- Вот твой бог... и моя правда... - произнесла Зоя, глядя на следователя, ровно посередине лба которого дымилось аккуратное пулевое отверстие. 

Она все не так задумывала. Совершенно не так. Девочка не должна была видеть. А так - еще хуже. Много хуже. "Теперь для нее все кончено... Я сделала из нее монстра... - Зоя подошла к сидящей на полу девочке и буквально выдавила из себя, - Прости..." 

Когда захлопнулась за "гостьей" дверь, Мила все еще сидела на полу, безвольно держа пистолет в руках. Она уже понимала, что произошло, но одурманенный организм все еще не желал просыпаться. Вдруг, среди гнетущей тишины, раздался резкий, громкий хруст: странный инструмент Зои сделал свое дело - череп мертвого следователя разломился на две части. Из груди девочки вырвался крик. Крик, которым Мила больше никогда не закричит. 

Не может такого быть. Люди просто так не встречаются. Просто так не живут. Не хочу в это верить. 

- Тебе и не нужно. 

У всего есть причины. Даже у моего двойника, дышащего мне в затылок, шепчущего мне, живущего мной. 

- Все может быть совсем наоборот. 

Что заставляет меня постоянно возвращаться к ней? Вот главный вопрос, на который, я все-таки нашел ответ. 

- Ты - ничего! 

Неправда. Я пишу чужие слова только потому, что и они - мои. Это стоило признать. Так легче. Да, да. С того самого момента, с того самого поезда, стыки рельс как удары сердца, - да, да - я понял, что человек - нечто большее... Пожалуй, именно на этом слове и следует остановиться, ведь любое продолжение неминуемо уменьшит его. 

- Когда ты пытаешься написать что-то дельное, мне хочется отрубить тебе еще и руки. Беспомощный калека! Только и можешь марать бумагу. Лучше опиши нового своего друга. Правда, какой же он тебе друг, ты же ни с кем теперь не разговариваешь. И про меня не забудь. 

Вся беда в том, что я ничего не забыл. Именно! Сейчас это была своевременно «чужая» мысль! Каждому хочется видеть в ничего не значащих случайностях знаки судьбы. Это придает сил двигаться дальше, даже когда двигаться некуда. В самом деле: обманывать себя - защитный механизм от того, чтобы не сойти с ума, не лишиться последних остатков разума. Но мне можно. Я уже официально сумасшедший. И мне даже комфортно ощущать себя в этой «должности». 

На днях, в соседнюю палату, там, где раньше все время отчаянно выл дезоморфинщик, которого медсестры в шутку прозвали «крокодилом Геной» (просто имя у него такое было - Гена), и который недавно умер, догнив наконец окончательно... ммм... а всего-то хотел, наверное, уйти от скуки. То есть, что значит «уйти от скуки»? Жизнь в ярких красках? Ощущение чего? Надо было у него спросить... То есть туда и попал новенький (или новенькая?). Все-таки надо было спросить... 

Теперь там сидит человечишко. Анорексичное, с синими, набухшими венами. Когда-то оно выступало со сцены, его любили, ждали, дождавшись аплодировали, а потом, потея от возбуждения и отрыгивая алкогольные пары, лапали официанток, проносящих мимо запахи... как пахнут официантки? Мне кажется, у них нет своего запаха. Впрочем, я опять отвлекся. 

Эти, вечно уставшие, в белых накрахмаленных шапочках, говорят, что он оскопил себя прямо во время выступления. Что-то с ним стало. Отмахнул свой инструмент под корень обычным кухонным ножом на глазах у жрущей публики и кричал. Кричал, что он - порочная святая дева Мария Магдалина. То ли отчаянно пытаясь стать женщиной, то ли пытаясь оградить себя от порока... Еле спасли. Говорят, крови было... травести-шоу, от безысходности щедро напитанное горячим. «Деве» некуда было деться. Порхающий в женском одеянии трансвестит уже не мог существовать за пределами маленького освещенного пятачка сцены. Мария принесла себя в жертву. Зачем? 

Сумасшествие теперь не отличить от обыденности. Я знаю - теперь - крайняя форма жизни. У всего должны быть свои пределы. Свой отдельный пятачок света, за который никому - ни-ни... Когда все, пусть и не решительно, допускают всё, когда не важно «кто я?», но больше «как я выгляжу?», то есть я хотел сказать, по большому счету, будущее есть только тогда, когда оно еще не вылеплено. Тогда есть выбор. Разумеется все понимают, что это самое главное - выбор. И идут в супермаркет, чтобы ощутить себя Богом. 

Мне кажется, я всегда помнил об этом, только не говорил вслух. А это очень важно. Очень важно хоть раз в жизни услышать самого себя. Почему-то пришло в голову сравнение с певцами, выступающими перед толпой поклонников. Ведь они, эти самые артисты, практически не слышат себя и не видят тех, кому поют, так как весь свет направлен на сцену. Вот так и стоят: слепые и глухие... 

- Ты снова отвлекся, бестолочь! 

...открывают рот, напрягают голосовые связки, играют свою роль. А вокруг темнота. И что там, за ней? 

Вернувшись домой, Витя прошел, не разувшись, в комнату, сел за стол и закурил. На полу остались грязные следы. К потолку потянулись ядовитые барашки сигаретного дыма. «Да плевать... разве это важно... - думал Витя, еще прошлой ночью натиравший полы до блеска, - Эту затхлость все равно уже ничем не вывести. Сгнившее не оживает.» 

Он открыл ноутбук, встал и прошел на кухню - включил телевизор. Сделал погромче. Открыл настежь окна, чтобы в застоявшуюся квартиру проникли звуки улицы. Сейчас это было чрезвычайно невыносимо - чувствовать тишину.

 Роняя пепел на клавиатуру, набрал пароль доступа к социальной сети, проверил сообщения: новых - ни одного. Проверил почту: кипа неосязаемых писем с предложениями легкого заработка - спам. Тоже ничего. Прислушался. Бормотанье телевизора, бьющий по карнизу дождь, оконная рама невыносимо скрипит от каждого дуновения ветра. «Все не так...» - решил вдруг Витя, схватился за края стола и перетащил его к раскрытому окну. На старом паркетном полу остались свежие, белеющие борозды от громоздких дубовых ножек, сделанной еще при Советах мебели. «Тут ему самое место. Должен быть свет. Это должно быть естественно». Но света уже почти не было. По-осеннему быстро, комнату охватил сумрак. 

Было слышно, как во двор въехала машина, фарами осветив деревья, ожившими тенями поползших по стенам сумеречной квартирки. Машина с визгом остановилась, отчего у Вити нестерпимо зазвенело в ушах. Тени колыхнулись еще раз и утонули в темноте углов. Вите вдруг показалось, что, кроме него, в комнате есть кто-то еще. И, кажется, этот «кто-то» давно знаком. «Уходи отсюда!» - услышал он голос, звучавший точно так же, как и его собственный. «Уходи!..» 

У Виталика и прежде случались головные боли, но такой силы, как теперь - никогда. Не раздеваясь, в промокшей куртке и кедах он лег на кровать, обхватив голову руками, прижав колени к груди. Чувство тревоги охватившее его, нарастало; голос в голове становился все громче: 

-Уходи! Сейчас же! 

«Это пройдет. Ничего страшного. Все пройдет...» - Витя бормотал, еле шевеля губами, уставившись в дальний темный угол пустой комнаты. Там, в углу, сгущаясь, вычерчиваясь из темноты, проступал чей-то силуэт. Присмотревшись, Витя к ужасу узнал в силуэте самого себя: сидящий на корточках, спиной прислонившийся к стене, руками обхвативший лысую голову, он еле заметно раскачивался из стороны в сторону. 

- Почему ты не веришь в меня? Какой же ты все-таки мудак! - силуэт вдруг поднялся и шагнул к Виталику. - У меня нет никаких секретов. Ведь есть что-то большее, чем может вынести человек. 

Витя не мог и шелохнуться. Боясь признать собственное безумие, он, разумеется, понимал, что все, что происходит сейчас, похоже на бред, но назвать это галлюцинацией он не мог. Слишком реальным было происходящее, слишком верно говорил его двойник. 

- Ведь ты же понимаешь, что так продолжаться не может. - силуэт стоял напротив распахнутого настежь окна, заложив руки за спину. Неоновый свет ночных фонарей с улицы придавал его коже синеватый оттенок. - У всего есть свой конец. В том числе и у тебя. Что будет дальше, а? А я скажу тебе, что будет. В твоем кармане начнет гудеть мобильный. Ты возмешь трубку и отправишься на вечеринку, а вместе с тобой и — я. Ты будешь напрасно искать среди множества подобных фигур ту, которой уже нет. Ты будешь нестись по лужам, взбегать по ступенькам, тяжело дышать от слишком сильного сердцебиения, но не найдешь. Не догонишь. Не встретишь. А потом... потом она сама увидит тебя. И заберет с собой. Навсегда. Итак, - двойник повернулся лицом к Вите, - возьми трубку!