Вы сразу показались мне добрым и порядочным человеком, я готова была даже поделиться с вами своими проблемами. Но в это время позади меня послышался шум приближающейся автомашины и я, занятая своими мыслями,
вместо того чтобы отступить в сторону, сама не знаю почему, может быть, потому, что снова вспомнила о своих преследователях, бросилась бежать прямо по дороге. Ну и... Дальше вы все сами видели.
Девушка тяжело вздохнула:
- Я понимаю, что все рассказанное мною больше похоже на сказку. Возможно, вы и не поверите мне. Но... что же мне делать? - Нуэла низко опустила голову, прикрыла ладошкой глаза, и из-под тонких пальцев ее выкатилась большая блестящая слеза.
Он ласково погладил ее по голове:
- Не плачь, Нуэла. Что-нибудь придумаем. Только... неужели ты так и не вспомнишь имя того русского горного инженера?
- Вы думаете, его можно будет разыскать?
- Почему бы и нет?..
- А если и найдем... Он стал, наверное, таким большим начальником, что не станет и разговаривать с нами.
- Ну почему же... Ведь он... ведь я... - окончательно смешался Радов. - Но ты тоже можешь не поверить, если я скажу, что...
- Я верю каждому вашему слову! - поспешила возразить Нуэла.
- И все-таки было бы лучше, если бы ты вспомнила имя этого человека.
Она смешно наморщила лобик, прикусила нижнюю губку:
- Я помню только, что имя было длинным, как у всех русских, из трех слов. И последнее из них звучало как... Вадофф или Радофф...
- Радов? - подсказал он пересохшим от волнения голосом.
- Кажется, так... Да-да, точно так! Теперь я вспомнила — Андрей Радов. Так и было написано на обложке его книги. А вы что, знаете его?
- Гм... Знаю ли я его? Нуэлочка, девочка моя, да ведь... - он выхватил из кармана паспорт и протянул его Нуэле. - Вот, взгляни! Это вместо визитной карточки.
Она осторожно раскрыла документ, медленно, по складам прочла его имя, отчество, фамилию, на минуту задержала взгляд на вклеенной фотографии, перевела глаза на лицо Радова и вдруг вспыхнула, глаза ее широко раскрылись:
- Так это вы... вы сами... тот русский инженер, тот близкий друг мамы?!
- Да, это я, хоть и далеко не большой начальник, а самый заштатный старик пенсионер. Да к тому же набравшийся нахальства назваться твоим отцом.
Она заметно смутилась:
- И теперь жалеете об этом?
- Что ты говоришь, Нуэла! Да если б я действительно был твоим отцом...
Глаза ее потеплели:
- А ведь вы в самом деле могли бы стать моим отцом, если бы...
- Если бы не нелепые законы моей страны, которые не позволили мне в свое время стать мужем твоей мамы, - закончил он с непередаваемой горечью.
- Но вы все равно как отец... Нет, больше чем отец! Ведь тогда, на дороге в лесу... И потом, все последние дни... Я не нахожу слов... поэтому позвольте мне... - она порывисто придвинулась к нему, обвила руками его шею, прижалась губами к его виску.
Волна обжигающей нежности взметнулась в душе старого геолога, пронзила каждую клеточку его тела. Он обнял ее за плечи, привлек к своей груди:
- Родная моя...
Но она уже отстранилась от него, лицо ее снова помрачнело:
- Простите, что я так... И без того я доставила вам столько хлопот. А теперь вот даже не знаю, как дальше.
- А дальше все просто. Завтра тебя выпишут из больницы, и поедем домой.
- Как... домой? О каком доме вы говорите?
- О нашем с тобой доме, ведь ты моя дочь.
- Я понимаю, это шутка. А на самом деле...
- Разве такими вещами шутят? Тогда в регистратуре я действительно назвался твоим отцом лишь в силу необходимости устроить тебя в больницу. Но теперь, узнав, кто ты и что произошло с тобой, все оценив и взвесив, я пришел к мысли, что это и есть единственная возможность помочь тебе в твоем нелегком положении. Отныне - для всех, кто нас окружает, для всех, кто нас знает, ты - моя дочь. Дочь, которую я оставил в свое время в Индии и которая вернулась ко мне. Если, конечно, ты согласишься с этим.
- Боже, как я могу не согласиться! Только... Только не подумайте, что это лишь из-за безысходности моего положения. Нет! Я согласна пожить у вас, согласна со всем, что вы говорите, потому что полюбила вас. Полюбила как родного человека!
Она снова прильнула к его груди, и горячие слезы покатились из ее глаз.
- Ну-ну, что же ты? Что же ты плачешь, моя девочка? -повторял он, поглаживая ее по голове.
- Это так... просто так... Просто от радости, от любви к вам... - шептала она сквозь слезы.
Глава пятая
По возвращении из больницы Радов прежде всего принялся за уборку дачи: помыл полы, окна, двери, пропылесосил ковры и кресла, сменил шторы. Затем занялся комнатой для Нуэлы. Он решил поселить ее в мансарде, где когда-то размещалась детская, потом была библиотека и стоял его писательский стол, за которым, уединясь от всех домашних, он часами просиживал над своими рукописями. Однако после смерти жены и отъезда детей Радов почти перестал подниматься в мансарду. Кухня да гостиная, гостиная да спальня - вот и все жизненное пространство, которое оставалось необходимым для него.
Но теперь все должно было перемениться. И прежде всего опять понадобилась мансарда. Радов убрал оттуда большую часть книг, выбросил весь скопившийся там ненужный хлам, перенес туда старинное, оставшееся от родителей трюмо, небольшой диван, поставил оставшуюся после дочери красивую деревянную кровать, разыскал в кладовке старый, но еще вполне приличный туалетный столик. Словом, превратил этот заброшенный чердачок во вполне благоустроенную комнатку, куда не стыдно было пригласить и знатную магарани.
А вечером к нему зашел Рындин.
- Ну как, готовишься к приезду «дочери»? - начал он, как всегда, в добродушно-насмешливом тоне.
- Да, навел вот небольшой порядок, - ответил Радов, стараясь скрыть досадную неловкость.
- Ну, положим, такого порядка я не видел у тебя уже лет пять-шесть. Да и сам ты сияешь как начищенный самовар. Скоро новоселье?
- Завтра или послезавтра обещали выписать.
- Что же она, совсем поправилась?
- Надеюсь, что да.
- И согласна перебраться прямо к тебе?
- У нее действительно нет другого выхода. И потом... она искренне расположена ко мне. Я так понял...
- И я так понял.
- Ты-то как мог понять?
- Ну ты даешь! - рассмеялся Рындин. - Или ты, кроме своей Нуэлы, вообще никого не замечаешь? Да я ведь тоже чуть не каждый день хожу в больницу к своей благоверной. Сколько раз мы с тобой там встречались.
- Да, в самом деле...
- А в больнице, сам знаешь, всем до всех есть дело. Словом, я рад за вас обоих. Но пора тебе подумать и о некоторых не совсем приятных формальностях. Ну, с пропиской я вам помогу: кое-какие связи у меня остались, с вашим участковым поговорю, мы с ним старые приятели. А вот с документами... Где и как она их потеряла? И вообще - скажи наконец, кто она, зачем и как сюда приехала? Или это такой секрет, что...
- Почему секрет? Я расскажу тебе все, за исключением кое-каких деталей, в которые она просила абсолютно никого не посвящать.
- Хорошо, давай без деталей.
- Так вот, первое, самое главное, во что ты наверняка не поверишь, это то, что она дочь моей бывшей невесты, оставшейся в Индии, - начал неуверенно Радов.
- Ха! В этом я был убежден давным-давно! - усмехнулся Рындин. - Достаточно было вспомнить ее фотографии, привезенные тобой оттуда.
- Сходство у них, конечно, поразительное. И все-таки для меня самого это явилось такой неожиданностью!..
- Для тебя, может быть. А я недаром тридцать лет казенную кашу ел... Что же во-вторых?
- Во-вторых, она вынуждена была бежать из Индии...
- И в этом я нисколько не сомневался. А в-третьих?
- А в-третьих, все друзья ее, с которыми она прибыла в Россию, погибли при весьма трагических обстоятельствах.
- И тут ты меня не удивил. Не зря я тебя предупреждал быть осторожным, не болтать чего не следует.