Заметим, что в следующем, 23-м приеме было 111 Героев и дважды Героев Советского Союза! В этом отношении он стал рекордным и получил шуточное название — «Золотая орда».

В то время Герой Советского Союза, впоследствии генерал-полковник авиации и командующий дальней авиацией СССР в течение пятнадцати лет, Василий Васильевич Решетников разрывался между занятиями на курсах командиров полков в академии и соблазнами мирной жизни: «Учился я без особого рвения — рядом была Москва. Голодноватая, неустроенная, но веселая, неунывающая. Бушевала богема, влекла к себе задиристой вольницей и беззаботностью».

В.В. Решетникова всегда отличало великолепное чувство юмора и завидный слог, его литературный талант был отмечен еще Алексеем Фатьяновым и Михаилом Светловым. Он впервые увидел Кожедуба в ДК Монинской академии в сентябре 1945 года:

«Мы смотрели какой-то приключенческий фильм, и в передних рядах кто-то постоянно вскакивал, хлопал сиденьем, порой выбегал к экрану, громко, с применением, как сегодня принято говорить, "неформальной лексики" удивлялся увиденному и в избытке чувств, столь же громко, комментировал его.

На мой вопрос соседу:

— Что это за чудак? — мне кратко ответили:

— Кожедуб!»

В сентябре 1945 года Иван Кожедуб совершил долгожданную поездку на родину. Несмотря на объективные сложности послевоенного быта, на предельную разруху и бедность, поездка на Украину стала для него памятной. Встречи были очень теплыми, радушными и, насколько это было возможным, хлебосольными.

Тогда Иван Никитович посетил Киев, Чугуев, Харьков, Шостку, родную Ображеевку. В Ображеевке, как и в других местах, к встрече готовились заранее. Выписали для этого продукты, раздали национальную одежду, приодели оставшихся в живых родственников и знакомых.

В Киеве Кожедуб посетил спецшколу ВВС, где обучались ребята из Киевской, Житомирской и ряда других областей Центральной Украины. Герой Советского Союза, заслуженный летчик-испытатель СССР А.С. Бежевец, проведший впоследствии сложнейшие испытания МиГ-25 и МиГ-27 (за испытания МиГ-27К он был удостоен Государственной премии), в 1945 году был 16-летним курсантом Киевской спецшколы № 13 и участвовал в памятной встрече с прославленным летчиком:

«Хочется вспомнить еще один приятный эпизод, который произошел в 1945 году. Руководство школы организовало встречу всех учеников с трижды Героем Советского Союза майором Кожедубом И.Н. Встреча происходила во дворе спецшколы. Кожедуб находился на некотором возвышении, на крыльце. Конечно, я сейчас не помню, что он тогда говорил, но нам очень понравился его внешний вид. Несмотря на свои большие военные заслуги, выглядел он очень молодо, разговаривал без всякой напыщенности и показного превосходства над нами. Роста он был среднего. Казалось, сними с него китель со звездами, он мало чем отличался бы от нашего брата.

К сожалению, больше таких встреч с прославленными асами Великой Отечественной войны не было. А жаль! Безусловно, они прививали любовь к авиации, воспитывали чувство патриотизма».

Вскоре изменения произошли и «в кабине». 8 ноября 1945 года Иван Кожедуб встретил в монинской электричке красавицу десятиклассницу Веронику. Вот как вспоминала Вероника Николаевна свои первые встречи с будущим мужем, о том, как она вышла замуж:

«Однажды в электричку напротив меня сел молодой майор в летной шинели. Он краснел, ерзал, тихонько покашливал, в общем, хотел заговорить, но стеснялся. Чувствовалось, что он хочет познакомиться. Трусов я никогда не любила и старательно читала какую-то книгу. Так и не заговорив со мной, он вышел на станции Монино, сказав на прощание: "До свидания". В следующий раз я увидела его в той же электричке, продиравшегося через плотно стоявших людей. Как Иван впоследствии рассказал мне, он искал меня в электричке несколько раз, проходя ее из конца в конец. При нашей второй встрече он был более решителен — краснея, назвал свое имя и после нескольких слов пригласил меня на танцы в монинский гарнизон. Надо сказать, что в кавалерах, тем более на этом монинском направлении, проблем тогда не было. Но танцы в монинском гарнизоне были вещью весьма заманчивой для молодой девчонки, и я, совсем немного поломавшись, согласилась.

Мне уже довелось бывать на танцах в Монине с подружками — кто-то из них доставал приглашения, и я помнила, что добирались мы с трудом, по дороге несколько раз показывая документы и приглашения часовым. На сей раз все было гораздо проще — часовые козыряли моему кавалеру и становились во фрунт.

"Ну, — с удивлением думала я, — не иначе самого коменданта подцепила".

Пришли в Дом культуры, в фойе. Он помог мне снять пальто, при этом я ловко и незаметно сняла и убрала в сумочку маленькую розетку, прикрывавшую на моей груди необычную красивую брошь. Я была в новом, с большими нашими с мамой трудами пошитом платье и старательно ловила заинтересованные взгляды. Остановившись у зеркала, чтобы поправить прическу, я осматривала фойе и зал, стараясь отыскать знакомых. В зеркало я увидела Ивана, снимавшего шинель, и тут заметила, как сверкнули три звезды на его кителе. Человек он был тогда уже известный, я не раз видела его портреты в газетах и журналах и, не узнав его сразу, разглядела теперь.

"Так вот с кем выпало познакомиться", — подумала я, теряя интерес ко всем другим людям и чувствуя, как все подчиняется одной цели…

Вскоре Иван сделал мне предложение, и 2 января 1946 года в Монине мы расписались. Отметить событие поехали к Ивану в полк, в Теплый Стан. Шофер тогда, помню, очень спешил домой — догулять праздники — и нас не довез — то ли мы его отпустили, то ли сложно было проехать. Высадил километрах в 3-х от аэродрома — позади, в стороне Москвы, виднелось одинокое здание ВЦСПС — там, где оно стоит и сегодня. С немалым трудом, под шутки Ивана (а каково было мне, в туфельках) мы добрались до аэродромных зданий, где нас горячо и искренне поздравили Павел Федорович Чупиков, Саша Куманичкин, Дима Титаренко, несколько других офицеров. Организовали веселую дружескую вечеринку».

А через год у Ивана Никитовича и Вероники Николаевны родилась дочь, которую назвали Наташей.

Искреннюю любовь к Веронике Николаевне, своему «главному адъютанту и помощнику», своей «четвертой Золотой Звезде», Иван Никитович пронес через всю жизнь. Женщина необыкновенной красоты, очень энергичная, изящная, легкая, она была способна непринужденно поддерживать любую беседу и успешно торговаться на рынке, участвовать в многокилометровых заплывах в море и классно водить автомобиль, запоминать сотни встреченных ею людей, их имена, лица, привязанности, привычки. Она умела прекрасно играть на гитаре и петь, собирала произведения живописи, дружила со многими известными художниками, любила с фантазией готовить, помнила десятки смешных анекдотов и могла резко, но не грубо оборвать потерявшего чувство такта собеседника.

Вероника Николаевна гордилась тем, что когда-то помогла выдающемуся художнику А.И. Лактионову решить его квартирный вопрос. С большой семьей тот скромно жил в маленькой комнате, а писал в чужих мастерских по договоренности, если там было место. Вероника Николаевна вспоминала, как на одном из приемов она подошла вместе с ним к председателю Исполкома Моссовета и посетовала на то, что наблюдается противоречие между размерами картины и размерами квартиры художника. Речь тогда шла о новой великолепной картине Лактионова «Письмо с фронта». Остроумие было оценено, соответствующие обещания были даны, свидетелей было много. Вскоре Лактионов получил новую просторную квартиру с мастерской, за что был благодарен Веронике Николаевне долгие годы.

…Учеба в Академии ВВС поначалу давалась Кожедубу нелегко — отвлекали бесконечные приглашения на вечера, праздники, юбилеи, проезжавшие через Москву — Монино многочисленные друзья. По натуре добрейший человек, он был не в состоянии, как Покрышкин, твердо кому-то отказать, напомнить в ответ на надоевшие приглашения, что он «боевой офицер». А ведь даже у волевого Покрышкина в этом отношении были проблемы.