22.3.45 г. пара майора Кожедуба, вылетев на свободную охоту в районе Зеелов, встретила до 30 ФВ-190, идущих двумя эшелонами на Н — 3000 м и Н — 1000 м. Майор Кожедуб зашел со стороны солнца сзади в хвост верхней прикрывающей группе из 4-х ФВ-190, атаковал и сбил одного ФВ-190. Летчик покинул самолет с парашютом в районе 5—6 км сев. Зеелов. Ведомый атаковал и сбил второго ФВ-190 из этой же четверки, после атаки вышли левым боевым разворотом и на Н — 1000 м заметили вторую четверку ФВ-190. Кожедуб сзади-сверху с Д = 180 м атаковал и сбил второго ФВ-190, который упал в 5—6 км восточнее Гузов.

Являясь отличным воздушным снайпером и мастером летного искусства, тов. Кожедуб проявил себя отличным организатором и руководителем в деле ведения групповых боев, организации и сколачивания летного и технического состава на выполнение поставленных задач командования».

После подписания этого наградного листа на счет Кожедуба были записаны еще две победы.

Во время вылета 22 сентября 1944 года огнем немецкой зенитной артиллерии был сбит ведомый Кожедуба лейтенант Виктор Шарапов. Он выпрыгнул с парашютом над территорией, занятой противником, и попал в плен. В апреле 1945 года Шарапов был освобожден из концлагеря советскими войсками и вернулся в свой полк. Позднее, в 1949 году, по вопросу пребывания в плену вместе с С. Крамаренко он был на приеме у командующего ВВС Московского военного округа В. Сталина. Поскольку летчики 176-го гвардейского полка привлекались для участия в парадах над Москвой и Красной площадью, он был откомандирован в авиационный полк на Дальний Восток «за невозможностью использовать на парадах».

Иван Никитович до Конца дней помнил об этой потере и искренне сожалел о ней, хотя никак не мог предотвратить ее, как не мог предотвратить в свое время попадание случайного зенитного снаряда в свою машину и сам летчик.

23 марта 1945 года, вдень подписания представления к третьей Золотой Звезде, Кожедуб совершил три боевых вылета, дважды вступал в воздушные бои, по результатам которых ему был записан сбитым ФВ-190. Вот как описан этот бой в архивных документах:

«Пара Кожедуба в районе ст. Вербич вступила в бой с тремя ФВ-190 из группы прикрытия. Кожедуб атаковал ФВ-190, находящийся ниже и сзади-сверху под ракурсом 1/[48] с Д=300 м сбил его. Самолет противника загорелся и упал в районе боя. При выходе из атаки Кожедуб был атакован парой ФВ-190, находившейся выше, но безрезультатно. Пара Руденко, находившаяся выше, прикрывала атаки Куманичкина и Кожедуба.

В результате воздушного боя сбито 4 ФВ-190. Все наши самолеты вернулись на аэродром.

Расход — 232 снаряда ШВАК»*.

Конечно, сбить «фоку» с 300 метров было мудрено, но в принципе возможно. При этом снаряд (а при точной стрельбе с такой дистанции в цель из-за отдачи и взаимного перемещения попадал, как правило, только один 20-мм снаряд) должен был убить или тяжело ранить летчика, либо перебить патрубки топливной системы, либо, взорвавшись в бензобаке, вызвать на самолете пожар.

С 28 марта по 13 апреля 1945 года, в соответствии с отчетом о боевой работе полка, «проводились наземные занятия, в ходе которых от летного состава были приняты зачеты по штурманской подготовке, знанию района боевых действий, по эксплуатации материальной части, вооружению и радионавигации. Технический состав проводил регламентные работы на всей матчасти, после чего комиссией были осмотрены все самолеты и обнаруженные недостатки устранены. Вся материальная часть была подготовлена к боевой работе».

В первой половине апреля невысока была активность и авиации противника. Пик ее деятельности был отмечен в период с 16 по 23 апреля, причем 18 апреля еще наблюдалось как-то организованное сопротивление немецкой авиации. Затем оно стало беспорядочным. По советским данным, в этот день силами нашей авиации было проведено около 250 воздушных боев, сбито в воздухе до 200 самолетов противника. Всего за апрель, по неполным данным ПВО 1-го Белорусского фронта, отмечено свыше 3750 самолето-пролетов противника, из них 830 — ночью.

16 апреля 1945 года войска 1-го Белорусского фронта под командованием Г.К. Жукова были фактически остановлены на подступах к Берлину, на Зееловских высотах. Жуков имел тяжелый разговор с И.В. Сталиным, обеспокоенным задержкой наступления на главном направлении и четко представлявшим себе возможные политические проблемы при задержке взятия Берлина. Ценой колоссальных усилий 18 апреля Зееловские высоты были взяты, а 21 апреля части 3-й ударной, 2-й гвардейской танковой, 47-й и 5-й ударной армий ворвались в Берлин.

На второй день решающего наступления Красной армии на Зееловских высотах, 17 апреля 1945 года, напряженная боевая работа выдалась и у летчиков «маршальского» полка. В тот день пара Кожедуб — Титаренко совершила четыре боевых вылета. Видя напряженную обстановку на земле и в воздухе, Кожедуб вновь попросил вылет.

«Командир отпустил нас неохотно, — вспоминает он. — Это был наш пятый вылет, и обстановка была сложная. День уже подходил к концу. В воздухе стояла густая дымка от пожаров: иной раз с самолета ничего не было видно буквально за несколько метров. А у немцев, как и прежде, под вечер было преимущество: они летели с запада, когда нас слепили лучи заходящего солнца.

Со всей строгостью предупреждаю Титаренко:

— Дима, внимательно следи за всеми моими действиями. Вылет сложный, тем более оба мы устали. Ни на секунду не ослабляй внимания. Не горячись и смотри в оба!

— Слушаюсь! — отвечает Старик.

Вылетели. Молча пересекаем линию фронта на высоте 3500 метров. Я мельком посмотрел вниз в сторону Зеелова: там шел ожесточенный бой. Подлетаем к северной части Берлина. Напряженно вглядываюсь в даль на запад. Почти ничего не видно. Мешает мгла, пронизанная лучами солнца. Да и облака появились. И вдруг я отчетливо увидел группу "Фокке-Вульфов-190" с бомбами. Они летели навстречу. Ясно — собираются совершить налет на наши войска.

Обычно я издали замечал противника и строил маневр. А сейчас из-за плохой видимости встретился с ним неожиданно, чуть ли не в лоб. Летим на встречных курсах.

Фашисты тоже увидели нас и открыли огонь. В воздухе промелькнули трассы.

Надо разобраться в обстановке, выяснить, сколько летит вражеских самолетов, а потом уж вступать в бой. Резко отворачиваю на 90 градусов. С набором высоты отлетаю в сторону—в тыл фашистов. Прикрываюсь небольшим облаком.

Считаю самолеты. Передаю по радио на КП:

— В районе северо-западнее Берлина встретил около сорока "фокке-вульфов" с бомбами. Курс на восток. Высота 3500 метров.

Противник, очевидно решив, что наша пара ушла, спокойно продолжает полет. Соотношение сил явно не в нашу пользу. Незначительный просчет — и все будет кончено. Наш долг — сорвать налет, и я принимаю единственно возможное решение: атаковать.

— Готов к бою, Дима? — спрашиваю Титаренко.

— Готов, — отвечает он.

Не знаю, что он чувствовал в ту секунду, но голос у него был ровный, уверенный.

Разворачиваемся. На предельной скорости сзади-сверху приближаемся к хвосту колонны со стороны солнца. Я подлетел вплотную к ведомому последней пары. Почти в упор открыл огонь. И самолет, разваливаясь в воздухе, рухнул на окраину города.

Фашисты заметались. Некоторые начали бросать бомбы, торопясь освободиться от груза. Боевой порядок врага нарушен. Проскакиваю мимо вражеских самолетов. Резко взмываю вверх. Титаренко — за мной. Кладу самолет на крыло, смотрю вниз. В задних рядах "фокке-вульфы" мечутся, ходят "змейками": видно, разбираются, кто же начал их бить. Несколько "фоккеров" поворачивают на запад. Но большая часть продолжает полет. Как же им помешать? На помощь приходят опыт и умение. Решение найдено: надо вклиниться в боевой порядок фашистов, расстроить его. Передаю ведомому:

— Держись, Старик!

Ввожу самолет в пикирование. На предельной скорости проносимся между вражескими самолетами. Стремительно атакуем их то справа, то слева. Как часто бывало в таких случаях, фашисты, конечно, вообразили, будто нас много. В суматохе сбрасывают бомбы, строятся в оборонительный круг. Но вот немцы опомнились — очевидно, приметили, что в воздухе всего два советских самолета, — и начали нас атаковать.