- А он занят, да? - как-то нехорошо Магнус переспросил это. Мне стало еще более неловко.

И вправду, ябеда. Выкручивайся.

- И я подумала, что может, примета такая. Ведь бывает, что нельзя до свадьбы невесту видеть…

Мне не верят. Определенно не верят. Вон как сошлись рыжие брови над переносицей. Врать надо убедительней, Изольда.

Тренируйся!

- Полезная примета, - дядюшка Магнус отложил перо и чернильницу отодвинул. - Когда невеста страшна. Или жених - идиот… а что там со временем?

Каминные часы показывали четверть третьего.

- Замечательно, - сказал дядюшка. - Идем, милая. Погуляем.

Ну вот. Договорилась.

Дядюшка вел меня окольными тропами, на которых почти не попадалось людей. Замок Шредингера какой-то, одновременно и пуст, и полон. И богат, и беден… хотя, кажется, здесь я уже бывала. Точно, вот те два гобелена значились в описи, как чиненные, а на самом деле зияли дырами.

Прав дядюшка - воруют здесь безбожно.

Он же остановился перед дубовой дверью самого серьезного вида, впрочем, дядюшке она перечить не посмела, открылась беззвучно - слишком уж беззвучно для проржавелых петель.

- Осторожно, ласточка моя. Здесь давно никто не бывал.

Я оказалась на балкончике, до того тесном, что едва хватило места кринолину. Здесь имелась низенькая скамеечка и пара бархатных подушек.

Дверь так же беззвучно закрылась.

- Это - зал суда, - пояснил Магнус. - Ты бывала когда-нибудь на суде?

Да.

Я не хочу вспоминать об этом. И не буду. Здешний зал не похож на тот, со стенами, выкрашенными в желтовато-зеленый цвет. Здесь много камня, а вместо герба из папье-маше с потолка свисают знамена цвета лазури - немного неба для белого паладина.

- Судить - это право и обязанность лорда. Но обычно мелкие дела разбираются на месте. Старосты. Цеховые старейшины. Или суд городского управителя. Этот - высший.

Я вижу все, как на ладони. Зрители - все скамьи заполнены. Судьи - выделяются по алым плащам. Кайя вот без плаща, но он и так выделяется. Подсудимый.

Он что-то говорил, жестикулируя, но не отчаянно, скорее, как актер, который выступает на знакомой сцене.

- В чем его обвиняют?

Темные волосы. Сутуловатый и… нет, мне кажется. Креститься надо, хотя здесь не крестятся.

Не молятся.

И бога не призывают на помощь.

- В убийстве, - Магнус присел рядом. - Шесть мальчиков пропали. Их конечно нашли. Потом. Мертвыми. Их долго мучили, а после убили.

…мучили… убили…

- Ты дрожишь, ласточка моя? Мне не следовало приводить тебя сюда. Хочешь, уйдем?

Да. Конечно. Уйдем, и я выкину это место и этот суд из головы. Все станет, как прежде. Я ведь умею забывать.

- Нет. Он виновен?

Ты же знаешь, Изольда. Ты видела такое однажды. И поэтому боишься.

- Одна женщина, торгующая пирогами, видела, как он уводил сына цехового старшины. А у тела нашли платок…

Доказательства есть, но хватит ли их. Что я знаю о местных судах? Пожалуй, ничего.

- Его осудят?

Мне важно знать. И Магнус врать не станет.

- Не уверен. Кайя… слишком большое значение придает букве закона. А себе верить боится.

Букву легко спрятать за другими буквами. Главное, уметь их правильно составлять.

- Беда еще в том, что Мюрич хорошо собой владеет. Кайя просто не услышит его, понимаешь?

- Нет.

- Значит, не сказал, - дядюшка провел по бороденке, приглаживая ее. - Эмоции - тоже звук, когда шепот, когда крик. Все протекторы их слышат.

Интересный нюанс, о котором забыли упомянуть. Или нарочно умолчали? Интересно, что еще я не знаю о муже? Полагаю, многое. Тем интересней.

- Только слышат? - уточнила я.

- Ну… внушить тебе ничего не внушат. А подтолкнуть могут. Или помочь. Иногда нужно забрать у людей страх или подстегнуть яростью. Война, ласточка моя, начинается внутри человека.

Я вновь посмотрела в зал. Кайя допрашивал женщину. Я слышала вопросы, но не ответы, потому что голос свидетельницы был тих. Она боялась Кайя, и еще ошибиться, ведь тот, которого обвинили в убийстве, на убийцу не похож.

Они никогда не похожи. Тем и страшны.

- Не волнуйся, ласточка, мои людишки с него точно глаз не спустят.

Слабое утешение. Он уедет. Из города. Из страны… в этом мире хватит городов и симпатичных маленьких мальчиков. Нет. Нельзя позволить ему уйти безнаказанным. И я ведь знаю, как поступить. Но будет ли мой поступок правилен?

- Дядюшка Магнус, - я надеялась, что он поймет и поможет. - Вы не могли бы привести сюда Майло? Это мой паж. Светленький такой… только пусть поторопятся.

В Замке безопасно.

И люди дядюшки Магнуса - почему-то я сразу поверила, что люди у него серьезные - не спустят глаз с темноволосого типа, который продолжал лгать.

Я все делаю правильно. Но почему так страшно?

Золотая ласточка уколола запястье крылом. Смелее, Изольда, все получится.

И когда появился Майло, я взяла его за руку - мне самой нужна была опора - и попросила:

- Мне очень нужна твоя помощь.

- Все, что угодно, госпожа.

Синие глаза. Светлые волосы. Ангельский облик… и я собираюсь использовать ребенка? Совесть молчала. Использовать - да. Врать - нет.

- Видишь вот того человека? - я указала на типа, который застыл с видом оскорбленной гордости. - Это нехороший человек. И очень опасный. Но мне нужно, чтобы…

В зале суда было душно. Пылали камины, и жар, исходивший от них, шевелил полотнища знамен. Место это, расположенное в самой старой части замка, никогда не перестраивалось.

Стены из грубо обработанных валунов. И неровный пол. Высокий потолок с гнездами балконов. Четыре узких окна и массивные трубы дымоходов, которые, впрочем, слабо справлялись с дымом. Деревянные скамьи для свидетелей. И деревянные стулья - судьям. Обвиняемому - железная клетка. Но сейчас она пустовала: обвинению определенно не хватало доказательств.

- …и Ваша Светлость, я понимаю, что тайные мои враги, желая опорочить честное имя, обвинили меня в преступлении столь отвратительном, и ввели в заблуждение эту добрую женщину, слабость зрения которой, однако…

Этот человек не был похож на убийцу.

Он держался уверенно, как держатся честные люди. Он говорил, не слишком быстро, но и не медленно, заставляя слушать себя. И вот уже свидетельница, женщина простого рода, засомневалась: и вправду ли она видела именно его? Может, и вправду подвели глаза? Ведь было пасмурно и вечер. А плащ с беретом… плащи носят все. И берет легко купить. Что остается? Темные волосы? Так это разве примета.

Платок с монограммой на теле?

О! Это серьезное доказательство, и мэтр Мюрич всецело осознает, сколь шатким становится его положение. Он наклоняется, прижимая руки к груди, а потом протягивает их к несчастной матери, словно желая отдать собственное сердце. И женщина вытирает слезы. Она тоже верит, что мэтр Мюрич не виновен. Остальные с ней согласны. Их эмоции - смесь боли и надежды - глушат все.

Выгнать? В пустом зале будет легче.

В подземельях Магнуса - еще легче.

Но это - не правильно. Нельзя пытать людей без веских на то оснований.

Платок украли.

Наглый воришка вытащил его из кармана мэтра вместе с кошельком. О нет, в кошельке была медь, а платок не такой и новый, чтобы мэтр обратился к страже. Он простил воришку - люди должны прощать других людей - не зная, какое злодеяние тот задумал…

- Ваша Светлость, я уповаю на справедливость и закон, хранителем которого вы являетесь. И закон говорит, что я не виновен!

Он поклонился, прижимая синий берет к груди, и поклон был полон сдержанного достоинства.

- Ваша Светлость, - обвинитель был худ и нервозен. Он потел, боялся, своим страхом заглушая обвиняемого, и у Кайя не получалось ухватить именно мэтра Мюрича. - Прошу учесть, что обвиняемый преподавал в школе гильдии ткачей, обучая там мальчиков грамоте и счету.

- Конечно! Мое дело - нести детям знания!