Так путались в ее душе сон и явь, липкие мысли и воспоминания. Она давно уже перестала понимать, любит или ненавидит Зибера и кто он в ее душе: Бог или дьявол. В минуту душевной борьбы она схватила его карточку, порвала и бросила в мусор. Горничная Роза нашла карточку и вернула ее Вере. И Вера поймала себя на том, что плачет над карточкой и прижимает ее к мокрому от слез лицу. Она нервно рассмеялась, швырнула карточку на пол, задумалась. Потом подняла фотографию и поставила на комод.

Хорошее, солнечное утро. Держа в руке раскрытую книгу, Вера скользит глазами по странице и не понимает даже коротких фраз. Мысли ее далеко: Константинополь, Средиземное море, Марсель, Париж, Андрей, потом эта встреча на раскаленной зноем улице. Потом… этот вечер, когда он овладел ею… его глаза…

— Опять, опять! — вскрикивает она и встает со скамейки.

Потянуло к людям, захотелось поговорить с фрау Бертой, забыться, потушить блеск этих неотступных глаз. Она медленно пошла к выходу из Тиргартена. На минуту задержалась у маленького озера, в чистой воде которого отражались небо и деревья, посмотрела на веселую толпу школьников и вышла на улицу. До пансиона было 10 минут ходьбы. Она вошла в дом. Фрау Берты нигде на было. Ей встретилась одна из жилиц — старая дева с болонкой на руках. Старая дева была сварливая, злая сплетница, ненавидящая людей. Вере нс хотелось с ней говорить и она проскользнула незаметно в свой коридор.

В коридоре стояла лестница, на которой у самого потолка копошился с электрическими проводами грязно одетый рабочий. Дверь в комнату Веры была открыта. Женщина заглянула в комнату и замерла от неожиданности. Около комода стоял невысокий, худой человек, который, склонившись, что-то внимательно рассматривал.

— Кто вы? Что вам здесь нужно? — спросила Вера по-русски, забывшись от странного испуга.

Человек вздрогнул, уронил что-то на комод, отскочил в сторону. Он повернулся к Вере. Лицо было незнакомое, растерянное и побледневшее. Глаза смущенно бегали, плечи согнулись, а туловище отвесило униженный, неловкий, быстрый поклон. Незнакомец почему-то торопливо пошарил в карманах пиджака и потом сказал по-русски, без всякого акцента:

— Я монтер… проверяю провода в этой комнате…

— Это не дает вам права трогать мои вещи! — гневно возразила Вера. — Что вы сейчас держали в руке?

Она подошла к комоду и увидела, что монтер, по-видимому, рассматривая карточку Зибера.

— Что вы нашли здесь интересного?

— Простите, — ответил монтер. — Но я русский, давно не бывал в русской обстановке и, попав в комнату землячки, не мог сдержать своего любопытства… и потрогал некоторые вещи…

— Вы читали надпись на карточке? — уже спокойно спросила Вера. Ей стало смешно и своего испуга и растерянности монтера.

— Нет… не читал…

По его бегающим глазам она увидела, что он лжет. Вера присмотрелась к нему. Что-то жалкое, прибитое чувствовалось в его фигуре. Ему было лет 35… может быть, 40… Лицо больное, бледное, несомненно интеллигентное. Серые, острые глаза избегали смотреть прямо. Впалые щеки, неуверенная улыбка на бескровных губах. Маленькая светлая бородка, маленькие усы. Коротко остриженная голова. Костюм рабочий, засаленный, грязный, сидящий мешком на худом теле.

— Ну, хорошо, — сказала, улыбаясь, Вера. — Земляку я — так и быть — прощу его провинность. Продолжайте вашу работу.

Монтер стал что-то делать около штепселя. Вера взяла книгу и села у окна. Но ей не читалось. Инстинктивно она чувствовала, что его колючие глаза настойчиво следили за ней: это ее раздражало. Он уронил отвертку. Вера вздрогнула и нервно повернулась к нему.

— Еще раз прошу прощения, — сказал он. — Я закончил работу.

Он поклонился и пошел к выходу. Вера заметила, что он сильно хромает.

— Постойте, — вдруг вырвалось у нее. — Как найти вас, если нужна будет снова починка? Я предпочитаю дать заработать русскому.

Он назвал свой адрес, еще раз поклонился и вышел.

Вера входила в парк, когда кто-то позади крикнул странно взволнованным голосом, по-русски:

— Сударыня!

Это могло относиться, вероятно, только к ней и Вера оглянулась. Она сразу узнала русского монтера. Он догнал ее и, сдернув кепи, сказал:

— Простите, но мне хотелось бы кое о чем спросить вас…

Вера удивленно подняла брови. Он не надевал кепи и нервно мял его в руках. Глаза умоляюще и странно настойчиво смотрели на молодую женщину.

— В чем дело? — спросила Вера. — Что-нибудь относительно работы?

— Нет, — ответил он тихо. — Не о работе. Есть у вас десять свободных минут?

Он осмотрелся и добавил:

— Вы, кажется, шли в парк. Могу ли я проводить вас?

— Пожалуйста, — ответила Вера.

Странное поведение монтера ее заинтересовало. Они вошли в сад и медленно двинулись по прямой, как стрела, аллее.

— Я слушаю вас, — сказала Вера.

Но он молчал, по-видимому, не зная, с чего начать. И вдруг спросил дрожащим, хриплым, срывающимся голосом:

— Кто этот господин, там, на фотографии?

— Какой господин? — удивилась Вера.

Она почувствовала, как кровь горячей волной ударила в голову. Ей стало вдруг странно жутко — от этого хриплого, взволнованного голоса хромого монтера.

— Вот тот… его карточка у вас на комоде, в вашей комнате.

Вера остановилась. Он смотрел на нее расширенными, неподвижными глазами. Ей показалось, что он трясется мелкой дрожью. Какое-то сильное переживание… волнение горело в его глазах.

— Послушайте… какое вам дело?

Он схватил ее за руку и торопливо прошептал:

— Это вопрос жизни и смерти для меня! Скажите, кто он? Где он теперь?

Вера вырвала руку из его цепких пальцев и гневно ответила:

— Вы сумасшедший! Что вам от меня нужно?

— Я умоляю вас, — кто он? Мне это очень нужно! Несколько лет я ищу… одного человека, но не могу найти его, он исчез, потерялся… Я нашел его… на вашей фотографии. Я хочу проверить, что я не ошибся. Кто этот господин, где он теперь? Поверьте, что не пустое любопытство толкает меня на эти расспросы, а нечто более важное… Кто бы вы ни были, — помогите мне!

— Ну, хорошо, — сказала Вера. — Его фамилия Зибер, он сейчас, вероятно, в советской армии, которая подходит к Реймсу. Довольны вы?

— Зибер?.. — пробормотал монтер. — Зибер, Зибер… не то, но что-то общее… Впрочем, фамилию можно переменить… Около Реймса? В советской армии? Вы можете дать мне сто адрес?

— Могу, — ответила Вера. — Могу дать адрес штаба, к которому Зибер прикомандирован.

Волнение монтера передалось ей. Какая-то радость, какое-то торжество сияли теперь в его глазах, сменив растерянность и робкое ожидание.

— Если вам не трудно, — забормотал он, заикаясь, — расскажите мне, где и как вы с ним познакомились. Может быть, вы присядете со мной на скамеечке? Вам неловко сесть со мной… с грязным рабочим? Но поверьте, что я из бывших… революция сделала из меня то, что я сейчас. Но все же разрешите представиться: Ринов, бывший офицер, теперь монтер.

— Я не вижу причины стесняться вас, — сказала Вера. — Лишь ваше странное… экспансивное поведение удивило меня в первую минуту. Но если все это для вас так важно, я охотно расскажу то, что знаю о Зибере.

Они сели на скамейку и Вера сжато передала историю знакомила с Зибером, выпустив все то, что лежало на ее душе тяжелым камнем. Он слушал ее с настороженным вниманием. Нервные подергивания землисто-серого лица выдавали иногда его волнение. Он не спускал с нее глаз и от него не укрылось то, что Вере почему-то тяжело говорить о Зибере. Когда она описала наружность Зибера, Ринов воскликнул:

— Это он! А Зибер, если читать эту фамилию справа налево, дает ту фамилию, под которой я его знал. Только сейчас я сообразил эту штуку! Его звали Ребиз!

— Ребиз? — повторила Вера. — Как странно!

— Да, странно… Он вообще странный… — криво усмехнулся Ринов. — Если я нас правильно понял, не особенно красивую роль он играл в вашей компании… Как вы смотрите на это?