Кто-то из ребят прослышал от стариков, будто лет пятнадцать назад гостил здесь городской парень. Был он альпинистом и решил покорить никому не дававшуюся скалу. Смельчак поднялся на самую вершину Зуба, хотел даже пристроить там какой-то знак, да вдруг увидел такое, что чуть не умер от страха. Спустился вниз. Стали его расспрашивать, но он словом ни с кем не обмолвился. Так и уехал обратно в город.

Рассказчику верили и не верили, больше сходились на том, что все это сплошная брехня. А Марина сказала:

– А все-таки бывают же настоящие ребята!

Максим ничего тогда не ответил, однако дал себе слово: непременно забраться на скалу.

И вот, поднявшись однажды с восходом солнца, он без единой остановки добрался до вершины сопки и, не тратя времени на отдых, стал прикидывать, как лучше подступиться к чертовой горе. Снизу, от кордона, Зуб выглядел чуть больше охотничьего ножа, а тут высился такой громадой, что не было, казалось, никакой возможности добраться даже до середины скалы. С трех сторон стены ее были совершенно отвесны, кое-где даже с обратными углами. Только с южной по узкому ребру лепилось некое подобие гребня, да и тот начинался где-то на высоте десяти-двенадцати метров.

Долго ходил Максим вокруг скалы, примериваясь, как лучше выполнить свой замысел. Наконец догадался закинуть снизу веревку с петлей. После нескольких безуспешных попыток удалось захлестнуть конец бечевы за нижний выступ гребня и с ее помощью вскарабкаться на цокольную часть скалы.

Теперь вверх по гребню! Он оказался нагромождением больших замшелых глыб, тянущихся почти до самой вершины, где вздымалась голая отвесная стена. Осторожно, перебираясь с глыбы на глыбу, Максим поднялся до небольшого уступа и, выбрав площадку поровнее, вытянулся на теплом камне. Здесь можно было передохнуть. Но дальше подъем оказался значительно труднее. Гребень еле держался на крутом склоне. Приходилось ощупывать каждую глыбу, каждый камень. Максим то и дело останавливался, чтобы перевести дыхание. Однако склон становился все круче и опаснее. Камни обрушивались при каждом неверном движении. А впереди была еще голая стена.

Но вот и она. Максим примостился на верхнем конце гребня и глянул вверх. Стена уходила прямо в небо. Но отступать было поздно. Отыскав глазами трещину пошире, он уцепился за нее руками и подтянулся выше. Нога встретила небольшую выбоинку. Хорошо, что он полез босиком. С выбоины можно перебраться к расселине. Потом сюда, на этот выступ. А дальше? Неужели тянуться к той, верхней трещине? Нет, за нее не ухватиться! Ни за что! Правая рука уже задеревенела. Лучше левее, там карниз. Только дать отдых руке. Так... А ногу? Куда поставить ногу! Вот тут, вроде, держит?.. Нет, осыпается, скользит. Проклятье! А если так? Держит! Теперь ухватиться за карниз. Только бы не сорвалась нога. Только бы не сорвалась!..

Время для Максима остановилось. Вернее, он потерял всякое представление о времени, лихорадочно цепляясь за малейшие шероховатости стены. Это было на грани человеческих возможностей. Пот заливал лицо, разъедал веки. Мышцы ломило от чудовищного перенапряжения. Силы почти оставили его, когда он последним отчаянным рывком ухватился за верхнюю кромку скалы и, извиваясь всем телом, взобрался на узкую площадку вершины.

Зато какой вид открылся с высоты! Вершина Зуба господствовала над всей местностью, с нее отлично просматривались и серый пятачок кордона, зажатый кольцом леса, и крохотные домики соседнего Отрадного со всеми его (улицами и переулками, и черный прерывистый пунктир дороги, и тонкая петляющая ниточка Студеной.

А когда он осторожно, боясь оторваться от поверхности узкой, как гладильная доска, площадки, повернулся лицом к северу, то увидел Гнилую Падь, Лысую Гриву, Даже часть котловины с загадочным озером, на котором он побывал несколько лет назад и где впервые услышал таинственную музыку, преследовавшую его потом всю жизнь. Казалось, это было совсем рядом. Только Грива белела теперь маленьким, будто игрушечным, уступчиком, а озерная котловина выглядела чуть больше птичьего гнезда.

Сколько воспоминаний было связано с этими местами! Максим привстал, устраиваясь поудобнее, и вдруг заметил под самым подбородком два тонких металлических кольца. Что это может быть? Гладкие, идеально закругленные скобы, цветом похожие на когда-то найденную в обрыве шестерню, торчали на самом краю площадки по линии, идущей прямо к озерной котловине. Он попробовал вырвать их из скалы. Не тут-то было! Кольца оказались намертво ввинченными в камень.

Значит, тот парень все-таки поднимался на Зуб! И вбил эти крюки, с помощью которых, видимо, спустился вниз. Как жаль, что Максиму не пришло в голову захватить с собой еще одну веревку. Но тут его мысли приняли совсем другой оборот: если парень действительно был, значит, было и то страшное, что он увидел отсюда. И сразу стало жутко. Максим инстинктивно прижался всем телом к скале, руки его невольно вцепились в камень, подбородок коснулся холодного кольца. И вдруг...

Нет, это ему не почудилось. Он ясно услышал музыку, точно такую, какая доносилась той ночью из котловины. И еле ощутимый аромат неведомых цветов точно так же вплетался в мелодию. Он поднял голову – и все исчезло, снова коснулся подбородком кольца –снова музыка. Временами ему казалось даже, что он видит нечто вроде голубого луча, бегущего к Лысой Гриве. Впрочем, день стоял настолько ясный, что весь воздух был пронизан сверкающими лучами. Однако звук и запах ощущались несомненно.

Потом подул ветер, стало холодно, и сразу зачесалась за ухом родинка, появившаяся в то утро, когда он спас таинственную незнакомку. Максим очнулся. Солнце уже клонилось на закат. Пора было возвращаться. Он тщательно изучил глазами обрывающуюся под ним стену и, наметив примерный маршрут спуска, свесил ноги вниз.

И тут произошло то, что долго потом не могло изгладиться из памяти. Несмотря на все старания, ему не удалось нащупать ногами никакой опоры. Пальцы скользили по гладкому, точно отполированному камню, не встречая ни малейшего выступа или впадины. А руки уже занемели. Еще минута – и он сорвется вниз. Холодный пот разом покрыл все тело. Смертельный ужас заставил снова вскарабкаться на вершину.

Что же делать? Что делать?! И почему он не взял с собой веревку? Он чувствовал, что ничто на свете не заставит его еще раз спустить ноги вниз. Но в спину ударил резкий ветер, и ему показалось, что в шум его вплетается неясный шепот:

– Спускайся, ветер поможет... ветер поможет... Собрав всю волю, Максим снова повис на руках. И снова ноги заскользили по отвесной стене. Страх отнимал последние силы. Руки еле удерживались на гладкой поверхности площадки. Но тут ураганный порыв ветра крепко прижал его к стене, он соскользнул чуть ниже и вдруг нащупал ногой трещину. Теперь можно было перенести руки вниз. А ветер по-прежнему вдавливал его в скалу. Он опустил другую ногу и вновь встретил упор, надежный, крепкий. С него можно было хоть глянуть вниз. Вот и еще трещинка, а под ней уступчик. Страх начал проходить. Максим передохнул и, смахнув заливающий глаза пот, спустился ниже, еще ниже... Вот и знакомый карниз, который так помог ему при подъеме. Ветер, как на руках, опустил его на эту прочную плиту. Он выл и свистел в ушах на тысячу голосов. Й Максиму тоже захотелось кричать и петь от восторга. Гребень был почти рядом. Однако то ли Максим поторопился, то ли не рассчитал своих движений, но руки его на какой-то миг оторвались от узкой, еле прощупывавшейся трещины, н, потеряв равновесие, он полетел вниз.

К счастью, это случилось уже над самым гребнем. Он лишь ободрал ладони и зашиб ногу. И все-таки какого труда стоило теперь спуститься по острым глыбам кварцита к месту, где закреплена веревка.

Было почти совсем темно, когда его разбитые в крозь ступни коснулись наконец земли, и он, окончательно обессиленный, свалился на мягкий ковер сухой хвои. Страшная скала терялась уже в синих сумерках. Ветер стих. Яркая звездочка вспыхнула над еле видимым острием Зуба. И можно было лежать и лежать, ни о чем не думая, наслаждаясь тишиной и сознанием одержанной победы. Но в голове Максима билась одна мысль: откуда взялся этот ураганный ветер, внезапно стихший, как только он спустился со скалы? И будто в ответ на это где-то в глубине сознания, словно наяву, возник образ таинственной Нефертити, – как это было и в ревущей снежной мгле, когда загадочный огонек вывел его к лесной избушке, и на Узкой таежной тропе, где неожиданный удар молнии сразил волчью стаю, и во всех других случаях, когда будто ?ама природа помогала ему выбраться из, казалось бы безвыходных положений. Но он догадывался, чувствовал, был почти уверен, что за всем этим всегда стояла она, спасенная им в детстве незнакомка – его тайна, его мечта, его Судьба...