Значит – атака.

Значит – счет времени идет на минуты, если не на секунды.

Илион совершенно отчетливо, как на экране учебного фильма, представил себе суету аварийных служб - равномерное распределение запасов воздуха высокого давления, подготовка к герметизации, обеспечение порядка, подготовка средств эвакуации - и, почти как физическую боль, ощутил бесполезность этой суеты. Длинные серии глубинных бомб - это даже не выстрел в голову, это ее контрольное отсечение. После нескольких десятков взрывов не останется ни одного воздушного кармана, ни одного целого отсека. Тот, кто решился использовать флот и тяжелое вооружение – хотел уничтожить «Экстаз» надежно, так, чтобы не оставить ни единого свидетеля. Но кто? Допустим, это террористы - черные глубины человеческой психики исправно поставляли таких сумасшедших... Анархисты, нигилисты, «Священное синее небо» - но у этих отбросов не найдется ни денег, ни обученных людей для одного-то эсминца, не то, что для эскадры.

Кто еще?

Конечно, спецслужбы всех стран непрерывно вели «тихую войну», прощупывая крепость нервов и готовность обороны друг друга. Порой дело доходило до стрельбы, но это не выходило за рамки военного междусобойчика. Компании средней руки, с очень специфической репутацией, не брезговали диверсиями на промышленных объектах конкурентов - таких же специфических организаций, но это тоже была своя игра со своими правилами, и человек, нанимающийся в компанию, зарегистрированную на Каймановых островах, хорошо понимал, почему из его страховки жизни исключен несчастный случай при подводных работах.

Вооруженная эскадра. Значит, за этими людьми стоит даже не свихнувшийся миллионер из романа, а государство. Но что это за страна негодяев? Что за сумасшедшие садисты убивают детей - и для чего?

Параллельно этим мыслям он обменивался с Шафраном короткими фразами.

- Через доки?

- Да, для лодки Салинга не нужен доступ и ключи пуска.

- Аварийные батискафы? Быстрее запустим, меньше мороки.

- Нет, малый радиус хода, а те будут ходить по кругу, добивая выживших. И к батискафам поведут людей после объявления тревоги – много суеты.

Вокруг смеялись и развлекались люди, горел свет, через арку главного входа проходила давешняя детская компания. Все так же – юная наставница во главе, мрачный замыкающий позади. Детские лица горели любопытством и восторгом, смех и звонкие голоса звенели под прозрачными сводами купола.

- Они? – почти шепотом спросил Шафран, глядя на детей. – Еще?..

- Первый пункт, - одними губами произнес Крамневский. – Только они и еще те, кого соберем по пути. Возьмем человек двадцать, воздуха хватит часа на три-четыре, может быть сможем выйти из-под удара.

[Имеется в виду первый пункт главы «Подводные спасательные работы» Единого Морского Кодекса – «Количество спасаемых определяется вместимостью средств спасения».]

- Беги обратным путем, включай портовую камеру и затопление, открывай шлюз, - подытожил Шафран. – Я увожу детей через центральный, чтобы никого не потерять по пути. Поспеши, у нас минут пятнадцать, может быть меньше.

Резко встал ученый, про которого подводники успели забыть. Радюкин быстро направлялся прямо к детской группе, собравшейся у специального «гостевого» стола в самом центре купола, под единственным опорным пилоном. Шафран шагнул, почти побежал вслед за ним, занося кулак, потому что стало понятно – ученый пошел вразнос и сейчас начнет делать глупости. Скорее всего – устроит панику. На помощь уже не оставалось времени, ноги сами несли Крамневского к запасному выходу, используемому как служебный – так можно было сэкономить лишние полминуты. Оставалось надеяться, что Аркадий справится. Илион открывал люк, задекорированный под обычную дверь, когда за спиной раздался спокойный, лишь самую малость дрожащий голос Радюкина:

- А теперь, дети, сюрприз! Кто добежит до входа и пройдет за этим бородатым дядькой, сможет выйти наружу, в море, в особом скафандре! А ну-ка, наперегонки!

Стальной люк захлопнулся, обрезая звуки из-под купола, Крамневский повернул штурвал, замыкая запор и уже не скрываясь бросился по техническому коридору, под редкими лампами. Внутренний секундомер отсчитывал каждый необратимо уходящий миг.

Частично затопить камеру одиночного дока, разомкнуть сцепку, открыть замки шлюза. Загнать всех на борт, включить полное затопление, затем автоматику люка. И надеяться, что у них будет еще минут десять на маневрирование и уход «по дну» - среди взрывов глубинных бомб и разваливающихся построек, среди взрывающихся цистерн, газопроводов и воздушных пузырей. Впрочем, в этом аду оглохнут гидрофоны и ослепнут сонары, лодку, крадущуюся у дна, не заметить ни с поверхности, ни со спускаемого аппарата.

А спасательные батискафы как раз пойдут наверх, строго по инструкции - прямо к неизвестным бомбардирам…

Илион сжал зубы, до хруста, до крошек эмали, и запретил себе думать об этом.

Он добрался очень быстро, минуя растерянных людей и заметно нервничающий персонал «Экстаза». Дважды включались динамики общего оповещения, но из мембран доносилось лишь шуршание и скрип. Охранник у входа в шлюзовую был очень бледен – в руке шокер, кобура на поясе расстегнута. Он не мешал, лишь часто закивал в ответ на короткое пояснение «спасаем детей».

И в этот момент, наконец, сработало оповещение. Из динамиков раздалось «Дамы и господа, тревога. Просим всех оставаться на своих местах, соблюдать спокойствие и быть готовыми к аварийной герметизации отсеков». И неожиданно ровный, как у механизма голос сорвался:

- Тревога не учебная, ПОВТОРЯЮ, НЕ УЧЕБНАЯ!!!

«Поздно!» - с отчаянием подумал Крамневский. – «Слишком поздно!»

Часть 1. Весы судьбы

«Любое сословие своё творит,

Музыканты - трезвон и вой,

Священники - постный и набожный вид,

А медики - годных в строй»

Бертольд Брехт «Легенда о мертвом солдате»

 

Глава 1

Февраль 1960 года

/Следователь/

- Принимали ли вы участие в казнях и убийствах некомбатантов?

/Допрашиваемый/

- Конечно же, нет!

/Следователь/

Ваше участие в массовых убийствах официально подтверждено. Кроме того, при вас обнаружены соответствующие фотографические материалы.

/Допрашиваемый – находится в явном замешательстве/

Но причем здесь казни? /пауза/ Убийства? Это была рядовая работа по утилизации. Гезенк-команда не смогла прибыть по расписанию, нам пришлось выполнить ее работу.

/Следователь/

С вашей точки зрения сожжение из огнемета заживо раненых и медицинского персонала не является убийством?

/Допрашиваемый/

Убивают людей, это тяжкое преступление. А там была утилизация. Конечно, надо было исполнить уставную процедуру, в общем-то, жечь неполноценных нехорошо - долго, воняет, сложно убирать, но нам не подвезли достаточного количества патронов, и пришлось импровизировать.

/особое примечание – допрашиваемый сохраняет умеренное спокойствие, но явно раздражен необходимостью объяснять очевидные с его точки зрения вещи/

/Следователь – после паузы/

Чем отличается утилизация от убийства?

/Допрашиваемый – снова в замешательстве/

Это и так понятно, я не могу объяснять понятное.

Иван Терентьев отложил очередной допросный лист и, закрыв глаза, потер переносицу.

Местная манера оформления документации иногда убивала – сплошные дроби, не понять, где собственно речь, а где комментарий. Хотя пора бы уже привыкнуть.

На душе было серо, мрачно и тоскливо, как в окопе дождливой осенью. Он устал, по-настоящему устал от работы. Даже не столько от работы, сколько от самого факта возвращения на войну. Ту войну, которую, казалось, давно запер в самом дальнем углу памяти. Почти пятнадцать лет назад Иван плакал от счастья, высаживая в небо полный магазин своего ТТ. Плакал и не стыдился слез, потому что это был день Победы. Победы в ужасной, немыслимо тяжелой войне, которая наконец-то закончилась.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: