И тут Игорь Сергеевич остыл. Навсегда остыл...

И после сего случая у него не то что на длительное время расстроилось ЭТО, а как-то вдруг сразу совсем перестало получаться с женщинами. Вообще перестало...

Даже с секретаршей Екатериной Алексеевной, которая при этом отчаянно жалела Игоря и говорила, что ей с ним и так, безо всего этого хорошо. Игорь Сергеевич прямо в голос матерился, а Екатерина Алексеевна, вдрызг измученная бесплотными (именно бесплотными, то есть вялыми) попытками, плакала, сидя у него в ногах.

О, как он был одинок и несчастен!

А эта Оксана ходила с гордо поднятой головой по институтским коридорам и с усмешкой смотрела ему прямо в глаза. Обычно, завидев ее в конце коридора, Игорь Сергеевич начинал позорно метаться и потом исчезал (прятался!) в каком-нибудь из кабинетов. И горе было Игорю Сергеевичу, если сия нахалка вдруг заходила в этот кабинет и от неожиданности начинала смеяться, с почти животным любопытством глядя на смертельно раненного льва, словно говорила: "Довольно, я видела твое смятение!"

Ах, он боялся ее, боялся и ничего с этим не мог уже поделать...

И вот все последнее время, робко поглядывая на академический Олимп, он только и утешался грядущим посвящением в боги. А теперь лопнула надежда на последнее в этой жизни утешение: он никогда уже не станет академиком...

Да, он подозревал, что груз или называемые отходы металлургического производства совсем не то, ну, или не совсем то. Что есть в этом деле двойное дно. Нет, неспроста ему всучили эту экспертизу да еще и намекнули, что от ее результатов зависит его будущее. Знали о его планах и надеждах... Ха-ха, будущее!!! Да какое будущее есть у старика?! Гроб, мрамор надгробия, золото лжи "Дорогому товарищу и другу" по трауру лент от недоброжелателей, потирающих ладони на веселой пирушке по поводу его безвременной кончины...

Итак, с завтрашнего дня всем уже будет известно, что экспертизы и экспертные заключения, которые всеми правдами и неправдами провели сотрудники его института, липовые.

Боже мой, да ведь двое из экспертов уже на том свете: второй скончался сегодня вечером в больнице. Они тоже, как и этот Юрьев, тоже указывали ему на какие-то странности, а он только отмахивался и гнал: давай, давай скорей зеленую улицу!..

И вот теперь, похоже, его очередь: этот самый Крестовский говорил об этом прямо. Но зачем им нужен я, старик, интересы которого лежат исключительно в научной области? Мне ведь и денег-то больших не надо: у меня все есть, кроме, кроме...

Игорь Сергеевич наконец вставил в тапочки свои узловатые ступни с неудержимо растущими от суставов больших пальцев костными наростами - результат ношения модной обуви в последние годы - и вышел из спальни.

В гостиной он вытащил из бара бутылку коньяка и стал нетерпеливо срывать пробку. Он так торопился, что даже не воспользовался ножом, чтобы вытащить полиэтиленовую пробку, а попробовал сделать это зубами и обломил передний зуб один из последних собственных, а не благоприобретенных.

- А, черт! - взвыл он от обиды и, уже ломая ногти, вырвал-таки ненавистную пробку из бутылки, беспрерывно матерясь.

Только проглотив целый стакан коньяка, он немного успокоился, вошел в ванную комнату и стал набирать воду в дорогую импортную лохань, покрытую изумрудной эмалью.

Игорь Сергеевич помнил Колю Самсонова, когда тот был еще подростком и его дядя, крупный театральный деятель того времени, брал его с собой на охоту в компании генералов и партийных товарищей. Игорь Сергеевич по настоятельной рекомендации жены ездил на охоту вместе с тестем, матерым охотником, выпивохой и матерщинником.

Коля Самсонов был кротким и улыбчивым пареньком, и, внутренне съеживаясь в компании "зубров" из смольнинских кабинетов, Игорь Сергеевич искренне симпатизировал ему, как березке среди горных хребтов, ища отдохновения в простом, по-сиротски общении.

С детских лет Коля отлично стрелял и играл в бильярд, что делало его всегда желанным гостем на генеральских сафари. Старшие товарищи охотно учили его жизни, предоставляя тысячи возможностей в считанные годы взлететь на вершину жизненного успеха и благополучия. Все двери были для него открыты.

Но Коля выбрал физфак университета и скромно проучился в нем от звонка до звонка, мягко, но решительно отвергая все предложения возглавить тот или иной участок идеологическо-воспитательной работы по месту учебы.

Потом Коля Самсонов куда-то пропал и выплыл на свет Божий, нет, скорее въехал на белом коне уже после перестройки и опереточных революций крупным российским бизнесменом.

Игорю Сергеевичу, в общем-то, было понятно, как этот тюха смог пробиться... Конечно, у него были давнишние крепкие связи с сильными мира сего.

Именно Коля, Николай Алексеевич Самсонов - он и только он - мог сделать ныне из Игоря Сергеевича академика, и не через Академию наук, а покруче: через самый верх - от самых рубиновых звезд и мраморных залов, куда он был вхож и где имел влияние и право жать руку САМОМУ...

И вот Игорь Сергеевич не выполнил просьбы Самсонова. И даже не Самсонова лично, а его помощника, референта, который оказался в курсе всех его, Игоря Сергеевича, академических дел. Что ж, наверное, для Коли Самсонова этот вопрос избрания в Академию был действительно пустяком, мелочью...

Игорь Сергеевич взглянул на себя в зеркало: с той стороны на него смотрел старик с розово-воспаленными белками (даже, пожалуй, желтками!) глаз и безвольно шевелящимися губами. Образовавшаяся на переднем фланге холеного, но безвозвратно увядшего лица брешь каким-то неуловимым образом переводила Игоря Сергеевича из благородных патрициев в жалкие плебеи.

"Промчались годы, страсти улеглись, и высоко..." невольно вспомнилось ему перед зеркалом и почему-то захотелось побриться.

Он взял в руки опасную бритву с платиновым лезвием - подарок тестя на свадьбу - ив задумчивости налил себе еще полстакана коньяка.

- Сегодня - это сегодня... А завтра - когда оно еще будет! - произнес Игорь Сергеевич и, сбросив с себя пижаму, с улыбкой, кряхтя, погрузился в горячую воду.

Рядом на табурете стояла недопитая бутылка со стаканом, за которым лежала бритва.

Игорь Сергеевич подумал о жене: а хорошо было бы сейчас же спокойно и расчетливо подойти к ней, спящей, и быстро перерезать ту изношенную и дурно пахнущую трубу, по-мужичьи издающую это бульканье и хрип!

Игорь Сергеевич вылил в стакан остатки коньяка и, не ощутив его крепости, выпил. Потом неуверенными пальцами взял бритву и поднес ее к глазам. Он с удивлением смотрел на этот бесстрастный и безъязыкий кусочек остро наточенного металла, стоящий при определенных обстоятельствах целой жизни, кусочек, который в настоящий момент был гораздо существенней, чем сам Игорь Сергеевич со всей его чудесной биографией и сложной психологией, потому что был по-настоящему бессмертен.

Хитро улыбаясь, Игорь Сергеевич поднес лезвие бритвы к запястью и скользнул им по руке. Получилось что-то вроде царапины, кровь из которой сразу же смыла вода.

"А ведь они думают, что скрутили меня, что я уже, как мертвец, никуда не гожусь. Это даже хорошо! Пусть думают; я их опережу. Тут самое главное опередить их! Ах, с каким удовольствием я буду смотреть на их испуганные лица, как я им буду улюлюкать - уже ОТТУДА, с высунутым языком. И та тварь, что в моей постели теперь надрывает воздух, как она будет визжать, когда увидит ЭТО!!!"

Игорь Сергеевич погрузил обе руки под воду и со злорадной ухмылкой, зажмурившись, с нажимом полоснул запястье сжатой в кулак руки. "Надо платить! А вы как думали?"

Он даже не почувствовал боли, просто - облегчение, что вот, наконец, и его хватило на поступок. Игорь Сергеевич улыбнулся, глядя, как быстро прозрачная вода густо окрашивается в цвет его, может быть, единственной победы...

Легкий холод поднимал Игоря Сергеевича все выше и выше над миром; вот уже и Олимп с этими плешивыми и завистливыми богами остался где-то далеко внизу... Ему было страшно пошевелиться: больше всего на свете он боялся теперь потерять эту сладостную невесомость избавления...