто это сон. Пахло можжевельником и чем-то еще, и это что-то еще возвращало к детским мечтам и заставляло забыть на время обо всем, кроме теплого молока и оладушков с вареньем… Под потолком висели кипы душистых трав, стойка бара была выложена из камней, в нишах — светильники с горящими свечами. Но самым удивительным были отсеки вдоль стен, где стояли метла самых разных видов и форм. Пышные и совсем редкие, с резными ручками красного дерева и просто с необработанным древком из сломанной ветки… С рунами, нанесенными краской, привязанными амулетами, перьями и мехом, с глиняными колокольчиками на кожаных шнурках, наконечниками из кости…