Сутки прошли в хлопотах. Обнаружилась прорва дел, о которых Гвоздев даже не подозревал. Надо сменить оба комплекта сигнальных флагов, получить шкиперское имущество, пополнить боезапас, заменить две помпы, срок службы которых истекает через месяц… Несмотря на распоряжение комбрига, почти все пришлось выколачивать с боем. Даже ветошь и ту интенданты пытались «поприжать».

Наконец все было готово, и Гвоздев поехал в штаб. Комбриг задержал его ненадолго, что Гвоздева чрезвычайно обрадовало. Оставалось еще часа три для Тани. За всеми хлопотами и заботами он ни на минуту не забывал о ней. Последний раз он видел ее неделю назад, когда был в штабе на совещании. Им удалось поговорить минут двадцать, не больше. Потом несколько раз говорил с ней по телефону. А сегодня, как назло, у нее был выходной день, и он не смог предупредить ее.

Во всех окнах общежития горел свет. В коридоре пахло пирогами, где-то играл патефон. Гвоздев вспомнил, что сегодня суббота.

Четвертая дверь направо. Постучал. Из-за двери услышал голос Тани:

— Войдите.

Он распахнул дверь. И сразу увидел Савина. Тот сидел за столом, откинувшись на спинку стула. Напротив, спиной к двери, сидела Таня. На столе стояла бутылка вина, лежали два лимона, коробка конфет.

— Извините, я, кажется, ошибся дверью, — сказал Гвоздев.

Таня резко обернулась, удивленно вскинула брови, что-то сказала. Но Гвоздев не слышал ее, он захлопнул дверь и выскочил на улицу…

Ушел! Вот чудак, неужели он истолковал этот визит Савина, как что-то такое?.. Как он мог о ней так подумать? Нелепо.

А Савин самодовольно продолжал:

— Я уже говорил с комбригом, он обещал комнату в новом доме, если женюсь. Служба у меня теперь спокойная — от и до. Вы, конечно, будете учиться, работать вам незачем.

— Слушайте, Костя. Ну, почему вы такой нудный?

Он не обиделся.

— Я вам, Танечка, говорю, исходя из жизненного опыта. В вас еще много такого, знаете ли, наивного. Вы еще не знаете жизни. Я знаю, что вы меня не любите. Но я уверен, что со временем вы привыкнете ко мне.

— Нет, Костя, к вам я никогда не привыкну.

— Ну, это как сказать. Если крепость нельзя взять штурмом, ее берут длительной осадой.

— Эх вы, стратег! Я вас очень прошу: уйдите! Вы мне просто надоели.

— Вы меня гоните?

— Господи! Ну, неужели вам даже это не ясно?

— Хорошо, я уйду.

Савин встал, надел шинель. Потом спросил:

— Скажите честно: Борис к вам приходил сейчас?

— Думаю, что да.

— Тогда понятно. Сожалею, что помешал вам попрощаться.

— Почему попрощаться? — насторожилась Таня.

— Завтра его здесь уже не будет.

— Но он вернется.

— Вряд ли. Сюда он вряд ли вернется.

Таня встала, подошла к Савину, взяла его за рукав:

— Договаривайте. Я вас очень прошу. Куда они уходят?

— Вот этого я не могу сказать. Просто перебазируются.

Таня опустилась на стул.

— Какая же я дура! Ну почему я его не вернула?

Она не слышала, как ушел Савин. Ею овладело какое-то безразличие ко всему, она сидела, ни о чем не думая, ничего не видя и не слыша. Не заметила даже, когда пришла Настя.

— Ого, ты кого-то ждешь? — спросила Настя, разглядывая бутылку. — Мускат. Крымский. В наших краях большая редкость. Где ты достала?

Таня долго смотрела на Настю непонимающим взглядом. Наконец до нее дошел смысл того, о чем говорила Настя.

— Это Савин принес. Выкинь ее в окно, — устало сказала Таня.

— Да ты что, чокнутая? Давай-ка лучше выпьем. — Настя открыла тумбочку, достала две чашки.

— Ты знаешь, Гвоздев уходит отсюда, — сказала Таня.

— Куда?

— Не знаю. Завтра.

— Жалко. Интересный парень. Я бы за такого, не задумываясь, пошла замуж.

— Ты только об этом и думаешь.

— А о чем же я, по-твоему, должна думать? — вспылила Настя. — Мне уже двадцать шесть. Еще годик-два, и я вообще никому не нужна буду. Если хочешь знать, я сюда только затем и приехала, чтобы выйти замуж. Мы здесь народ дефицитный. Иначе, думаешь, я бы поехала в эту дыру?

Вдруг Настя как-то разом остыла, подошла к Тане, обняла ее и ласково спросила:

— Ты его любишь?

— Не знаю. Наверно, да.

— Так что же ты тут сидишь? Иди к нему, может, успеешь. Я за тебя завтра подежурю.

— А это удобно?

— Ну и глупышка же ты, Танька!

Настя сдернула со своих плеч пуховый платок и бросила его Тане:

— Возьми, а то застудишься. Может, в кузове придется ехать. И валенки надень…

Попутных машин не было. Таня постояла минут двадцать и пошла пешком.

Дорога петляла, как заячий след. Она то круто взбиралась на сопку, то, доверчиво прижимаясь к скале, бежала вдоль берега. Идти в валенках было непривычно и тяжело. Таня чутко прислушивалась, но, кроме шелеста волн, ничто вокруг не нарушало тишины. Однажды она услышала звук мотора. Но это была не машина, а катер. Он прошел где-то внизу, недалеко от берега.

Занимался рассвет. Скоро наступят полярные дни, круглые сутки будет светить холодное солнце. В прошлом году Таня долго не могла привыкнуть к этому, страдала бессонницей.

Она шла и думала о том, что скажет Гвоздеву. А может быть, он просто не захочет ее видеть? Он, наверное, сердится. А за что? Все получилось так глупо.

За сопкой светило солнце. Внизу широко раскинулась бухта. На ее серебристой глади недалеко от берега торчала темная бородавка небольшого острова. К нему протянулась узкая лента причала. Он был пуст. Только у самого берега приткнулся белый катер. Но людей не было видно.

Опоздала!

Таня села на обочину дороги и долго плакала. Потом поднялась и устало побрела к стоявшему на берегу бараку. Раз есть катер, должны быть и люди.

Она постучалась, но ей никто не ответил. Тогда она осторожно приоткрыла дверь и робко вошла в комнату.

Залитый чернилами голый стол у окна. В углу — ржавый скелет кровати. Больше ничего. Ветер носит по комнате мелкие клочки бумаги. Горит электрическая лампочка — в солнечном блеске свет ее едва виден.

Таня выключила свет и присела на кровать. Пружины жалобно скрипнули.

По коридору протопали чьи-то шаги, и в комнату вошел матрос с ведром и тряпкой. Он удивленно посмотрел на Таню, спросил:

— Вы что тут, гражданка, делаете?

Таня растерянно молчала.

— Вы кто такая? — строже спросил матрос.

— Я к Гвоздеву.

Матрос внимательно посмотрел на нее и вдруг лукаво улыбнулся:

— Так это, наверно, вы и есть Минуточка?

— Я. Но вообще-то меня зовут Татьяной.

— А капитан-лейтенант вас Минуточкой называл. Я слышал, как он с вами по телефону разговаривал.

— Где он?

Матрос вздохнул:

— Ушел. Все ушли. А я вот приборку сделаю — и домой. Отслужил. В Сибирь поеду.

— А я из Москвы, — зачем-то сообщила Таня и заплакала.

Матрос растерянно посмотрел на нее и опять вздохнул. Потом сердито сказал:

— Ну вот что. Вы мне тут на психику не действуйте. Вон стоит катер, на нем адмирал пришел. Попроситесь, может, он вас до Полярного подкинет. Наши там до вечера стоять будут. Идите быстрей, а то катер сейчас отойдет! — Матрос легонько подтолкнул Таню к двери…

— Товарищ командир, к борту подходит адмиральский катер!

— Есть! — Гвоздев положил трубку, схватил фуражку и выскочил из каюты.

Катер уже подходил к трапу. Вот он застопорил ход. Стоявший у рубки матрос зацепил отпорным крюком за нижнюю площадку трапа.

Гвоздев быстрым взглядом окинул палубу корабля. Все в порядке, вахта выстроена у трапа. Сейчас из салона выйдет адмирал.

Но вышел лейтенант и сказал:

— Адмирал просит командира спуститься на катер.

В салоне катера, кроме адмирала, сидело еще несколько штабных офицеров.

— Товарищ адмирал… — начал было докладывать Гвоздев, но адмирал жестом остановил его.

— Подойдите сюда, — тихо сказал адмирал и взглядом указал на дальний угол салона. Там на диване кто-то спал, укрывшись адмиральской шинелью. Из-под шинели торчали только валенки. Но подойдя ближе, Гвоздев увидел шаль, выбившуюся из-под нее золотистую прядь волос…