Жизнь на крайнем Севере была также занудна и скучна, как и убогий пейзаж здешнего ландшафта. Дни ничем не отличались друг от друга, месяцы - от месяцев. Подъем среди ночной темноты, рубка дров, разжигание печи, кормежка полярных собак, приготовление завтрака, потом - экспедиция в ледяную пустыню за дичью или в лес - за дровами или - на берег моря ловить рыбу. Если дичи, рыбы и дров достаточно, то домашняя работа - обработка шкур, шитье новой одежды, починка старой, латание крыши или конопатка стен, изготовление стрел... Скучная, нудная работа. Правда, короткое северное лето вносило в череду серых будней приятное разнообразие. Летом можно было ходить по карликовому лесу собирать ягоды и коренья. Летом можно было плавать на лодке в море - бить тюленя и прочую морскую живность. Летом же нужно было варить варенье из клюквы и морошки на зиму... Беда состояла лишь в том, что проходило оно чересчур быстро - месяц, самое большее - полтора.

  Наверное, от всего этого, прямо скажем, ужасного занудства юноша сошел бы, в конце концов, с ума, если бы не было 'Учебы' - воистину благословенного времени! Так он называл то, что происходило в его хижине от ужина до полуночи. В это время ему дозволялось общаться с Учителем.

  Обычно Учитель, вдоволь наевшись сырого, ещё обильно сочащегося кровью мяса - оленины, тюленины или птицы, - смачно рыгал, а потом, покровительственно кивнув своей большой насекомьей головой, протягивал к нему свои длинные усы-вибриссы. Юноша, с трудом скрывая дрожь нетерпения, садился рядом затаив дыхание. После чего усы молниеносно втыкались в уши, и поток удивительных образов начинал входить в его сознание. Поток символов, образы предметов, таинственные формулы и чертежи... Приём длился недолго. Полчаса - не больше. Потом начинала сильно болеть голова и ничего больше не усваивалось. А потому, по прошествии этого времени, Учитель также стремительно вынимал усы из ушей юноши и заставлял его на практике показывать то, что он запомнил, исправляя по ходу дела его ошибки и, в буквальном смысле слова, вбивая в него то, что он не понял телепатически...

  - ...Ну, ш-ш-ш-ш-ш-то ты делаеш-ш-ш-ш-ш-ь, болван, ну, ш-ш-ш-ш-то?!

  Ученик, телепатически получив очередную 'дозу' информации, как раз попытался попрактиковаться. В этот раз он изучал заклинание левитации. Формула его была несложной, запоминалась легко. Трудность состояла в том, что для того, чтобы полететь, надо было очень внимательно сконцентрировать сознание на каком-либо объекте и всей силой своей мысли потянуться к нему, но, одновременно с этим, необходимо было держать в голове и другую мысль - мысль о солнечном соке.

  Солнечный сок был источником магической энергии, а, следовательно, любого колдовства юноши, хотя при этом сам он видел этот сок всего один раз в жизни. Это произошло ещё в раннем детстве, когда Учитель как-то, открыв своей длинной паучьей лапой потайной люк в погребе их хижины, позволил ему спуститься в доселе неизведанную комнату. Она представляла из себя обычную яму, в которую можно было попасть только по веревочной лестнице, но в центре её был вырыт колодец, со дна которого струился такой яркий свет и шел такой жар, что из глаз юноши брызнули слезы, а одежда его тут же стала мокрой до нитки от пота, как будто он вошел в жарко натопленную баню.

  Тогда Учитель подвел мальчика к самому устью колодца и позволил всего один раз - и то на мгновение - взглянуть вниз, а потом сразу же потащил его - полуослепшего, в полуобморочном состоянии - за руку обратно, на поверхность. За это мгновение мальчик успел увидеть лишь потоки какой-то светящейся раскаленной жидкости, похожей на расплавленное золото, где-то далеко, на самом дне колодца. Но сам по себе вид светящейся жидкости, ослепившей его глаза, был ничем, по сравнению с ощущением, которое испытал юный ученик: все тело мальчика как бы пронзили мириады тонких, раскаленных невидимых лучей, а вслед за ними в само его естество вошла какая-то сила, смешалась с его кровью, наполнила его невиданной доселе мощью, стала как бы частью его самого. А когда Учитель и ученик поднялись на поверхность, Учитель потребовал, чтобы отныне, перед каждым колдовством юноша держал в памяти увиденное и мысленно обращался к 'Потоку' - так он называл сияющую золотистую жидкость в колодце -, чтобы тот соизволил даровать ему часть своей силы...

  Надо сказать, это было довольно трудной задачей - плести в голове заклинание, держать в голове образ Потока, а теперь, с этой самой левитацией, ещё и мысленно тянуться к какому-то объекту. А уж тем более, когда твою голову забивают всякие разные посторонние мысли, например, о том, какие странные яркие вспышки он видел уже несколько дней подряд по ту сторону Оленьей Тропы...

   - Ну, ш-ш-ш-ш-ш-то ты делаеш-ш-ш-ш-ш-ь, болван, ну, ш-ш-ш-ш-то?

  Глухой шепелявый голос, напоминающий нечто среднее между шипением змеи и жужжанием навозной мухи, резко и неприятно пронзил слух юноши как раз тогда, когда он, увлекшись посторонними воспоминаниями, упустил мысль о Потоке, лишился его сил и рухнул из-под потолка, куда успел до этого взлететь, прямо на пол.

  - Ой, дядя Азаил, прости меня, я просто задумался немножко... - пробормотал он виновато, потирая ушибленный зад.

  Но паукообразный монстр с тускло мерцавшими в полутьме белесыми насекомьими глазами, шестью длинными тонкими лапами и острыми, непрерывно сокращавшимися жвалами, не слушая оправданий своего так не вовремя размечтавшегося ученика, подлетел и стал бить его наотмашь по лицу, пинать по бокам, по спине...

  - З-з-з-з-з-з-запомни, щ-щ-щ-щ-щ-енок-сссс, я тебе не 'дядя', з-з-з-з-з-запомни! 'Учитель'! 'Учитель'! 'У-чи-те-ль', да-ссс!!!

  - Учитель, премудрый учитель, ой, больно! - не выдержав, пронзительно закричал юноша, когда удар пришелся по чувствительному месту внизу живота. Наконец, паукомонстр перестал бить несчастного юношу и тот смог, охая и потирая ушибленные места встать. Из носа шла кровь, на лице красовались царапины и синяки, все мышцы болели - удары были довольно сильные! Но для юноши это не составляло проблемы. Он тут же вернул свою мысль к Потоку, почерпнул из него нужное количество Силы, пробормотал стандартные формулы болеутоляющих и кровоостанавливающих заклинаний и через пару минут был в норме.

  - Не думай, не думай, не думай, да-ссс! Никогда-ссс не думай ни о чем, когда колдуеш-ш-ш-ш-шь! Понял, щ-щ-щ-щ-щенок? - все шипел монстр, угрожающе протягивая первые две паучьи лапки с острыми черными когтями к лицу юноши.

  - Понял, Учитель, Премудрый Азаил! - с готовностью ответил он, боясь очередных побоев.

  - Ду-р-р-р-р-рак, ты, болван! Я ж-ж-ж-ж-ж-е о тебе, щ-щ-щ-щ-щенок, забочус-с-с-с-ь! В бою рас-с-с-с-с-сеяннос-с-с-с-с-сть мо-ж-ж-ж-ж-ж-ет с-с-с-с-с-стоить тебе ж-ж-ж-ж-жизни!

  А потом вдруг резко отвернул свою насекомью голову со жвалами от юноши, но ему все-таки удалось на мгновение увидеть, как в холодных белесых насекомьих глазах Учителя промелькнуло что-то похожее на чувство.

  - Ну ш-ш-ш-ш-што стоиш-ш-ш-ш-ь, лентяй, ш-ш-ш-ш-што стоиш-ш-ш-ш-шт, время тянеш-ш-ш-ш-шь, а ну, снова, ещ-щ-щ-щ-ще раз-з-з-з-з...

  И упражнение в левитации продолжалось снова и снова. Юноша неоднократно ещё падал с потолка на пол и неоднократно получал 'на орехи' от Учителя, пока в конце концов, ближе к полуночи, не научился летать под потолком избушки как мотылек.

  Да, Учеба была настоящей отдушиной для юноши, настоящим отдыхом после многочасовых рутинных дел. Но не только она...

  В определенные дни - в день своего рождения, в день рождения матери и ещё в некоторые дни, значения которых он не знал - Учитель делал для юноши 'праздник'. Вечером, вместо Учебы, он в полной темноте доставал откуда-то иссиня-черный шар и прикасался к нему своими тонкими усиками-вибриссами. Шар тотчас же начинал изнутри сверкать хаотически бегающими в черной глубине фиолетово-лиловыми искрами, а потом начинал излучать различные картины, объемные картины...

  В них юноша видел Золотой Чертог - так он про себя прозвал дворец или башню, полностью сделанную из сверкающего золотого кирпича, - гордо возвышающийся как знамя на вершине самой высокой в этой стране горы, изнутри весь покрытый сверкающими полированными золотыми зеркалами; Золотой Сад, густо обсаженный золотыми деревьями, по ветвям которых скакали весело вереща стайки золотых говорливых мартышек и летали золотые попугаи. А вокруг куда ни кинь взгляд - бескрайние просторы горных цепей, упирающихся седыми от снега вершинами в облака, над которыми парят гигантские многоглавые орлы, бездонные ущелья, высокогорные изумрудно-зеленые луга... Юноша, ничего не видевший в своей жизни кроме унылых плоских ледяных пустынь и карликовых елей, буквально пожирал глазами эти красоты, однако всякий раз с затаенным дыханием ожидая появления главного лица. ЕЁ...