Говорят, помимо известных светских особ, телевизионных персон и отдельных воротил, на мероприятии присутствовали представители всех религий.

Потом Манеж сгорел.

В цирк возвращаться категорически не хотелось. Не хотелось и все тут. Да и не ждал я ничего хорошего от работы в новом сезоне. Все то же самое. А если уж начистоту, то и с Сонькой не хотелось встречаться. Тем не менее я пришел.

Все уже давно были в сборе и вовсю репетировали, по очереди выходя на манеж. Предстояли гастроли в Московском цирке на Воробьевых горах. А это для циркового артиста — не просто гастроли. Это самый настоящий экзамен. Это залог будущих контрактов и будущих успехов.

— Прибыл? — встретил меня Костиков. — Давай, включайся. Послезавтра начинаем.

Включаться особо было некуда, потому что все наши с Антошкой репризы давно были отшлифованы и прокатаны летом. Ничего нового мы пока не планировали. Разве что какие-нибудь чрезвычайные обстоятельства вынудят к экспромтам. Поэтому, не дожидаясь случайной встречи с Сонькой, я отправился бродить по Москве, собираясь появиться только через день.

А через день произошло то, что произошло.

Сначала я согласился на просьбу Антошки заполнить паузу и залезть под купол, потому что меня вдруг высверлили огромные Сонькины глаза. После меня тащили вверх на веревке, как бадью из колодца. Затем — выступление несчастного Ипсиланти. И, напоследок, — Сонька, со счастливой улыбкой на загримированном лице ушедшая в ящик с зеркалами.

Впрочем, обо всем этом я уже рассказывал.

Нет, прежде чем уйти от мира и окончательно скрыться в своем раю, я еще чуть не целый месяц метался по городу, среди злобной мишуры, обжорства и человеческих масок, среди певцов утробы, словно надеялся найти хоть кого-то из исчезнувших. Хоть кого-то. Но я никого не находил. Исчезли все. Вы мне можете не поверить, но я даже пытался встретиться с полковником Ивановым. С ним по крайней мере было бы о чем поговорить. Но следователь тоже куда-то пропал.

Цирк не работал. Следствие, как я понял, тоже свернулось. Делать было нечего. Меня постоянно тянуло куда-нибудь уехать. К морю или в пустыню, в горы или в леса. Все равно куда. Главное — спрятаться. Я успел съездить в Тверь, Нижний Новгород, Курск и даже в Мытищи. Калейдоскоп вертелся, как динамо-машина, безостановочно и бестолково. И тут очень кстати позвонил мой давний приятель, сибарит, болтун и отставной философ Даниэль, уже давно проживавший на берегах Средиземного моря. Проницательный Даниэль по интонации моего голоса сразу сообразил: со мной что-то происходит.

— И что? — спросил он в своей манере, — опять поиски смысла жизни?

— Поиски закончились, — ответил я, — ввиду отсутствия смысла.

— Тогда тем более плюнь на все и прилетай. Жду тебя в кафе. В порту. Ты помнишь, где.

Через день мы с Даниэлем действительно сидели в кафе у старого заброшенного порта на берегу Средиземного моря. Порт, кстати, только назывался портом. На самом деле, никакого порта не было. Был памятник несбывшимся намерениям. Лет шестьдесят назад, когда побережье к югу и северу от того места, где мы сидели, было заблокировано, здесь временно сгружали морские грузы. Но порта так и не получилось. Вереницы магазинчиков и кафе — да, получились. Пляжи — тоже. Но не порт.

Так вот, мы сидели в кафе на берегу Средиземного моря и как-то неожиданно заговорили о Мессии. Впрочем, ничего неожиданного в этом не было. О чем еще можно говорить с отставным еврейским философом на берегу Средиземного моря? Только о Мессии. О Мессии, который воскресит праведников, покарает грешников, и уже, в конце концов, установится царствие небесное на земле. Аминь.

И тут совершенно неожиданно меня поразила странная мысль.

— А что будет, если Мессия придет, но его не узнают?

— Не узнают, так и слава богу, что не узнают, — заявил Даниэль. — Потому что, если узнают, так обязательно убьют.

— Убьют?

— А как же! Всегда убивали. Сам подумай, как же его можно не убить? Если его не убить, так все рухнет!

— И без Мессии все рухнет.

— Рухнет, — согласился Даниэль. — Но не сразу, не сегодня. А люди живут сегодня. Завтра они не живут. Поэтому давай выпьем за их здоровье и за то, чтобы у них всегда было что выпить и чем закусить.

Мы выпили, дружно крякнули и одновременно потянулись кусками питы к жирному хумусу.

— Но они и сегодня не живут, — не унимался я. — Разве это жизнь?

— Может быть, не жизнь, — рассудил Даниэль, — а может быть, все-таки жизнь. Кто знает? Ты знаешь? Нет. И я не знаю. Но что будет, если он таки да придет, я догадываюсь. Во-первых, заранее уберут всех лишних. То есть люди начнут пропадать. Потому что, хотя суд и должен быть раньше казни, но бывает и наоборот. Даже мне кажется, что будет именно наоборот.

— Даже уже есть наоборот, — согласился я, невольно копируя интонацию собеседника. — Люди пропадают без следа. Так пропадают, что ни один следователь найти не может.

— Вот видишь? А я что говорю? Теперь подумай своей головой. — Даниэль характерно постучал себя пальцем по лбу, — и представь, что будет потом. Он придет и воскресит всех праведников или всех, кого захочет.

— А кто будет решать вопрос о праведниках? Кто? Как будут отличать праведников от неправедников?

— Точно не мы с тобой. Можешь даже не волноваться. Это такой вопрос, что можно голову сломать. Если даже Моисей оказался им в Израиле лишним, так что говорить? Как захотят, так и решат. В конце концов, Мессия тоже не все может. Его пришлют с готовыми списками. Теперь представь, что будет дальше. С неба или из-под земли, уже как получится, на землю свалится куча людей. Сразу возникнет проблема перенаселения. Всем надо найти работу, а рабочие места уже заняты. И что? Платить им пенсию? И какой бюджет это выдержит, я тебя спрашиваю? Это раз. Среди воскрешенных найдется немало знатоков своего дела. А как же! Их же воскресили, значит, они — лучшие! Они все знают. А что делать остальным? Что делать остальным, я тебя спрашиваю? Тем, кто жил себе тихо, работал и почти не грешил? Они же не захотят подвинуться. Значит, те, что свалятся нам на голову, останутся без работы. И что им делать? Опять умирать? Это только два. А есть еще три, четыре, пять и так далее. Со священниками — вообще катастрофа. Церковь сразу развалится. Кто они такие, эти священники, рядом с Мессией? Никто! Поэтому они первые его убьют, распнут, четвертуют и отрубят голову. Или спрячут в Соловки, что еще не так плохо.

— Ну и картину ты нарисовал, Даниель. Жить не хочется.

— Что значит, хочется или не хочется? Это от нас зависит? И кто мы вообще такие, чтобы от нас что-то зависело? Можно подумать!

— Ну, хорошо. От нас не зависит. Но есть же более влиятельные люди — президенты, миллионеры.

— Ты совсем сошел с ума в своем цирке! — воскликнул Даниэль. — Какие миллионеры? Мессия взяток не берет. Поэтому его убьют. Такое уже было. И не раз. Вот, смотри сюда: европейские варвары распяли Христа и потом обвинили в этом евреев, потому что еврейскому Синедриону Христос тоже был не нужен. Синедрион жил себе неплохо. Плохо жили рыбаки из Капернаума. И знаешь почему?