- Милостивая госпожа, позвольте доложить Вам, - робко произнес Котенок, пугливо озираясь по сторонам и не узнавая своего родного дома, - что мы накормили и уложили спать детишек. С ними все хорошо. Осленок остался дежурить в детской. Будут ли у Вас какие-нибудь распоряжения относительно нас?
- Милые мои Зверята! - с улыбкой произнесла Фея. - Как я вам благодарна за всё! Что бы я без вас делала! - Она раскрыла свои объятья и по очереди обняла каждого Зверенка и расцеловала их в обе мягкие плюшевые щеки, обдав ароматом множества различных цветов - от роз, хризантем и ромашек до совершенно экзотических и незнакомых Зверятам.
Зверята от этого ещё больше смутились и попятились к дверям, понимая, что их дальнейшее присутствие в зале нежелательно. А Фея тем временем обратилась к столу и стала сервировать его 'вручную' (ну не все же делать волшебной палочкой!), с нетерпением ожидая Принца... А Принц, между тем, уныло сидел на берегу реки, наблюдая, как угасает в облаках кроваво-красный закат, и тоска по солнечной незнакомке пронзала его сердце раскаленной стальной иглой всё сильнее и сильнее. Когда же погас последний луч заходящего солнца и сумерки темным покрывалом опустились на реку и прибрежные долины, Принц решил, что пора идти домой, ведь не спать же ему на голой земле, в самом деле! Хотя эти часы одиночества, которые он так страстно хотел получить для размышления, ничего ему собственно не дали: он так и не понял, что с ним происходит и что ему делать дальше.
В таком состоянии полной неопределенности Принц переступил порог дома. Каково же было его удивление, когда вместо скромной хижины его взору предстал роскошный мраморный дворец с колоннами, увитыми ароматными цветами, источавшими какой-то необыкновенный приторно-сладкий запах, с попугаями и канарейками, щебетавшими вокруг, звучавшей отовсюду спокойной мягкой романтичной музыкой, с накрытым по-королевски столом с белой скатертью и роскошными креслами с шелковой обивкой...
- Что здесь происходит, не понимаю, - пробормотал себе под нос Принц, никого не замечая, поскольку Фея специально спряталась за одну из колонн, чтобы, будучи незамеченной, сполна насладиться своим триумфом мастерицы приворотного волшебства. - Впрочем, все это не имеет никакого значения... Это ни в какую не может сравниться с совершенной красотой Золотой Башней и его дивной хозяйкой, - добавил вслух Принц и, грустно вздохнув, побрел в спальню, даже не раздеваясь и не разуваясь.
Сказать, что Фея была шокирована, значит, ничего не сказать. Некоторое время она не могла придти в себя. Фраза 'золотая башня' совершенно разрушила её гипотезу о кознях русалок и дриад, которые ненавидели золото, как и любой другой металл, предпочитая все природное - искусственному, а полная невосприимчивость Принца к её магии - между прочим, не самой слабой в Целестии! - как всегда привыкла считать Фея - больно уколола её самолюбие.
Но Фея не отчаивалась. 'Пусть вся эта мишура не произвела на него впечатление, но ведь, в конце концов, есть я! - подумала она. - Я лучше всей этой бутафорской прелести и уж мимо меня Принц так просто не пройдет!'.
Она последовала за мужем в их общую спальню. Принц стоял, как ни в чем не бывало, у открытого окна и смотрел на только что показавшуюся на темном горизонте полную луну, лившую свой яркий желто-серебристый свет прямо на его искаженное каким-то внутренним страданием лицо, совершенно не замечая ни балдахина, ни занавесок, ни живых цветов, устилавших колонны. Его измазанные речным илом зеленые ботфорты валялись у порога, а охотничья куртка беспощадно портила шелковые простыни кровати из слоновой кости, лежа на них уродливым зеленым пятном, напоминавшим коровий навоз на лугу. Фея только вздохнула, глядя на такое варварское отношение к так тщательно создаваемому романтическому образу супружеской спальни, но как раз к такому поведению Принца она уже давно привыкла. Эти мужчины всегда такие грязнули! И мужья прекрасных фей, к сожалению, не исключение...
Фея неслышно, как кошечка, подошла к мужу сзади и нежно положила свою тонкую белую ручку ему на плечо. Принц даже не вздрогнул, продолжая, как зачарованный, смотреть на луну.
- Дорогой мой Принц, прости меня за этот скандал, за то, что я тебе сделала больно...
- Не надо. Я все понимаю, Прекрасная Фея, и не сержусь на тебя, - бесстрастным и каким-то глухим голосом проговорил Принц, не отрывая взгляда от полной луны.
- Ну, вот и хорошо, дорогой. Пойдем, уже поздно, нам пора лечь в постель. - И с этими словами она взяла горячую руку Принца в свою и повела его за собой. Принц не противился. Он был как мягкая тряпичная кукла - безвольная, послушная, безответная, но и - бесчувственная. Сознание Принца было где-то далеко, а необыкновенно расширенные зрачки его глаз и почти не моргавшие веки создавали впечатление, что он находится в каком-то гипнотическом сне.
Фея сняла с Принца его потную и грязную рубашку, потом остальную часть одежды тоже и повела его в баню. Там она, не торопясь, омыла его тело теплой водой, которая от прикосновения к телу Принца тут же становилась едва не кипяченой, умастила его тело благовонным розовым маслом и вытерла душистым полотенцем. Фея делала это с большим удовольствием, ей всегда безумно нравилось заботиться о Принце. Перед мысленным взором Феи светлой вереницей пробежали те прекрасные дни, когда она подобрала Принца в лесу - израненного, окровавленного, грязного, в изорванной одежде, больного - и хоть и при помощи магии, но, в немалой степени, своей любовью и заботой поставила его на ноги. Сколько ночей она провела тогда без сна у его постели, изгоняя из его души черное колдовство добрым волшебством, изливавшимся мелодичными заклинаниями из её уст, сколько часов она омывала его раны целебными растворами, втирала в его кожу целебные мази - не перечесть! И это были самые лучшие дни и часы в её жизни, - это она теперь понимала отчетливо, ведь творить добро во имя любви - лучше этой доли нет ничего на свете! И теперь Фее на мгновение показалось, что те времена вернулись... Но нет - Принц не реагировал ни на что, как тряпичная кукла, и у Феи возникло даже ощущение, что она омывает тело не любимого мужа, а труп, готовя его к похоронам.
Потом она накинула на Принца ночную рубашку и повела его в постель. Он шел послушно, как собачка, полностью углубленный в себя. Фея уложила его на шелковую простыню и накрыла пуховым одеялом и легла рядом. Некоторое время она молча думала, что же делать дальше. Принц лежал с открытыми, почти немигающими глазами и смотрел в потолок, в одну точку, не проявляя никаких признаков активности, и даже не спал (что было бы, по крайней мере, объяснимо!). Фее даже показалось, что она лежит не с любящим супругом, а с бревном, куклой или даже с трупом и от этого ей стало немного не по себе. Конечно, Принц и раньше отличался довольно скромным и робким характером - и это сказывалось на супружеских отношениях -, но ТАКОГО не было никогда!
Наконец, Фея не выдержала и сама обняла Принца и поцеловала его. Её губы опять обжег невыносимый жар, а Принц остался неподвижен - и не мудрено, ибо в его голове звучало одно и то же: 'Приди, приди, стань Солнцем, стань чистым потоком, оставь эту грязь, эту мерзость и нечистоту смертной плоти! Очистись, расплавься в вечно сияющем Потоке...', а перед глазами стояли неотступно два невыносимо ярких шара и жар, снедавший душу и тело дотла. Принц просто не чувствовал прикосновений Феи, как не чувствует их человек с отмороженными конечностями. Он был один на один с тоской об объятиях странного солнечного Существа.
А Фея заплакала. Она уткнулась в подушку как девочка, чьё сердце разбила первая неразделенная любовь - громко, навзрыд, с всхлипываниями. Её тонкое белое тело тряслось от рыданий, и из её небесно-голубых глаз на шелковую подушку катились такие же небесно-голубые слезы...
Глава 3. Скрытая угроза.
ОНА могла быть довольна. Птичка попалась в сети, и птичка, судя по всему, крупная. Не какой-то жалкий карлик, годный только на мелкую техническую работу, не какой-то хлебороб или торговец или даже дворянин-рыцарь, который мог стать очередным её золотым големом, а кто-то иной, совершенно непохожий на остальных. Для НЕЁ было достаточно бросить всего лишь один взгляд, чтобы увидеть всё нутро у своей очередной жертвы, примерно как в зеркале можно увидеть отражение того, кто в него смотрится. Только в отличие от обычного зеркала, отражавшего только внешность, ОНА видела внутреннее, сокровенное, личное, и то, что ОНА увидела в его душе, пришлось ЕЙ по нраву... Да, это был человек, но не простой, а муж феи - это видно потому, что его душа и тело покрыты легкой розовой дымкой, как каким-то защитным покровом. 'Оно и понятно, - подумала про себя ОНА, - вступая в брак с феей, люди приобретают розовый субстрат для сохранения вечной молодости и здоровья, а заодно их сознание становится почти полностью подконтрольным феям, их влиянию... За столько тысяч лет они совершенно не изменились, - также жаждут власти над людьми!'. 'Но, с другой стороны, - тут же мысленно возразила сама себе ОНА, - феи просто так не берут себе кого попало, нет! К ним попадают лучшие представители слабой человеческой расы, а это уже неплохо'. Но больше всего ЕЙ пришлось по нраву, что в этом человеке не было того, что ЕЙ было особенно отвратительно: ни безумного корыстолюбия карликов, ни тщательно прикрытого лицемерным альтруизмом властолюбия фей, ни ненасытной похоти чувственных удовольствий обычных людей. Наоборот, все мысли этого человека состояли из довольно странных образов: из зверей и птиц, бегающих по лесам и полям, из цветов и деревьев, неизведанных островов в синем море и прекрасных кораблей, плывущих куда-то вдаль по поверхности морских глубин, наполненных сокровищами, и таинственных лесных чащоб, исполненных загадок...