— Мачты? — для начала он решил не выказывать заинтересованности.

— Да, ты их не забыл?

— Нет…

— Сегодня в кафе меня о них расспрашивали.

— Правда? — Не так-то легко разыгрывать равнодушие.

— Чудно, да? Причем два совершенно разных человека.

— Кто, я не понял?

— Двое мужчин. Сначала пришел один и заказал пустой кофе. Лет тридцати или чуть больше. Кожаная куртка и шапка с ушами. Раньше я его в кафе никогда не видела. Спрашивал, что это за мачты. Я сказала, что мерить ветер. Это ему понятно, тут так зверски дует. Кофе выпил и исчез. На «вольво», по-моему. Не успел этот за дверь, как входит другой. Тоже вылез из машины, зеленой. Лет пятьдесят… Страхолюдный. Летнее пальтишко. Без шапки. Удрог, аж зубами клацает. Заказал кофе, пирог, потом снял сапоги и повесил их на спинку стула сушиться…

— Сочиняй-сочиняй.

— Сочиняю? Ты чего? Он когда поел, подошел ко мне и спросил про мачты. А сам чудной такой. Я все сказала, как тому первому. Тогда он немного поутих и извинился, что разулся. Сказал, что менял колесо и провалился в снег.

— Он весь был вымокший?

— Как будто купался в снегу. По всему видно, городской. Хотя с первым не сравнишь.

— И что?

— Все… Нет, еще он хотел продать мне машинку для счета. Может, торговец. Час просидел, откланялся и ушел. А вечером заходил Гаустад и сказал, что парень кружит по Титрану, предлагает всем калькулятор с музыкой.

Эспен Эвьен посерьезнел. Раз Сив заговорила об этом, едва переступив порог, значит, ее задело не на шутку. И даже она засомневалась, что мачты — просто большая наука. И то, что двое пришлых подряд расспрашивали про мачты, — не случайность.

Он снова задумался, и еще больше уверился, что жителей Фрейи дурят, и мачты на Титране — не только ветромеры. На этот раз, когда он растолковывал Сив, что в худшем случае Фрейя окажется мишенью для русских ракет, она слушала его без улыбки.

Неделю спустя он написал обстоятельное письмо в «Ненасилие». Свои подозрения он подкрепил всеми имеющимися в его распоряжении фактами. Не пригодятся ли они Народному движению против войн или Институту мирных исследований в их борьбе против агрессивных планов американцев? Он отправил письмо, а через четыре дня прочитал в «Адресесависен» статью под заголовком «Изучается Роза ветров Фрейи». Если не считать упоминаний в «Фреяависен», это была первая серьезная публикация о проекте: три полосы плюс фотография ученого из Трондхейма у мачты. Эвьен отметил солидность материала; и ни полнамека, что научные изыскания могут обернуться не только разработкой альтернативных источников энергии. Сив мягко попеняла ему, что он так поторопился с отправкой письма.

С чего вдруг статья появилась именно сейчас? Чтоб вернуть на землю возможных скептиков, которые могут зайти в своих сомнениях слишком далеко? Во всяком случае, Эспен Эвьен засомневался в своих подозрениях.

Статья вышла 22 января 1982 года. Шестью днями раньше в Москве прошлое упомянутое совещание.

подземные бункеры, в которых отдельные богоизбранные смогли бы пережить войну или осаду. Идея оказалась заразительной, и скоро весь его класс буквально помешался на проектировании тайных убежищ разной степени продуманности и совершенства. Это были лабиринты, расширяющиеся в подземные залы с лазами наверх, или многоэтажные катакомбы. Сам Мартенс начал с простеньких подвалов и гротов, где два-три человека с достаточным запасом воды и пищи могли продержаться несколько недель. Постепенно убежища стали более основательными, значительно просторнее и удобнее. Вход обязательно делался потайным и едва намечался на чертеже как отдаленный колодец или заброшенный тоннель. Не сговариваясь, мальчики решили, что убежища необходимо законспирировать.

Безграничный простор для фантазии давали горы, и рисовальщики соревновались друг с другом в изобретении совершеннейших технических средств для избранных подземных жителей. Листы приходилось склеивать, иначе места не хватало. Не сознавая этого, мальчики пытались спроектировать будущее и создавали идеальное общество, своего рода Утопию. Рисовались жилые кварталы и отдельные промышленные районы, кварталы магазинов и небольших мастерских, масса места отводилась для всяких увеселений и аттракционов. Отшельники должны были автономно снабжать себя провизией и электричеством, поэтому проектировались гигантские теплицы с искусственным светом и колоссальные электрогенераторы. Короче говоря, жизнь отшельника в толще гор была несказанно удобна и безмятежна.

Пионером, первопроходцем и самым изворотливым изобретателем все новых конструкций для этой мальчишеской страны-убежища неизменно оставался Мартенс. Но, вводя постоянные дополнения, улучшения и усовершенствования, он все время держал в голове одну маленькую частную норку, которая могла бы на веки вечные обеспечить существование только одного человека: Мортена Мартенса. Даже в том нежном возрасте он догадывался, что такая зацикленность означает лишь одно: ему не хватает уверенности, и он мечтает обезопасить себя от всяких неприятностей. Потому как в жизни они буквально обступали его: и день, и ночь несли ему боль, разочарование, дискомфорт. С чего он это взял? На этот вопрос у него не было ответа ни тогда, ни позже — просто помнил, что только сидя сгорбившись за столом и орудуя карандашом он чувствовал себя в безопасности, довольным и расслабившимся, насколько это вообще доступно человеку. Странно другое: дожив до сорока, он по-прежнему остро чувствовал ту же потребность — отгородиться от окружающего мира.

Мечта о подземном убежище потеряла прежние осязаемые черты, но все еще жила в нем. Он корил себя, что это отталкивающе наивно и абсолютно нереально, но не помогало. Даже наоборот, в последние годы вернулись некоторые детские ощущения: он будто провидел, что есть другая, лучшая жизнь, и Мортен Мартенс — один из немногих призванных, кому суждено будет отведать ее. Что это была за мечта? Пару лет назад, до развода он не мог ни распознать ее, ни понять, почему она прицепилась так к нему. Но потом все прояснилось. Ему нужен надежный тыл, место, куда отступить. Только в одиночестве, в четырех толстых стенах (потому что его все время преследуют) он почувствует себя в стопроцентной безопасности. Сейчас же он просто терпит чужие желания и фанаберии, не мешает окружающим жить в свое удовольствие. По большому счету, он не только не желал ближним вреда, но и хотел бы дружить с ними. Не его вина, что они все изгадили. Перешептываются у него за спиной, держат его за дурачка и думают, что он не замечает их издевок. Да пошли они все к черту!

Эта извращенная эгоистическая мечта (он осознавал ее недостижимость) соперничала, как ни странно, с мечтой совсем иного рода. В ней он находился в самой гуще событий — и чувствовал себя в полной безопасности! — среди людей. Которые его ЛЮБЯТ. Он бы пожертвовал ради этого своей богоизбранностью, но они должны принимать его и внимать ему, а не шептаться у него за спиной и не насмешничать ему вслед. Он будет там, где созидается жизнь и происходят события, он будет вариться в их гуще и станет их неотъемлемой частью. Впредь все окажется доступным. Мортен Мартенс сполна насладится этой новой жизнью. Получит женщин, о которых не мог и мечтать. Но — никаких постоянных связей или брачных уз. И никаких детей, привязывающих к себе. Элегантный светский лев. Гражданин мира — Мартенс.

Одно роднило обе мечты: обе предполагали материальную независимость. Не безрассудную обжираловку, но чтобы и не задумываться о деньгах при каждой покупке. На первый взгляд — примитивная психологическая доминанта: человек голодал и терпел лишения в детстве, теперь ему хочется отыграться. На самом деле все не так. Родители постоянно носились с ним. Может быть, как раз наоборот — они, разбиваясь для него в лепешку, слишком баловали его, свою единственную кровинушку. Если он стремился компенсировать что-то, то исключительно неприятности последних лет. По большому счету он чувствовал себя обманутым. Юношеские мечтания рассыпались. Семейная жизнь обернулась кошмаром. Кари представила дело так, будто это он сбежал из семьи, хотя на самом деле она просто довела его, действуя своими проверенными средствами — молчаливым презрением и холодными насмешками. Свобода женщины? На практике Кари просто заставляла его трепетать от страха. Особенно когда решила обойти его во всем. Не только главенствовать в семье, но и обойти его по карьерной части. Ее треп о солидарности полов и терпимости не имел в виду мужа. Она-таки добилась своего — его терпение лопнуло.