Поспешный развод убывающих и прибывающих полков был связан с нехваткой аэродромов у китайско-корейской границы, готовых для приема реактивных самолетов. В то же время поспешность, с которой летный состав прибывающих полков приступал к боевым действиям, была очевидной ошибкой и командования корпусом, и вышестоящих командиров. Это стало причиной относительно высоких потерь именно в первых боях. Удивительно, но, как и в начале Великой Отечественной войны, в Корейской войне преемственности боевой работы почти не существовало — она оставалась на уровне случайного личного общения пилотов между собой. Достижения и ошибки — тактические приемы, военные и летные хитрости — редко обобщались даже на уровне эскадрилий, еще реже — на уровне полков.

В годы Великой Отечественной войны, когда требовалось предельное напряжение сил, максимальная концентрация, в лучших полках и дивизиях эти недостатки были устранены. Молодежи давали возможность облетать машины, опробовать оружие, постепенно втянуться в боевую работу, ее посылали на боевые задания в составе опытных групп, предупреждали о тактических ухищрениях противника, предлагали различные способы выполнения заданий. Задачи эти решались на государственном уровне — «Красная звезда», «Сталинский сокол», газеты воздушных армий, армейские совещания и конференции пропагандировали боевой опыт, рекомендовали способы решения поставленных задач.

Но здесь, на корейской границе, где ход воздушной борьбы коренным образом отличался от боев Великой Отечественной войны, вновь были повторены старые ошибки. Отсутствие преемственности боевого опыта имело место до конца боевых действий в Корее, что конечно же приводило к новым потерям, снижало уровень боеготовности частей. Причина такого положения видится прежде всего в жестком режиме секретности, покрывавшем корейскую командировку. Это наложило отпечаток и на издание специальной литературы, и на проведение семинаров и конференций, и даже на общение летчиков по темам воздушной борьбы. О боях говорить открыто они могли только в общежитиях, столовых, домиках отдыха и на рулежных дорожках аэродромов.

Жили советские летчики в авиагородке аньдунского аэродрома, находившегося в полутора-двух километрах к северу от аэродрома, по дороге в город Аньдун. Летчики размещались в общих комнатах на 10—12 человек, в добротном и красивом двухэтажном доме, в котором еще лет шесть назад жили японские летчики. Неподалеку на возвышении стоял еще один двухэтажный дом. В нем размещалась просторная столовая и конференц-зал. Все дома в авиагородке были построены в японском стиле — легкие, но прочные и надежные. В авиагородке китайцы сохранили заведенный порядок: между домами были проложены аккуратные дорожки, их обрамлял бордюр, за ним, на равных расстояниях, росли ухоженные деревья.

Здесь же было еще полтора десятка небольших одноэтажных двухкомнатных домиков. В одном из них разместили командира дивизии И.Н. Кожедуба и его замполита Н.В. Петухова, в другом — подполковника Чупрынина и начальника ВСС дивизии подполковника Д.С. Титаренко, в третьем — штурмана дивизии подполковника Калмыкова и инспектора по технике пилотирования подполковника С.Ф. Вишнякова. Семь домиков были отданы командиру корпуса генерал-майору авиации И.В. Белову и его штабу. Похожие, но только однокомнатные домики стояли на краю аэродрома. В них размещались летчики в ожидании вылета.

КП Кожедуба располагался в сопке, на западной стороне аэродрома. В одном-двух километрах от аэродрома стояли антенны радиотехнических станций П-3. Станции позволяли обнаруживать самолеты противника, летящие на высоте 3500—5000 метров, на расстоянии 100—150 км, а цели, шедшие на больших высотах (в ясную погоду до 11—12 тысяч метров) на удалении от аэродрома до 240 км. Наличие станций исключало скрытный подход и неожиданную атаку самолетов противника. В то же время иногда с радиотехнических станций поступала неверная информация о типах и количестве атакующих самолетов противника, поскольку разрешающая способность станций была тогда сравнительно невелика.

Тип атакующих машин, высоту полета цели, ориентировочное количество самолетов в группе определяли по характеру импульсов. Операторы РТС одновременно контролировали до девяти целей в различных азимутах. Характеристики целей передавались планшетистам, которые их вели. По данным планшетистов принимали решения командир корпуса и командиры дивизий. После команды на вылет в течение нескольких минут уточнялся курс, высота и тип самолетов противника, и соответствующие команды поступали ведущим групп истребителей.

На предшествующем атаке последнем этапе процесса наведения очень много зависело от командиров групп истребителей. Как правило, это были командиры полков и комэски. От их действий зависела результативность первой атаки и, как следствие, всего воздушного боя. Е.Г. Пепеляев и С.Ф. Вишняков выстраивали свои атаки очень расчетливо и точно, хорошими ведущими показали себя С.П. Субботин, А.И. Митусов, Б.В. Бокач, Н.К. Шеламонов.

Однажды, когда не было погоды и полетов, Пепеляев и Кожедуб, беседуя, прохаживались по краю мокрой взлетной полосы. Кожедуб вдруг указал на задумавшегося летчика, сидевшего у домика и печально чертившего палочкой что-то у своих ног.

— Знаешь, о чем он сейчас думает?

— Наверное, придумывает какие-то новые тактические приемы? — предположил Пепеляев.

— Э-э. — Кожедуб махнул рукой и улыбнулся. — Он думает: как бы меня не сбили.

Несмотря на хорошие бытовые условия — отличное питание, свежие газеты и журналы, небольшую библиотеку, почти ежедневный показ фильмов, у летчиков, ведущих напряженную боевую работу, почти не было возможности отдыхать: полеты сменяла подготовка, подготовку — полеты. Командир 196-го ИАП Герой Советского Союза Е. Г. Пепеляев вспоминал, что за все десять месяцев пребывания в Аньдуне он смотрел фильмы один-два раза.

Летчиков, испытывающих в ходе боев и боевого дежурства значительные психофизические нагрузки, предполагалось регулярно, раз в два-три месяца, направлять на 7—10 дней в специально организованный китайцами санаторий. Большинство летчиков за период боевой работы побывало там два-три раза, а вот командиры полков и лучшие комэски смогли посетить санаторий лишь по разу.

— Там было аккуратно, чисто, спокойно и отдохнуть удавалось, — вспоминает Е. Г. Пепеляев.

Первый боевой вылет 176-й гвардейский ИАП дивизии Кожедуба совершил 2 апреля 1950 года — на перехват разведчика РБ-45, прикрытого десяткой «сейбров». Однако достать противника, шедшего на высоте около 13 000 метров, наши истребители не смогли.

3 апреля произошло несколько боевых столкновений и дивизия понесла первую потерю. В результате атаки пары «тандерджетов» был подбит, а на преследовании — атакован парой «сейбров» и сбит МиГ-15 гвардии старшего лейтенанта П.Д. Никитченко. Летчик погиб.

Позднее в боях были повреждены самолеты гвардии старших лейтенантов Рейтаровского и Вердыша. Машины этих летчиков были разбиты при посадке, Рейтаровский получил легкое ранение, Вердыш остался цел.

Кожедуб, пунцовый от гнева, громко возмущался действиями опытных летчиков Шеберстова, Геся, Васько — ведущих групп, допустивших потери.

— Что-то, Саша, ты совсем ослаб, — пенял он своему соратнику Герою Советского Союза А.Ф. Васько, — или без Виктора уж и не видишь ничего?[51]

— Ругался ли Кожедуб, употреблял ли крепкие словечки? — задал я как-то вопрос Евгению Георгиевичу Пепеляеву

— Да нет, — усмехнулся тот, — он и ругаться-то не умел. Когда внутренне кипел, то краснел — это было заметно.

Позднее, после разбора пленки ФКП, дивизии была зачтена первая победа, отнесенная на счет гвардии капитана Ивана Яблокова, «прицельно атаковавшего "сейбр" на встречных курсах… с 600 метров».

Заметим, что вероятность такой победы крайне невелика, и она может быть достигнута лишь прямым попаданием снаряда в летчика. При этом летчик «сейбра» спереди и сзади был защищен броней и экраном, а в козырек фонаря было вмонтировано 70-мм бронестекло. Хотя при атаке на встречных курсах, когда относительная скорость снарядов фактически удваивалась, такая броня была малоэффективна.